Станкевичу звонил банкир Виталий Санин, или, как его все звали, Виталик. ОНОКСбанк, которым он управлял, входил в тройку крупнейших банков России.
— Ну что там? — включая антиподслушку, спросил Геннадий Генрихович.
— Двадцать миллионов сегодня отправили, — сообщил Санин, — время 12.45.
— Ты обещал сорок?! — помрачнел Станкевич.
— У меня налоговая инспекция в банке сидит, все документы шерстят!
— А мне плевать! — оборвав банкира, выкрикнул Хозяин. — Я обещал, что придет сорок, значит, должно прийти сорок!.. Ты все понял?!
— Гена, но мы же с тобой на прошлой неделе все обговаривали, и я считал, что убедил тебя…
— Заткнись!
Станкевич прикрыл рукой микрофон трубки и несколько секунд тяжело дышал, справляясь с волнением. Он ясно помнил весь тот разговор: он, Геннадий, тогда сказал Санину: «Виталик, я понимаю все твои проблемы, но я тебе сделал сорок миллионов, и ты должен отправить сорок. Договорились?» — «Договорились», — ответил Санин, улыбаясь своей восхитительной улыбкой с фарфоровыми зубами. И это был не первый случай, когда обаяшка Виталик пытался вести с ним двойную игру.
«Что ж, надо принимать кардинальное решение, — подумал Станкевич. — Слишком наш Виталик стал самостоятельным».
— Але?.. Але?.. Я тебя не слышу… Геннадий Генрихович?.. — нервно повторял Санин. — Гена, ну что за фокусы?! У меня нет времени на эти игры!
Хозяин поднес микрофон к губам.
— Извини, я взял таблетку и запил глотком воды, — проговорил Станкевич. — Слушай меня внимательно: необходимо, чтоб сегодня же ушла вторая половина…
— Но это невозможно.
— Сегодня! — прибавив металла в голосе, повторил Станкевич. — Я не шучу, Виталий. Ты все понял?
— Ты пойми, что я как в западне…
— Позвонишь вечером на дачу и доложишь.
— Гена, давай поговорим спокойно…
— Вечером жду звонка. Все!
— Геннадий Генрихович!..
Станкевич швырнул трубку. Вошел Кузьма, взглянул на багровое лицо шефа и усмехнулся.
— Все слышал?
Кузьма кивнул, поставил на стол тарелку с пельменями и, обжигаясь, стал есть.
— Его будем менять! — твердо заявил Станкевич. — Мне надоело уже работать с кретином!
— Ты видел, какую он дочери дачку отгрохал в Подушкине? — усмехнулся Кузьма. — Средневековый дворец — с башнями, подвалами, надворными постройками. Архитектура — класс! Думаю, пару «лимонов» выложил, если не больше. Два бассейна во дворе, вода морская, специальную установку купил. Народ в округе шалеет. А рядом же Барвиха, Президент ездит, сукой буду, если он не дал уже указание фээсбэшникам выпотрошить Виталика. Он нежный, слабый, продаст за копейку… — пожирая большой бутерброд с красной икрой, проговорил Кузьма. — Убей Бог, я этого, старик, понять не могу! Ну строй ты чего хочешь где-нибудь на Гавайях. Зачем здесь-то гусей дразнить? Нет, надо всем показать: я, ребята, классный вор! Говорят, какие-то сопляки на него уже наезжали…
— Кто? — помедлив, спросил Станкевич.
— Узнать можно…
— Узнай. А он…
— Обращался, — поняв Хозяина с полуслова, усмехнулся Кузьма. — Кстати, Грязнов самолично держал дело на контроле. Но ничего не накопал. Ни одна из группировок наезд на себя не взяла, номера «мерседеса» оказались фальшивыми.
— Это тебе Санин рассказывал? — думая о своем, спросил Станкевич.
— Ему смысла врать не было. Он так в штаны наложил, что готов был миллион долларов выложить тому, кто их найдет и ликвидирует, — засмеялся Кузьма.
— Найди этих ребятишек, — проговорил Хозяин.
— Я пробовал тогда, но…
— А ты еще попробуй! Не за «лимон».
Станкевич в упор посмотрел на Кузьму, выдержав паузу.
— Я все понял, шеф, попробую еще раз, не за «лимон», а за совесть, как говорили раньше, — доедая пельмени, усмехнулся Кузьма.
— Вот и ладненько! — поднимаясь, улыбнулся Геннадий Генрихович, посмотрел на часы. — Ладно, поехали, надо подготовиться. Завтра большой день!
Санин положил трубку, помедлил, но перезванивать и вновь объясняться не стал.
— Да кто он вообще такой?! — выкрикнул вслух Виталик и швырнул в стену со стола массивный бронзовый чернильный прибор. Он отскочил от стены, и по кабинету разнеслись рыдающие звуки. Банкир невольно усмехнулся. Кто-то из латиноамериканцев придумал эту мягкую игрушку из каучука, декорированную внешне под массивную бронзу. Она для того и предназначалась, чтобы ее сбрасывали со стола и швыряли в стену. Этой страшной на вид чернильницей можно ударить по голове, и синяка не останется. Придумали не хуже японцев, которые мастера на подобные игрушки, во всяком случае, Виталик после этого жеста немного разрядился, и ему полегчало.
Санин был словно рожден для того, чтобы сидеть в шикарных апартаментах с кондиционерами и кучей молоденьких смазливых секретарш, ибо сам выглядел как топ-модель с рекламной картинки: стройный, элегантный, с внешностью Алена Делона, не хватало только его обаяния и раскованности, да квадратный подбородок с ямочкой чуть утяжелял лицо. Однако в его сорок пять ему никто не давал больше тридцати, редкие седые волосы он тщательно закрашивал, и молоденькие девочки, естественно, бросали на него жадные взоры, ибо весь лощеный и изысканный облик Виталика словно говорил им: берите меня, пытайтесь завоевать мое сердце, ибо я богат и смогу сделать вас счастливыми. Молоденькие шлюшки с острым обонянием сразу же улавливали этот запах райского наслаждения и липли к нему как мухи на мед. И Виталик редко кому из них отказывал, но долгого рая не бывает. Он уходил, они закатывали истерики, и смирялись, получив новую шубу или путевку в Анталию. Санин научился легко и красиво прощаться.
А так в обыденной жизни ему не хватало выдержки и твердости характера, какими, к примеру, обладал тот же Станкевич, и это во многом тоже определяло судьбу и карьеру Санина. Он был под пятой и у жены, и во власти Станкевича, роптал, подчас негодовал, но в последний миг сдавался. Правда, с годами сопротивление росло, накапливалось, подобно магическому кристаллу, и сейчас, положив трубку, он не стал, как раньше, звонить своим помощникам и судорожно требовать дополнительную платежку на двадцать миллионов долларов, чтобы задобрить своего всесильного босса, он лишь швырял в стену чернильный прибор и медленно выпивал полстакана виноградного сока.
«Станкевич начал зарываться, это и дураку ясно, давно пора поставить на место этого отставного генерала», — думал Виталик и в подтверждение своих слов пальцем не пошевелил, чтобы исполнить его приказ. Хотя он понимал, что завтра шума будет еще больше. Станкевич не любил бунтовщиков и действовал методами Петра Первого: голову долой, а там и разбираться не надо. Поэтому Виталик чувствовал себя немного неуверенно, рука инстинктивно потянулась к пульту внутренней связи, но последним, почти нечеловеческим усилием воли он сдержал себя.
— Нечего, нечего! — пробормотал он вслух. — Неужели Геник не понимает, что песенка его спета?
Два дня назад банкир говорил с Шелишем. Олег Дмитриевич довольно внятно предупредил его, чтобы ОНОКС подальше держался от махинаций бывшего помощника Президента, видимо, в правительстве накопали на него приличный компромат и готовится солидный штурм укреплений Станкевича. А значит, надо побыстрее уходить в тень. Шелиш даже предложил Санину перейти работать к ним. Это обстоятельство и придавало Санину уверенности.
Виталик все помнил. И то, что банк был организован Геником, фактически на его деньги — в 1992 году по просьбе Станкевича на счет вновь открывшегося банка перечислили тридцать миллионов рублей от промышленной ассоциации ИНТЕК, тогда это были большие деньги, — и то, что благодаря стараниям Президента именно ОНОКСу передали финансирование ряда мощных строительных проектов, и последовавшая за этим помощь Швейцарского банка, организованная тем же Геннадием Генриховичем, — все это позволило Санину уже через год раскрутиться так, что с ОНОКСом стал считаться Центробанк, с которым, опять же при содействии бывшего помощника Президента, войны не возникло, а, наоборот, был установлен режим наибольшего благоприятствования.
Теперь уже и ИНТЕКа нет, ассоциация развалилась сразу после мощного вливания в ОНОКС, точно для того и создавалась, и Станкевич, выполнив свою миссию, быстро сошел с политической сцены, а Санин остался, он был и есть, весьма уважаемый, между прочим, в деловых кругах человек, бывающий на всех правительственных приемах, его знает сам Президент и всегда ласково здоровается за руку. Санин одним из первых вложил кругленькую сумму в его последнюю избирательную кампанию, взамен ему даже предлагали портфель министра, но Станкевич запретил пересаживаться в кресло госслужащего. Виталик сначала поворчал, ему хотелось побольше мелькать по «ящику», но позже он по достоинству оценил всю прозорливость Геника. За год уже третий человек Президента становился тем самым министром, и вовсе не потому, что два предыдущих оказались плохими организаторами: место было такое, горячее — экономика России трещала по швам. Виталик же не умел заглядывать далеко.
