только и думал: звук это или, может, просто ощущение — как в голове иногда, знаете, в жар, кажется, бывает, или когда долбанет что-нибудь по каске…
— Вы воевали? Была контузия?
— Легкая. Представляете, уже в Кабуле, в аэропорту, накрыли минами… Нет, пожалуй, внешнего шума тогда не было.
— Георгий далеко проплыл?
— Почти до нашего буйка. Он нырнул с кормы, как обычно, спиной, сгруппировался, развернулся и пошел. Шел точно на квадрат, быстро… А потом… потом почему-то остановился, начал кружить, метаться, будто боролся с кем-то…
— Вы все это видели?
— Каждый выдох — пучок пузырей…
— Значит, по пузырям было видно, что он метался под водой?
— Да.
— И что вы сделали?
— Ничего.
— Вы сознавали, что ваш товарищ в беде?
— Да, я был в этом уверен.
— И не пытались ему помочь?
— Хотел, но не мог. У меня подкосились ноги, появилась какая-то жуткая дрожь и слабость, чувство неотвратимой опасности… Кажется, я закричал…
— А потом?
— Потом увидел его.
— Кого?
— Георгия… Он всплывал… Еще живой… Дергался, будто его хлестали бичом… А у самой поверхности воды Георгий затих… мертвый.
— Откуда вы знаете, что он был мертв в воде?
— Я его втащил в лодку.
— Как вы в нее попали?
— То есть?
— На ней же отплыл Георгий.
— Нет, он с нее нырнул. Лодка стояла у берега.
— Когда вы сели в лодку?
— Как только увидел, что он всплывает.
— Ноги перестали подкашиваться?
— Мне было очень плохо. Физически. Но я заставил себя. Как бы отключился от тела. Когда я увидел, как Георгий бьется в воде, меня будто обожгло изнутри… Грести почти не пришлось — каких-то десять метров, наклонился — а он смотрит на меня, уже совсем мертвый… Вы видели его лицо? Тогда это было еще страшнее. Как я сам не кончился, не знаю. Трясло меня, а тут еще мачта по спине…
— Вы сломали мачту?
— Сама упала. Я потом смотрел — раскрутилась муфта, она и выпала.
— В тот самый момент, когда вы наклонились за борт? Странное совпадение.
— Странно, что не попала по голове. Было бы два трупа.
— Вы говорили, что видели в воде что-то…
— Говорил… Но я не уверен.
— И все-таки, что вы видели?
— Я не уверен, что видел. Понимаете — смутная быстрая тень, как от крыла самолета. Но в воде что-то было — голову на отсечение.
— Почему вы так уверены? Потому что Георгий погиб?
— Я знаю, что задним числом все можно обосновать. Но это я почувствовал сразу, там же. Когда схватил Георгия, сунул руки в воду — как будто не вода, а что-то живое. Как гигантская медуза — холодная и упругая… Упади я за борт — конец. Это точно.
— Когда вы увидели Савелко?
— Савелко? Уже подгребая к берегу. И Светку.
— Она прибежала раньше?
— Наверное.
— Вы не видели?
— Представьте, нет.
— Понимаю. Вы не заметили, они входили в воду?
— Нет. Сразу от берега — обрыв, очень глубоко. Это все знают. Полоса гальки узкая. Они ждали, пока я причалю. Савелко помог перенести Георгия в грот. Он очень тяжелый…
— И все же втащить его в лодку вы смогли…
— Перевалил.
— Никто не попытался оказать Георгию помощь?
— Пробовали. Искусственное дыхание, закрытый массаж… У него в легких не было ни капли воды, я с трудом разжал ему зубы — почти перекусил загубник акваланга… Но ничего не помогло.
— В каком состоянии была Сербина?
— Сначала ничего, делала массаж сердца, а потом… когда поняла… Ну, кричала, истерика, в общем.
— Что вам известно о ее взаимоотношениях с Георгием?
— Они… Когда-то были очень близки… Потом все поломалось. Больше года тому.
— Вам это рассказывал Георгий?
— Нет. Для полной ясности скажу — вы все равно это услышите от других, — что сейчас Светлана…
— Ваша любовница?
— Можно и так. Но я предпочитаю говорить «невеста».
— Это было известно и Георгию?
— Да.
— В каких он был отношениях с Левиной?
— Вооруженного перемирия.
— Из-за чего?
— Не знаю.
— Что-то личное?
— Не знаю. Скорее всего нет.
— Совместная работа Левиной с Бирюковым — это только совместная работа?
— А вы спросите у них.
— Тогда последний вопрос: что, по-вашему, произошло?
— Не знаю.
21 августа. В. Рябко
То, что казалось невозможным, — произошло: уснул на Родине, проснулся в суверенной державе. Теперь могу поверить во что угодно. Даже в месть эллинских богов; но только полагаю, что они не стали бы наворачивать сложности. Пришибли б этого Мистаки на берегу, когда у него впервые зашевелилась вредная, с их точки зрения, мысль, да и только. Зачем — вода, акваланг, бухта, невесть какой компрессор?
Итак, что мы имеем?
Мужской труп. То ли угрохали человека, то ли подставили, то ли сам напоролся. Но на что? Череп, кости — целы, внешних повреждений нет. Умер, как утверждают свидетели, но в легких воды нет. Так. Остановка сердца. Множественные разрывы капилляров. Глубина двадцать метров — не так уж и мало. Резкая декомпрессия? Плохо я в этом разбираюсь. Даже срочную служил не во флоте, в береговой обороне. И водолазов поблизости не водилось. Чтоб не водились, бросали в море, на учениях, пиропатроны. Фрогменов глушить. И рыбку. Хорошо глушили. Всплывала брюхом кверху. У людей кости целы, множественные разрывы капилляров. Гидромолот… — этим не то что фрогменов, субмарины плющили, как пустые консервные банки. Много ли человеку надо? Хороший пиропатрон… Можно просто гранату — почем они сейчас? По десять баксов, кажется? А ребята работали в прошлом сезоне в Приднестровье — оттуда и что посущественней могли тем летом вывезти, чем пару гранат. Археологов, небось, вовсе не «шмонали». Пиропатрон, взрывпакет, граната, мина, бомба, то есть если и был в бухте взрыв, то не меньше, чем трое — Макаров, Сербина, Савелко — должны были его слышать. Как этот парень сказал? «В бухте акустика, как в опере». Каждый шорох слышно. А взрыв, подводный, блямкает дай Боже! Жаль, с собой гранат нет, а то бы бросил — в порядке следственного эксперимента. Эти трое не услышать взрыв не могли. И если уверяют, что ничего-ничего такого не слышали, а взрыв был, значит — врут. Сговорились. Уж во всяком случае жених с невестой сговорятся запросто, а Савелко? А Савелко? Может, профессору промолчать выгодно? Не слышал — и все. И нет никаких убийц в коллективе. И все, что Георгий успел написать — теперь принадлежало ему. И девочку можно «за веревочку подергать», вкусненькую девочку. Чтобы скрашивала одинокие профессорские ночи после того, как прочие дамы отвернулись. Сейчас такую на девальвированные профессорские харчи не купишь.
Впрочем, Георгий мог найти что-нибудь ценнее, чем
