Ознакомительная версия.
— Не обрадовал, — с иронией закончил Голованов. — Если судить по реакции. Этакое холодное отчуждение. Не понимаю, Саша, что с этими старцами происходит? Из ума выживают, что ли? Какие-то неадекватные становятся. Или это мы слишком быстро меняемся?..
Щербак доложил, что съездил удачно. По фотографии Юлию легко узнал дежурный, сказал, что она раньше часто в их кафе бывала, а вчера прибежала, вся какая-то раскрасневшаяся, растрепанная, явно не в себе. К ее счастью, оказался один свободный комп, и она, не теряя времени, будто куда-то опаздывала, передала какое-то сообщение. После чего расплатилась и убежала. Все второпях, на скоростях. Симпатичная девчонка, а вид был такой, словно за ней кто-то гонится. В плаще, несмотря на теплый вечер, с большой сумкой в руках. Вот, пожалуй, и все. Николай, естественно, предъявил свое удостоверение, мельком сказал, что девушка, кажется, попала в беду, поэтому важна любая информация о ней, и устроился за компьютером, с которым она вчера имела дело. Соединился с Максом.
Максим, сумрачно сидящий сейчас вместе со всеми за столом с кружкой своего кофе, только кивнул, движением головы пояснив, что у него всегда порядок. И нашел все, что требовалось, и скачал. И показал толстым пальцем на распечатку, лежавшую на столе перед Турецким. Сморщился презрительно и махнул рукой, показывая, что ничего нового, это уже всем известно.
Ну да, текст именно тот, который Макс скачал несколькими часами раньше у Брентона.
Следом докладывал Агеев. Ему пришлось поднимать дела за все годы учения Осиповой в институте. Куча большая. Филипп выписал для себя тех, о ком рассказывала преподавательница, помнившая Юленьку. Она же и назвала три-четыре фамилии девушек, с которыми дружила в институте Осипова. С мальчиками у нее всегда были сложные отношения, те за ней ухаживали, но она предпочитала студентов со старших курсов. А вспомнить их фамилии преподавательница уже не могла. Она и с этими напрягалась из последних сил.
Одна фамилия — Леночки Молодкиной, которая прибыла в институт из Петербурга и туда же уехала, получив диплом, заинтересовала сыщиков. В Питере она проживала на Бассейной улице, недалеко от Парка Победы.
Уже выяснили, что на работе сегодня Юлии не было. Оставалось узнать, не появились ли дома какие-либо новости от нее. И позвонить старикам могла лишь Наташа, которую они знали как близкую подругу своей внучки, она часто бывала в их доме.
Телефон поставили на громкую связь, чтобы получить возможность послушать, а затем и проанализировать сказанное о девушке ее единственными, по сути, родственниками, других у Юлии не было.
Это был очень тяжелый для Наташи разговор. Собственно, она только спросила, дома ли подружка, и все. Дальше пошли слезы, всхлипы, причитания, просьбы, мольбы о помощи и так далее. Наташа измучилась, слушая вопли Татьяны Иосифовны, у Семена Викторовича в это время сидел доктор, мерил давление, зашкалившее за двести. Делал уколы. И закончить разговор не было возможности, и продолжать не о чем.
Филя написал на листке бумажки: «Скажи: сейчас же начинаю всех знакомых обзванивать, нельзя терять ни минуты». И она прочитала текст. А Татьяна Иосифовна успокоилась и слабым голосом попросила непременно, сегодня же звонить.
— Вот что бывает, когда одна ошибка тянет за собой другую… — неизвестно кому сказал Турецкий, может, и себе. — Если нам повезет и она отправилась в Ленинград… На машине, ночью? Да еще в грозу? Нет, не думаю… Но, наверное, надо звонить Вите Гоголеву и срочно подключить его парней из ГУВД. Нам нужен домашний адрес и телефон этой Леночки Молодкиной. И тогда засаду будем устраивать у нее. Севке придется срочно отправляться к оператору мобильной связи и в буквальном смысле дежурить там в ожидании возможных известий от Брентона. То есть вся надежда у нас теперь исключительно на этого мерзавца. Если ситуация выстроится именно так, как мы думаем…
— А кто такой Гоголев? — шепотом спросила Наташа у Филиппа, и он так же тихо ответил:
— Начальник всей петербургской милиции. Генерал-лейтенант. Большой друг Сан Борисыча.
Наташа только сделала большие глаза: такое было уже выше ее понимания. Поднять на ноги весь город — это надо же! О фигуральности выражения ей и мысль не пришла, чистая душа ее все воспринимала всерьез.
А Турецкий стал набирать питерский домашний номер телефона Виктора Петровича Гоголева, который еще недавно возглавлял в Питере уголовный розыск.
Объяснения заняли несколько больше времени, нежели Турецкий предполагал. Но Витя очень хотел знать, как сложилось у Славки, где он и что с ним после трагедии с Дениской. Затем ему надо было узнать все о здоровье Сани и его перспективах. И только потом он спросил, какая нужда заставила Турецкого позвонить. И вот тут уже ничего втолковывать не пришлось. Гоголев обычно сразу просекал то, что касалось розыска. Он только записал себе телефон в «Глории» и пообещал, что парни, которые выедут на Бассейную улицу, оттуда и перезвонят в Москву, чтобы сообщить о результатах поиска.
Ну, все, теперь остается только ждать. Сева отправился прослушивать телефон, Щербак, пользуясь тем, что рабочее время еще не вышло и в рекламном агентстве могли еще оставаться сотрудники, позвонил туда и сообщил, что приедет по срочному государственному делу. Филипп повез Наташу домой, надо же быть вежливым.
Звонок раздался где-то часа полтора спустя. Уже совсем стемнело, десятый час. Если Юлия мчалась в Питер, то она уже должна была оказаться там. Сутки прошли…
Незнакомец представился майором Соковниным. Интересно, думал Турецкий, в Питере и фамилии все какие-то старинные, дворянские… Соковнин! Что-то такое было в истории. Или похожее? Но это так, уже по ходу разговора.
А майор между тем доложил, что по указанию генерала он прибыл по указанному адресу, но дозвониться в дверь не смог, так как никто не отвечает. Соседка, вышедшая на шум, сообщила, что Леночка Молодкина действительно здесь проживает, но сейчас она в Москве. В командировке. Уже неделя как. Удалось также выяснить, что упомянутая женщина работает на петербургском телевидении и в командировку отбыла, надо полагать, в Останкино, куда же еще?
Круг замкнулся. Оставалось сердечно поблагодарить майора и его товарищей за оказанную помощь. Что-то уже лучше, чем вообще ничего. Можно было бы попросить майора справиться еще и на телевидении, там, у себя, уточнить по поводу этой командировки, но решил, что еще и такими вопросами нагружать милиционера — это уже нахальство. Значит, ждать до завтра.
Он прилег было, решив остаться здесь, никуда не хотелось ехать, потому что настроение было гадким. Но вдруг сказал сам себе: «Какого черта? У меня что, дома нет родного? У меня машины нет во дворе? Я не знаю разве, что по ночной Москве ехать до Фрунзенской набережной не больше двадцати минут?»
А еще подумал, что недавно, зайдя утром в кабинет, он был ошарашен тем, что на «его» диване лежала молоденькая, красивая девчонка. Первая мысль была: «Они уже с ума посходили от безделья? Девчонок на ночь таскать?!» Но тут же вспомнил, что сам же прошлым вечером и посоветовал спрятать здесь Наташу.
«Совсем, наверно, старый стал! — укорил себя Турецкий. — Как в том анекдоте: к молодой жене пришел, забыл зачем. И она объяснила, а он выполнил свой долг и ушел. Снова приходит, а зачем, опять забыл. Жену слушал, долг выполнял. И так всю ночь ходил — старый ишак, и зачем надо было жениться?»
Он оказался дома не через двадцать, а через восемнадцать минут, нарочно на часы посмотрел. Ирка кинулась готовить ужин, потом, зевая, ушла в спальню. А он долго пил чай, курил в открытое окно, размышлял. И все мысли сходились к одной: критическая масса готовила неприятный сюрприз. Начинающийся процесс цепной ядерной реакции деления уже сам поддерживает себя. А дальше взрыв — и тишина.
Случались в жизни ситуации, когда ты чувствовал, что «процесс пошел» и ты уже не в силах его остановить. Именно эта беспомощность больше всего и угнетала. Ты хочешь, но ничего, увы, не можешь, ибо за тебя все уже решено. Что остается? Сожалеть, соболезновать, все оправдания сводить к случайности. Ну да, по-прежнему все то же сослагательное наклонение: что было бы, если бы?.. Если бы ты внимательней прислушался к себе; если бы не поехал к Косте, которому в последнее время веришь все меньше и меньше; если бы убедился, что он бессилен уже в тех делах, которые в молодости щелкал как орешки; если бы ты, в конце концов, не оставил ему секретные материалы… И это все — твоя прямая вина. А остальное — эмоции, никому не нужные обвинения друг друга, а в результате — полный проигрыш. Твой, прежде всего, поскольку это уже дело твоей совести, и обвинить себя можешь только ты сам…
Но если Молодкина уже с неделю в Москве, как заявила ее соседка, то к кому же отправилась в Питер Юлия? Наташа!..
Ознакомительная версия.
