я хотел…
Бёрье Стрём не договорил. Он собирался было сказать, что хотел побыть один, но это означало солгать.
– Что вы знаете о Рагнхильд Пеккари? – спросил он.
«Не так много», – мысленно ответил Стольнаке, которому вдруг почему-то стало страшно весело.
– Ну, что… настоящая железная леди – вот что я могу о ней сказать. Занималась рафтингом, еще с восьмидесятых. Единственная женщина, спустившаяся по Кенигсфорсену. Работала медсестрой «Скорой помощи». А вот с мужчинами ей не везло, как я слышал. Отец ее дочери много пил, хотя и исправился после того, как они разошлись.
Бёрье и Свен-Эрик простились, с тем чтобы вскорости созвониться. Некоторое время Бёрье стоял на улице и слушал, как с крыш капает вода. В его жизни бывали периоды, когда он тосковал по матчам. На ринге все слишком запутанное и сложное забывается само собой. Есть только жизнь и смерть. Ты и противник. Тело горит от изнеможения, остальное остается снаружи.
Бывали периоды, когда Бёрье тосковал по бутылке. Как после Катскилл-Маунтинс или когда переехал в Эльвсбю. Но это давно в прошлом.
Были и женщины. Много. Они выскакивали с табличками в руках в перерывах между раундами. Сидели в первых рядах, сильно накрашенные. Делили с Бёрье постель. Он покупал им колье и меха, исходя из своих финансовых возможностей.
Но сейчас Бёрье тосковал по Рагнхильд и ее шершавым рукам – не меньше, чем по широкой отцовской спине, которую обнимал когда-то, сидя на мотоцикле. Он скучал по глазам Рагнхильд цвета неба в дождливую погоду и пропахшей костром куртке.
Рагнхильд бросила его одного возле церкви. Но ничто не кончено, пока судья не досчитает до десяти. И Бёрье пошел к ее дому.
* * *
В это время в Бриттсоммаргордене Сису-Сикке ударился в слезы. Он мотал головой, вместе со слезами выталкивая из себя звуки:
– Хва… хв…а…тит…
– Что случилось, сердце мое?
Ниркин-Юсси попробовал успокоить друга, но тот хлопнул его по руке. Кофейная чашка полетела на пол и разбилась. Подоспел персонал. В конце концов решили, что волноваться в таком возрасте опасно, и сестра сделала Сису-Сикке укол. Ниркину-Юсси и еще одному служителю пансионата пришлось его держать.
– Так что произошло? – спросил Ниркин-Юсси позже, когда прилег на постель рядом с Сису-Сикке.
Он и сам не знал, имел ли в виду события этого вечера или июнь 1962 года, когда пропал отец Бёрье Стрёма.
* * *
Ребекка минут десять дожидалась Анну-Марию в машине. Наконец Мелла вышла из дверей отделения полиции. Голова поднята. Взгляд – в пустоту, как у ребенка, которого силком тащат в школу.
– Ничего, если я сяду за руль? – спросила Ребекка.
– Эта твоя машина. – Анна-Мария пожала плечами.
Больше они почти не разговаривали. Ребекка всю дорогу злилась на себя за вопрос, который задала Мелле. Что за манера на все спрашивать разрешения? Такое поведение выдает неудачника по жизни. Настроение упало до нулевой отметки.
Они ехали в сторону Эсрейндж. Брусничный Король проживал в одноэтажной сборной вилле модели восьмидесятых годов бледно-голубого цвета. К ней с двух сторон примыкали два флигеля, так что все вместе имело форму подковы, обрамлявшей двор по периметру. Ребекка въехала в «подкову» и остановила машину.
Боковые пристройки имели, похоже, хозяйственное назначение либо служили кладовыми. К одной с краю примыкал новый гараж. К другой – что-то вроде псарни. Ребекка и Анна-Мария вышли из машины.
Все окна в боковых пристройках были заколочены кусками ДСП. Во дворе стояли три неприметные машины и четырехколесный квадроцикл с навесным плугом. Оставшееся место занимал разный мусор – ржавый автомобильный кузов без колес, гора промокшего картона, сломанный пылесос, бутылки и тому подобное, что хороший хозяин сдал бы на переработку вторсырья. На снегу выделялось большое красное пятно.
Мелла тронула Ребекку за руку и кивнула вверх. В стены, где только можно, были вмонтированы видеокамеры.
– Они наблюдают за нами.
Мелла помахала в камеру.
Ребекка позвонила в дверь, потом еще раз. Ничего не произошло. Все так же капала с крыши вода и где-то неподалеку заливалась птица.
– Что это, как думаешь?
Анна-Мария подошла к красному пятну на снегу. В нем была шерсть какого-то животного.
– Лось, – сказала Мелла. – Между тем сейчас не сезон охоты.
Ребекка подошла к окну и попыталась разглядеть что-нибудь за опущенными жалюзи. Ей не давало покоя неприятное чувство, что они с Меллой здесь не одни.
Ребекка кивнула на дверь.
– Нет, так не годится. – Анна-Мария покачала головой. – Я зайду сзади и разведаю, что там.
Мелла побрела в обход здания, что оказалось не так просто. Джинсы сразу промокли, а в ботинки набился снег. Анна-Мария явно не была готова к подобному приключению. К тому же она пропускала время семейного ужина.
«Сейчас я застряну, и вам придется меня вытаскивать», – пыхтела Мелла. Но не зря она сдержала обещание, которое дала сама себе в новогоднюю ночь, – три дня в неделю тренироваться в полицейском тренажерном зале. Только это и позволило ей наконец подобраться к окну и заглянуть в дом.
Она попала в гостиную. На коричневом кожаном диване лежала женщина с ноутбуком на животе. Анна-Мария постучала в окно.
– Эй! Откройте, полиция!
Женщина подняла голову. Мелла достала значок и показала в сторону двери. Женщина встала с дивана, и Анна-Мария пустилась в обратный путь.
– Идет, – тяжело дыша, сообщила она Ребекке. – Лежала на диване в гостиной.
Дверь открылась, и женщина высунула голову.
Вместо мятых тренировочных штанов и растрепанного «хвоста» Ребекке предстало зрелище на миллион крон, являвшее к тому же верх безвкусицы.
Дама была молода, стройна и длиннонога. В черных штанах в обтяжку, на высоких каблуках, в шелковой блузе с леопардовым принтом и расстегнутой верхней пуговицей, так что был виден край черного кружевного лифчика. Длинные завитые волосы были наполовину белыми, наполовину светло-рыжими. Губы выглядели неестественно пухлыми. Ресницы – как вымазанные смолой мохнатые мушиные лапки. Ногти, похожие на когти хищной птицы, имели ярко-синий цвет.
– Yes? – спросила дама.
– Police, – Анна-Мария прокашлялась, пуская в ход свой школьный английский. – We want to speak to Mäki. Can
