глаз.
Сису-Сикке подлечил его как мог между вторым и третьим раундом. Прикладывал лед к брови, натирал самодельной мазью на основе вазелина – кровотечение не останавливалось. Чертова бровь, она всегда подводила. И тогда Сису-Сикке сделал нечто странное. Пробормотал – не то какой-то финский стих, не то вису [40], – обращаясь к рассеченной брови или скорее к крови, которая из нее хлестала. И произошло чудо: кровь остановилась. Отступила, как вода во время отлива. Или как будто перевела дыхание. Так или иначе, бровь больше не кровоточила.
Бёрье сунул в рот капу и вскочил на ноги.
Куусела так и сыпал ударами, гонял его по рингу и снова прижал к канатам. Метил в голову, в бровь. Бёрье пригибался. Его мутило. Справа и слева подступал черный туман. И в этот момент он услышал, как финн называет его сатанинским отродьем и сыном шлюхи. То, что Куусела говорил голосом дяди и по-шведски, в тот момент не показалось Бёрье подозрительным. Это странности он осознал позже.
Реакция была молниеносной. Бёрье заметил брешь в гарде Кууселы. Финн бил его левой, подставляя незащищенную правую сторону челюсти. Левый хук – точно удар кошки лапой. Настолько быстро, что зрители, как потом они признавались, не успели ничего заметить.
И вот Куусела лежит на ринге, а судья считает. Ниркин-Юсси обхватывает голову Бёрье ладонями:
– Вот так и надо, парень. Божья рука. Сильная Божья рука. У тебя есть напор!
Сису-Сикке слабо улыбался в углу ринга, как будто не находил в себе сил подняться и обнять своего боксера…
* * *
Свен-Эрик посмотрел в задумчивое лицо Сису-Сикке.
– Похоже, пока закругляться. Айри заждалась с ужином.
– Заходите чаще, – пригласил Ниркин-Юсси. – Мы здесь, в последнем приюте, не особенно избалованы гостями.
– В по… пос… – заволновался Сису-Сикке.
– В последнем приюте, – повторил Ниркин-Юсси и положил руку ему на плечо.
– Вы могли бы организовать боксерский клуб в холле, – подал идею Бёрье Стрём. – Вы ведь еще бываете в «Северном полюсе»?
– Случается, – вздохнул Ниркин-Юсси. – Но молодежь не знает, кто мы такие.
– Х-хв… хватит, – выдавил из себя Сису-Сикке.
– Похоже, он и в самом деле подустал. – Ниркин-Юсси озабоченно посмотрел на друга. – Спасибо, что заглянули, в любом случае.
* * *
Закрывая за собой дверь комнаты Сису-Сикке, Бёрье Стрём и Свен-Эрик Стольнаке наткнулись еще на одного высохшего старичка в инвалидном кресле. Его рубашка в пятнах на груди пропахла водкой, и в руке он держал два зуба, которые, будучи замечен, тут же запихал в рот.
– О… какие люди! – запищал старичок, при этом у него во рту как будто что-то захлопало. – Неужели Бёрье Стрём собственной персоной?
Бёрье признался, что это действительно он.
– Читал про твоего папу в газете, – прошамкал старичок и утер коричневые следы снюса у себя под носом рукавом рубашки. Вид рукава говорил о том, что делал он это не впервые.
– Я знаю, за что его пришили, – возвысил он голос. – Могу поделиться, но не задаром.
– Идемте. – Стольнаке потянул Бёрье за рукав. – Те, кому действительно есть что сказать, не начинают с денег.
– Спасибо, так или иначе. – Бёрье широко улыбнулся. – Держите «пять».
Он протянул руку инвалиду, который в ответ представился:
– Ларре Гран. Я не имел в виду ничего плохого. Просто я действительно знал вашего отца и могу поделиться кое-какими соображениями насчет того, за что его убили. – Он вылупил выцветшие глаза на Свена-Эрика.
– Разве что задаром. – Бёрье Стрём озабоченно почесал в затылке. – Я столько лет в боксе… возможно, соображаю туговато, но если бы я платил каждому, кто хочет что-нибудь рассказать об отце, то на сегодняшний день мог бы издать увесистую книгу сказок. Свемпа прав.
– Черт с ними, с деньгами. – Старичок махнул рукой. – Пошли… – И он развернул кресло в сторону своей комнаты.
Бёрье и Свен-Эрик переглянулись.
– Хуже не будет, – вздохнул Стольнаке и дернул плечами. – Пойдем поболтаем, что ж…
Жалюзи в маленькой комнате были опущены. Ларре Гран поднялся с инвалидного кресла и плюхнулся в обычное, развернутое к экрану телевизора на стене.
– Istu [41], мальчики, – он сделал широкий жест в сторону неприбранной кровати.
Свен-Эрик и Бёрье присели на самый краешек.
– Только недолго, – предупредил Свен-Эрик, глянув на часы.
Айри заждалась с ужином. Стольнаке не верил, что Ларре Гран может сообщить что-нибудь путное, и не сомневался, что соблазн побыть минутку со звездой мирового бокса был единственной причиной их появления в этой комнате.
– Вы знали моего отца? – начал Бёрье.
– Не то чтобы я с ним общался, но Раймо водил грузовики у Короля. И мы вместе зависали в клубе. Какой удар был у меня левой! Выступал в среднем весе. Оке Форслинд тоже работал у Короля водителем. Слышали о нем?
Бёрье Стрём и Свен-Эрик дружно покачали головами.
– Ну Форслинд, тот еще жулик… Вся афера с фальшивыми купюрами шестидесятого года – его рук дело, – нетерпеливо объяснил Гран. – Тогда американцы продавали станки в… черт, как его…
Он шарил по карманам в поисках снюса. Открыл коробочку – и в этот момент понял, что придется выбирать между снюсом и вставными зубами. Закрыл коробочку и поморщился, напрягая память.
– Бахрейн, вот! То есть американцы решили обновить производство банкнот. Усовершенствовать печать. Поэтому пустили в ход новые станки, ну а старые продали в Бахрейн. В этом деле участвовало много транспортных компаний, в том числе и одна шведская, в которой работал Форслинд. И была там какая-то металлическая пластина, которую, по-хорошему, нужно было уничтожить, но которая тем не менее осталась в машине. Форслинд решил, что она может на что-нибудь сгодиться, и прибрал ее к рукам. В общем, был у него знакомый адвокат в Стокгольме. Собирал дорогие автомобили, ну и владел небольшой типографией. Вот так…
– И они наладили производство купюр? – догадался Бёрье Стрём.
– Ну… этому господину из Стокгольма оставалось изготовить только обратную сторону купюры. Лицевую они делали при помощи той пластины. В общем, напечатали несколько кило стодолларовых бумажек и продали каким-то спекулянтам в Советский Союз. Но адвокат совершил две ошибки. Первая – использовал очень некачественную бумагу…
