«Люди – грязь, и во имя собственного благополучия ими можно пренебречь.
Я не хочу, чтобы обезумевший от горя Ларцев застрелил меня и Чистякова, поэтому я готова предать всех и вся, лишь бы остаться в живых. Мне наплевать на его дочку, но я понимаю, что если с ней что-нибудь случится, мне не жить. Я спасаю себя. И дело я имею только с самым главным, а все эти ларцевы, гордеевы, ольшанские и прочие – такая же шушера, как и те пацаны, которые стерегут меня на лестнице и в подъезде. Шавки, которыми можно пренебречь во имя спасения собственной жизни…»
– Что с тобой? – ошарашенно спросил Леша, увидя свою подругу.
– А что?
– От тебя веет холодом, как из морозильной камеры. И лицо какое-то…
– Какое? – Она не могла позволить себе улыбнуться, чтобы не вывалиться из с трудом созданного настроения.
– Чужое. Вроде твое, а в то же время вроде это и не ты. Снежная королева.
– Так надо. Ладно, я пошла. Сиди тихо, не вмешивайся.
Она уверенно открыла дверь и встала на пороге, не сделав ни одного шага на лестничную площадку. Мгновенно снизу послышался тихий шум шагов, в пролете показалась голова симпатичного блондина с ясными глазами и пухлыми губами. Ангельское личико Настю не обмануло, она сразу заметила и оценила мягкость и гибкость походки, налитую мускулатуру, настороженно напряженную шею. «Десантник», – определила она и вполголоса сказала:
– Подойди ближе.
– Зачем? – так же тихо спросил блондин, но с места не двинулся.
– Я сказала – подойди.
Металла в голосе было достаточно, чтобы охранник послушался. Он поднялся на несколько ступеней, после чего вытащил пистолет и сделал еще два шага.
– Скажи, чтобы мне позвонили, – так же холодно произнесла Настя.
– Кому сказать? – оторопел блондин.
– Не моя забота. Мне нужен Дьяков. Пусть его пришлют.
– Зачем?
– А это не твоя забота. Ты – «шестерка» дешевая, тебе только меня охранять и доверили. Пусть мне позвонят, объясню, зачем нужен Дьяков. Жду десять минут.
Она отступила назад в прихожую и закрыла дверь. Не слишком резко, чтобы движения не казались нервными. Но и не слишком медленно.
– Ася, что происходит? – требовательно спросил Чистяков, преграждая ей дорогу.
– Помолчи, – процедила она сквозь зубы, отстраняя Лешу, и пройдя в комнату, встала у окна.
– Ася!
– Я прошу тебя, не мешай мне. Мне очень трудно сосредоточиться, ты меня сбиваешь, – холодно произнесла она.
Леша ушел в кухню, хлопнув дверью. «Стерва, – подумала Настя, – какая же ты стерва. Но, может, это и к лучшему. Примадонна из провинциального театра. Держись, подруга, извиняться будешь потом. Две минуты прошло, осталось восемь. Мальчонка, который бегал в аптеку, побежал куда-то за угол. Наверное, в автомат, звонить. А может, у него там машина стоит радиофицированная. Проверим, угадала ли я. Наружники, которые отслеживали того человека, который проверял меня в поликлинике, сказали, что он звонил в строго условленное время, но ни с кем не разговаривал. Какая-то хитрая система передачи информации, без личного контакта. Интересно, как эта система сейчас сработает? Если я не права, в течение десяти минут мне позвонят. А что будет, если я права? Забудь о девочке, забудь о Ларцеве, забудь обо всем, ты решаешь задачку, просто математическую задачку, соберись, не волнуйся, ты спасаешь свою жизнь, люди – грязь, они не стоят твоих волнений, думай только о себе. Нет таких слов, как „справедливость“, „правосудие“, „возмездие“, „преступление“, ты забыла эти слова, ты их никогда не знала. Есть ты, есть Чистяков. И есть жизнь. Просто жизнь. Форма существования белка. Четыре минуты. Ты будешь делать все, чтобы угодить им, чего бы тебе это ни стоило. Ты трезво мыслящая женщина и отчетливо понимаешь, что с ними тебе не справиться и поэтому не надо с ними воевать. Их много, а ты одна. Никто тебя не осудит, никто не посмеет тебя осудить. Пять минут…»
Она не отрывала взгляда от окна. Мокрая хлюпающая грязь на тротуарах, мокрая темная одежда на прохожих, грязные брызги из-под колес проезжающих машин. Неужели всего десять дней назад было яркое средиземноморское солнце, белокаменные дворцы, вечнозеленые деревья, синяя вода фонтанов, веселая мама и влюбленный в нее профессор Кюн, неужели всего десять дней прошло с тех пор, как она впервые за много лет почувствовала себя свободной и счастливой?
Кажется, что этого не было вообще. Никогда. Ее жизнь всегда – в холоде, грязи, страхе и боли. Даже если это лето. Даже если не болит спина.
Все равно ее жизнь – холод, грязь, страх и боль. Семь минут. Мальчонка бежит обратно. Быстро бегает, сучонок…
Звонок в дверь раздался, когда до истечения назначенного Настей срока оставалась минута. Она щелкнула замком и царственно возникла на пороге.
Блондин-десантник вполне грамотно стоял в нескольких шагах от двери: будь у обитателей квартиры нехорошее намерение схватить охранника и рывком втащить внутрь, им это никак не удалось бы.
Настя стояла молча, источая волны надменности и холодного презрения.
В глазах не должно быть вопроса, она уверена в себе и прекрасно владеет ситуацией.
– Меня просили перед вами извиниться, – ровным негромким голосом сказал блондин. – Ваша просьба будет выполнена через двадцать минут.
– Ты что-то напутал, малыш, – ответила она с ледяным высокомерием. – Это была не просьба, а требование.
Она демонстративно взглянула на часы.
– Но ты хорошо несешь службу, в десять минут уложился. Пойди возьми на полке пирожок, заслужил.
Шаг назад, мягкий щелчок дверного замка.
Она прислонилась лбом к косяку, не в силах двигаться. Сволочи, они будут держать ее в тонусе еще двадцать минут. Она не выдержит. Двадцать минут ожидания, а потом надо будет провести разговор. Разговор этот будет коротким, подолгу они не рискуют беседовать, и она должна успеть выложиться за эти минуты так, чтобы они поняли: она на все согласна, она хочет сделать так, как лучше для них. Они должны ей поверить. Другого шанса не будет. А они не поверят ей, если она будет оставаться милой интеллигентной девочкой, потому что милая интеллигентная девочка с хорошим гуманитарным образованием никогда не пойдет на сделку с преступниками.
Сделать это может хладнокровная, расчетливая и совершенно бессовестная дрянь, каковой она, Настя, и должна стать.
Она медленно, будто неся хрустальный сосуд с драгоценным содержимым, пересекла прихожую и усадила себя в кресло перед телевизором, стараясь не расплескать с таким трудом созданное состояние духа. Взяла сигарету, задумчиво покрутила ее пальцами, закурила. Почему ее просьба будет выполнена через двадцать минут? Выходит, мальчонка-спринтер бегал не звонить. Видно, время для сеанса связи еще не подошло. А куда же он бегал?
За углом его кто-то ждал, и этот кто-то и позвонит кому надо, когда придет время. Надо же, елки-палки, дисциплинка у них! Значит, она все-таки права, это какая-то сложная система бесконтактной связи. Ладно, займем мозги этим, чего зря время терять. Если бы ей, Насте Каменской, предложили организовать такую систему, как бы она это сделала?
Ей было трудно думать, сидя в кресле, не имея под руками стола и бумаги. Настя привыкла обдумывать сложные вопросы, сидя с чашкой кофе и чертя на бумаге замысловатые схемы. Но за кофе надо идти на кухню, а там сидит незаслуженно обиженный Лешка и дуется на нее. Выяснять с ним отношения сейчас не ко времени, ей надо суметь сохранить в себе надменную оледенелость. Итак, что нужно, чтобы получать информацию и чтобы в то же время никто никогда не смог тебя найти, если, конечно, ты сам этого не захочешь?
Ответ оказался на удивление несложным. Правда, организовать такую систему очень трудно, но сама идея невероятно проста. Как дважды два. И если все так, как она придумала, то становится понятным, почему посланные Колобком-Гордеевым люди так и не смогли обнаружить машину, с которой велось прослушивание ее домашнего телефона. Такой машины просто не существовало. Сегодня все кругом помешаны на новейшей изощренной технике, совершенно забыв, что всегда и во всем самым главным остаются люди.
Деньги и люди. Деньги и люди смогут то, чего не сможет даже самая совершенная техника.
Если верить часам, прошло двадцать три минуты. Нехорошо, некрасиво заставлять даму ждать…
Когда зазвонил телефон, Настя с удовлетворением обнаружила, что даже не вздрогнула. Она вполне владела собой.
– Я вас внимательно слушаю, Анастасия Павловна.
Голос все тот же бархатный, но заметно напряженный. Еще бы, с чего это вдруг строптивая и неуступчивая Каменская сама попросила их позвонить.
– Я буду предельно краткой, – сухо ответила она. – Я еще достаточно молода, чтобы не бояться смерти. Ваш друг Ларцев в плохом состоянии и являет собой вполне ощутимую угрозу моей жизни. Поэтому я самым кровным образом заинтересована в том, чтобы с его дочерью ничего не случилось.
