Ознакомительная версия.
— Передам, — тихо ответила Ирина.
— Что вы ему передадите? — уже настойчиво потребовал он. — Повторите!
Это было резко, как удар хлыста по лицу. И снова Ирина заставила себя сдержаться.
— Самая лучшая музыка — это тишина.
— Все верно, — почти ласковым голосом подтвердил он. — Благодарю и прощайте, сейчас за вами придут и отправят туда, где находится ваша машина. И ничего не бойтесь. Но, на всякий случай, постарайтесь не рисковать своей Ниночкой, прелестной девочкой, которая именно в эти минуты катается с подружкой Леной на новеньком снегоходе в Успенском, что по Рублевскому шоссе. Вряд ли мы увидимся еще раз, но, поверьте, я сохраню о нашей с вами встрече самые лучшие воспоминания. Всего хорошего.
И он ушел, этот вежливый негодяй. А она так и осталась сидеть верхом на своем осточертевшем стуле.
За ней пришли двое тех же милиционеров, что привезли сюда. Ни слова не говоря, подняли со стула, надели на голову шерстяную шапочку, которую опустили до подбородка, и, подхватив под обе руки, повели. На улице — это она поняла по холодному ветру, вмиг пронизавшему ее насквозь, — сели в машину. И снова один из них прижал ее своим туловищем к спинке сиденья, так что руки было невозможно освободить.
Ехали довольно долго. Останавливались, снова ехали. Наконец затормозили, и сидевший рядом с ней рывком сдернул с нее шапку. Ирина даже зажмурилась от яркого солнечного света, бившего в глаза.
Водитель, тот вежливый хам, слегка обернувшись к ней, улыбнулся и, протягивая ключи от ее машины, сказал:
— Брелочек красивый. — это он имел в виду фонарик из Японии, презентованный Славой. — Слышь, подарила бы? Тебе чего, другой дадут, а? А мы, заметь, пальцем тебя не тронули, хотя ведь запросто… А может, ты сама хочешь? Так тут есть одно местечко, сгоняем, а? Мы ребята ласковые, можем и по очереди, а ты телка красивая, жалеть не будешь, а? Ну ладно уж, подари, что ли, на память…
— Смотри, парень, твои дела… — А сама лихорадочно оглядывалась, узнавая, где она. Вон увидела наконец свою «ласточку» на противоположной стороне улицы.
А мент тем временем ловко отцепил фонарик от кольца с ключами, кинул их в ее сумку и отдал. Его напарник, перегнувшись через нее, распахнул дверцу справа, сильно надавив при этом своей тушей ей на грудь, и, пока она задыхалась, едва не теряя сознание, буквально выпихнул ее из машины. Ирина поскользнулась, упала на руки, стукнулась больно коленками, а их машина тут же рванула вперед и помчалась к осевой линии, нагло подрезая другие автомобили. Менты — одно слово, делают что хотят…
Успела! Даже еще не поднявшись на ноги, она изогнулась, вывернулась и прочитала-таки цифры на синем номере — букву «а» и «4721». Все, свободна!..
Она подумала, что сию секунду кто-то кинется к ней на помощь, поможет подняться. Но на нее с презрением, как на вышвырнутую из машины вокзальную проститутку, смотрела одна продавщица семечек, старая, сморщенная, закутанная в три платка, стоящая возле своего мешка. Шли мимо прохожие, торопились, не обращая внимания на поскользнувшуюся женщину — в весьма странном для такого времени года коротком платье и без верхней одежды.
Ирина поднялась и, словно оплеванная, поплелась по подземному переходу на другую сторону Бутырской улицы. Господи, как ей хотелось разреветься сейчас — громко, по-бабьи истошно, во весь голос! Видно, уходило напряжение, которое держало ее всю ночь, а теперь воля расслабилась…
Поднявшись снова на улицу, она подошла к машине, вставила ключ в дверцу и… попала в жесткие лапы новых ментов!
— Чтоб вы все были прокляты! — завопила вдруг она и стала ожесточенно вырываться, но те держали крепко.
И тогда — о господи! — раздался другой, такой же отчаянный крик:
— Ира! Свои! Ирка!..
Поскальзываясь на дороге, к ней сломя голову бежал Шурка. А с другой стороны в таком же сумасшедшем темпе приближался рыжий Дениска — без шапки, в распахнутом пальто…
Не прошло и трех минут, как она уже все знала.
Машину нашли под утро и тайно сторожили, полагая, что, если все-таки было похищение, то за ней кто-нибудь явится. А оперативники не виноваты, они же с Ириной не были знакомы. А тут подходит, видишь ли, девица, да еще в таком виде… Словом, с ними все понятно, как ясно и то, за кого они ее приняли. И поделом…
Она немедленно сообщила им номер машины, на которой вот только что умчались ее похитители, и оперативники кинулись к своей рации, чтоб сообщить о перехвате. Мужу Ирина добавила про Славкин фонарик, который забрал себе один из тех.
Потом она ревела, прижавшись лицом к груди своего Шурика. Всхлипывая, сказала, что этому Дмитрию Сергеевичу все про них известно, даже про то, что Нинка в гостях у Леночки в Успенском. И на снегоходе катается. И вот, наконец, добралась до самого главного, из-за чего, собственно, и разгорелся сыр-бор.
— Самая лучшая музыка — это тишина… — сказала она и робко посмотрела на мужа. Но он молчал, будто не слышал ее. — Ты понял, что я сказала?
Он так же молча кивнул.
— И что? — его молчание начинало раздражать.
— И все, — спокойно ответил Турецкий. — Тебе приказали передать, ты это сделала. Теперь тебе надо отдохнуть и ни о чем не беспокоиться… Да-да, я все понял, правда, только ты не волнуйся. Но, если позволишь, я хотел бы тебя прямо сейчас попросить подъехать вместе с нами на Петровку, 38, где ты поможешь нам составить фоторобот этого Дмитрия Сергеевича. Ириша, пойми, это очень важно, чрезвычайно! Важнее всех остальных дел! Помоги!
Ну что говорить, если на первом месте у него по-прежнему оставалась работа? И как отказать? Тем более увидев черные круги под глазами любимого мужа. На себя она в зеркало еще не смотрела…
Глава четырнадцатая Лед тронулся…
1
Весть из Мамырей о том, что там происходит подозрительное движение, застало Александра Борисовича в следственном кабинете Бутырок. Турецкий выслушал сообщение Дениса и, не желая прерывать допроса Сафиева, в котором появились наконец проблески перспективы, предложил действовать пока без него. В любом случае, за оперативное обеспечение расследования отвечает не кто иной, как Вячеслав Иванович Грязнов, вот из этого и надо исходить. Но оказалось, что начальник МУРа с утра на операции по задержанию тех ментов, что участвовали в похищении Ирины Генриховны.
Славка вообще бушевал, узнав об этом факте, высказал весьма резкие суждения по поводу бестолкового поведения Александра Борисовича. А когда Турецкий объяснил ему причину, по которой не решился тревожить друга посреди ночи, Грязнов просто разозлился, обозвав его дураком, раззявой и еще более нелестными выражениями, которые словно нарочно копил для этой цели — ну когда можно будет без опаски вылить на голову человека буквально все, что ты о нем знаешь и думаешь. А дело, оказывается, в том, что, по мнению Вячеслава, ни одна, даже самая замечательная б… не должна ставиться на одну ступеньку с женой друга! Во как! И это где ж он такого набрался-то? Неужто в анналах все той же французской литературы? Так там, как раз наоборот, отношение к женщине, независимо от ее профессии и общественного положения, было всегда любовным и почтительным — ну до определенной степени. А потом Турецкий был почему-то уверен, что Вика определенно не заслуживает такого пошловатого, мягко выражаясь, отношения к себе со стороны рыжего собрата. Одним словом, едва не поссорились.
И вот теперь он, вместо того чтобы отслеживать, понимаешь, джип Питера Реддвея и внимательно изучать собранные Денисом факты, шляется черт знает где в поисках очередных ментов-оборотней. Как будто их после этого станет меньше!
Ладно, поговорили, и Турецкий отключился на время, чтобы продолжить жесткий на этот раз допрос понемногу терявшего свою каменную уверенность сержанта.
Для Николая Фаридовича, как упорно обращался к нему Турецкий, и только на «вы», копия милицейской сводки, а также вырезки из газет, где в криминальной хронике упоминалось кровавое преступление в Лианозове, казалось бы, не стали чем-то неожиданным. Вероятно, он и сам знал, каким образом заканчиваются подобные дела. Другое пока было ему недоступно.
Он даже не догадывался, что главную вину за убийство уголовников следователь всерьез возложит на его плечи. А когда он понял, что все его знания в настоящий момент есть не что иное, как сфабрикованная прямо здесь, на его же глазах, туфта, на которой он попросту погорел, вот тут циничное и напускное его спокойствие словно водой смыло. Ух ты, кабы мог, так задушил бы, поди, этого гада следака! Да только руки коротки оказались… В браслетах принял его для серьезного разговора Александр Борисович.
Но вывести подследственного из себя — это была лишь первая и далеко не основная задача Турецкого. Теперь надо было теряющему контроль над собой преступнику показать на конкретных, наглядных примерах, что его ожидает в ближайшем будущем. За что? А за то, что оклеветал подельников и послал их на смерть. Кто поверит, будто его нарочно подставили? Митяй? А почему Сафиев так уверен в этом человеке, если ни разу его в глаза не видел?..
Ознакомительная версия.
