— И ты нашел сторожа? — спросил Адамберг, залпом выпив стакан воды.
— Не дрейфь, взял его за жопу прямо в пикапе. Разговорить мужика оказалось целым делом. Сначала он выпендривался и вешал мне лапшу на уши. Тогда я надавил — пригрозил ему тюрьмой, если не прекратит морочить мне голову. Мол, за отказ сотрудничать и сокрытие доказательств полагается срок. Дальше мне и рассказывать-то неловко. Адриен, может, сам закончишь?
— Сторож, Жан-Жиль Буавеню, — начал Данглар, — в воскресенье вечером видел внизу на тропе человека. Он вооружился биноклем ночного видения и стал караулить.
— Он следил за ним?
— Буавеню был уверен, что этот мужик — педик и явился на свидание с дружком, — объяснил Санкартье. — Сам знаешь, на тропе у них гнездо.
— Да. Сторож спрашивал меня, не из «этих» ли я.
— Ему было интересно, — продолжал Данглар, — вот он и прилип к ветровому стеклу. Буавеню — замечательный свидетель, очень внимательный. Он обрадовался, услышав, что кто-то идет, рассчитывая на бесплатный спектакль. Но все пошло не так, как он рассчитывал.
— Почему он так уверен, что речь идет именно о ночи на двадцать шестое октября?
— Потому что это было воскресенье и он злился на воскресного сторожа — тот не вышел на работу. Буавеню увидел, как первый мужчина — высокий, с седыми волосами — ударил второго палкой по голове. Второй, то есть вы, комиссар, рухнул на землю. Буавеню затаился. Высокий старик выглядел опасным человеком, и сторож не хотел вмешиваться в семейную ссору. Но смотреть продолжал.
— Приклеившись задом к сиденью машины.
— Именно так. Он думал, точнее, надеялся, что увидит сцену изнасилования бесчувственной жертвы.
— Можешь себе представить? — спросил покрасневший Санкартье.
— Высокий начал развязывать шарф на своей жертве, потом расстегнул куртку. Буавеню сросся с биноклем и едва не пробил лобовое стекло. Седой взял ваши руки и чем-то их связал. Ремешком, решил Буавеню.
— Ремнем, — сказал Санкартье.
— Да, ремнем. Но на сем раздевание закончилось. Старик всадил вам в шею шприц, Буавеню в этом уверен. Он видел, как тот вынимал его из кармана и проверял.
— Ватные ноги, — сказал Адамберг.
— Я говорил вам, что эта деталь меня смущает, — сказал Данглар, наклонившись к комиссару. — До эпизода с веткой вы шли нормально, ну, шатались, конечно, как любой нормальный пьяный. А когда очнулись, ноги вас не держали. Когда вы проснулись наутро, лучше не стало. Уж я-то знаю, как действует ерш. Выпадение памяти случается далеко не всегда, а ватные ноги и вовсе не вписываются в картину. Я понимал — было что-то еще.
— Да уж, он знаток рецептуры, — уточнил Санкартье.
— Наркотик или какое-то лекарство, — пояснил Данглар. — С вами он поступил, как со всеми остальными, обвиненными в его убийствах. Они тоже ни черта не помнили.
— А потом, — продолжал Санкартье, — старик поднялся, оставив тебя валяться на земле. Буавеню хотел было вмешаться — из-за шприца. Парень не трус, не зря он работает ночным сторожем. Но не смог. Адриен, объясни…
— Буавеню не мог встать, — усмехнулся Данглар. — Он ждал представления, вот и спустил комбинезон до щиколоток.
— Буавеню ужас до чего не хотел об этом рассказывать, — добавил Санкартье. — Пока он одевался, старик исчез. Сторож нашел тебя на куче листьев с окровавленным лицом, дотащил до своего пикапа, уложил, прикрыл тряпкой и стал ждать.
— Зачем? Почему он не вызвал полицию?
— Не хотел отвечать на вопрос, почему не вмешался. Правду он сказать не мог. А если бы соврал, сказав, что испугался или задремал, его бы вышибли с работы. Они не нанимают ночными сторожами трусов или сонь. Потому-то он и решил молчать и забрать тебя в свой пикап.
— Он мог оставить меня на тропе и остаться ни при чем.
— Перед законом. Но не перед Господом — тот мог разгневаться, оставь он тебя умирать, вот Буавеню и решил замолить грех. Стало холодно, ты мог просто замерзнуть. Парень решил подождать и посмотреть, что с тобой будет после удара по лбу и укола в шею. Он хотел понять, снотворное это было или яд. Обернись дело плохо, он вызвал бы полицию. Буавеню сидел над тобой больше двух часов, ты спал, и пульс у тебя был нормальный, ну, он и успокоился. Когда ты начал просыпаться, он завел машину, доехал по велосипедной дорожки и положил тебя на выезде. Он видел, что ты пришел оттуда, он тебя знал.
— Почему он меня перенес?
— Он сказал себе, что у тебя не то состояние, чтобы подняться по тропе, и что ты можешь упасть в ледяную воду Утауэ.
— Хороший парень, — сказал Адамберг.
— В пикапе осталась капля засохшей крови. Я взял пробу, ты знаешь наши методы. Буавеню не соврал, это твоя ДНК. Я сравнил ее с…
Санкартье запнулся.
— Со спермой, — договорил за него Данглар. — Это означает, что с одиннадцати до половины второго ночи вас на тропе не было. Вы были в пикапе Жан-Жиля Буавеню.
— А до того, — спросил Адамберг, растирая холодные губы, — с десяти тридцати до одиннадцати?
— В четверть одиннадцатого ты ушел из «Шлюза», — сказал Санкартье. — В десять тридцать добрался до тропы. Ты не мог оказаться у посадок раньше одиннадцати, Буавеню видел, как ты появился. И ты не брал вилы. Все инструменты на месте. Судья явился на место со своим оружием.
— Оно куплено в Квебеке?
— Именно так. Мы устроили облаву и выяснили, что его купил Сартонна.
— В ранах была земля.
— У тебя с утра соображалка плохо работает, — ухмыльнулся Санкартье. — Все еще не осмеливаешься поверить в свое счастье. Твой дьявол ударил девушку по голове у камня Шамплена. Он назначил встречу от твоего имени и ждал ее. Ударил сзади, потом тащил метров десять до озерца. Перед тем как проткнуть девушку, ему пришлось разбить лед, а озеро-то илистое, там полно листьев. Вот вилы и испачкались.
— И он убил Ноэллу, — прошептал Адамберг.
— Задолго до одиннадцати, может, даже раньше половины одиннадцатого. Он знал, когда ты пойдешь по тропе. Снял ремень и утопил тело подо льдом. Потом подкараулил тебя.
— А почему он не проделал все это рядом с телом?
— Слишком рискованно — кто-то мог пройти мимо, заговорить с ним. Рядом с делянкой растут большие деревья, там легко спрятаться. Он разбил тебе лоб, накачал наркотиком и положил ремень рядом с телом. О волосах подумал капитан. Ничто ведь не доказывало, что это был судья, понимаешь? Данглар надеялся, что он мог уронить несколько волосков на отрезке от камня Шамплена до озера, пока тащил тело. Мог остановиться передохнуть, провести рукой по затылку. Мы сняли верхний слой на глубину полтора дюйма. После твоего приключения на тропе снова подморозило, и у нас была надежда найти волосы. Я вволю покопался в шести кубометрах гребаных листьев и веток. И — алле-оп! — Санкартье кивнул на коробочку. — Кажется, у тебя есть несколько волосков судьи?
— Да, из «Schloss». Черт, Данглар, а Микаэль? Пакетик был спрятан у меня дома, в кухонном шкафчике, за бутылками.
— Я забрал и его, и материалы по делу Рафаэля. Микаэль ничего о нем не знал, вот и не искал.
— А зачем вы полезли в шкафчик?
— Искал «витамины», чтобы легче думалось.
Комиссар кивнул. Он был рад, что капитан нашел свой джин.
— Кроме того, он оставил у вас свое пальто, — добавил Данглар. — Я взял два волоска с воротника, пока вы спали.
— Вы его не выбросили? Черное пальто?
— А что? Зачем оно вам? В качестве трофея?
— Не знаю. Возможно.
— Я бы предпочел схватить самого демона, а не довольствоваться его тряпьем.
— Данглар, зачем он повесил на меня убийство?
— Чтобы заставить вас страдать и — главное — принудить застрелиться.
Адамберг покачал головой. Уловки дьявола. Он повернулся к сержанту.
— Надеюсь, ты не в одиночку разгребал шесть кубометров, Санкартье?
— Я поставил в известность Лалиберте. У меня были показания сторожа и анализ ДНК. Он чуть не удавился, когда понял, что я врал про болезни. Обзывал меня по-всякому. Даже обвинил в сговоре и в том, что я помог тебе бежать. Я, конечно, сам напросился, но разум возобладал. Сам знаешь, в отношениях с шефом главное — четкая субординация. Он остыл, понял, что в этом деле и впрямь многое не вяжется, поднял всех на ноги и разрешил сделать анализы. А потом снял обвинение.
Адамберг переводил взгляд с Данглара на Санкартье. Эти двое ни на мгновение не усомнились в нем.
— Не благодари, — сказал Санкартье. — Ты вернулся из запредельной дали.
На подъезде к Парижу машина то и дело останавливалась в пробках. Адамберг устроился сзади. Он полулежал на сиденье, прислонившись головой к стеклу, и, прикрыв глаза, следил за знакомыми окрестностями, глядел в затылки двум своим спасителям. Все кончено. Рафаэль может больше не скрываться. Как и он сам. Непривычное чувство покоя придавило комиссара, он ощущал невероятную усталость.
