Бессмысленно, подумал он и взглянул вниз. Скоро первая полицейская машина будет уже там. А Йенс скрылся потайным путем, давясь от смеха, он уже пробежал два квартала, и вот — затерялся в уличной толпе. Волшебник Страны Оз.
Капля скатилась по рукоятке пистолета прямо Харри в рот.
В голове крутились одновременно три мысли. Во-первых, если Йенс видел, что Харри выбрался из «Миллис Караоке» живым, то не станет убегать, у него нет иного пути: дело надо довести до конца. Во-вторых, дождевые капли отдают чем-то сладковатым и металлическим. В-третьих, они не из тучи, а из отверстия наверху. Там кто-то истекает кровью.
Потом события вновь сильно ускорились.
Харри показалось, что из-за поврежденных нервных окончаний в левой руке он не может оторвать ее от ступеньки, и тогда он вынул пистолет изо рта правой, увидел, как брызнули искры от верхней ступеньки, услышал, как что-то со свистом отскочило, почувствовал, как что-то задело штанину, и направил пистолет прямо в черную дыру наверху: он палил не переставая, пока не разрядил обойму. Но продолжал жать на спуск. Щелк-щелк. Непрофессионал хренов.
Теперь он снова видел лунный серп и, отшвырнув пистолет, начал опять карабкаться вверх по лестнице. И вот он наверху. Шоссе, ящики с инструментами и оборудованием купались в желтом свете нелепого гигантского шара, который был прикреплен прямо над ними. На куче формовочного песка восседал Йенс, сложив руки на животе, и раскачивался взад-вперед от громового хохота.
— Черт побери, Харри, ну и дела. Смотри-ка.
Он отнял руки от живота. Что-то, пузырясь, вытекало из него, тяжелое и лоснящееся.
— Черная кровь. Значит, ты задел мне печень, Харри. Боюсь, мой врач запретит мне спиртное. Нехорошо.
Вой полицейских сирен нарастал. Харри старался контролировать дыхание.
— Я не хотел, Йенс. Я слышал, что в таиландских тюрьмах подают скверный коньяк.
Он продолжал приближаться к Йенсу, который наставил на него дуло пистолета.
— Ну же, не будь таким высокомерным, Харри, это плохо кончится. Все можно купить за деньги.
— В твоем пистолете кончились патроны, — сказал Харри, продолжая подниматься.
Йенс поперхнулся от смеха.
— Славно придумал, Харри, но, боюсь, это у тебя закончились патроны. Я ведь умею считать.
— Неужели?
— Ха-ха, я думал, ты понял. Цифры. В этом моя жизнь.
И он показал на пальцах свободной руки.
— Два для тебя и бабы в притоне караоке, три на лестнице. Осталась одна пуля для тебя, Харри. Надо же кое-что приберечь и на черный день.
Харри оставалось преодолеть две ступеньки.
— Ты насмотрелся плохих боевиков, Йенс.
— В них важно последнее слово.
Сделав сочувственную мину, Йенс выстрелил. Раздался оглушительный щелчок. Лицо Йенса исказилось.
— Это только в плохих боевиках в каждом пистолете по шесть патронов, Йенс. Но у тебя-то «Ругер SP-101». А в нем их пять.
— Пять? — Йенс уставился на пистолет. — Как пять? Откуда ты знаешь?
— В этом моя жизнь.
Харри увидел на шоссе под собой синие мигалки.
— Лучше отдай мне пистолет, Йенс. Полицейские обычно стреляют в того, у кого видят в руках оружие.
На лице Йенса отразилось замешательство, когда он протянул пистолет Харри, и тот засунул его себе за пояс. Ремня в брюках не было, и потому пистолет скатился вниз по штанине, а может, он сам просто устал или на какой-то миг расслабился, увидев в глазах Йенса то, что счел капитуляцией. И пошатнулся от удара, застигнутый врасплох мгновенной реакцией Йенса, левая нога подкосилась, и он упал, ударившись затылком о бетон.
На мгновение он отключился. Радиоприемник тщетно ловил волну. Первое, что он увидел, открыв глаза, было поблескивание золотого зуба. Харри зажмурился. Это был не золотой зуб, это лунный свет упал на лезвие саамского ножа. И сталь жадно устремилась на него.
Харри так и не понял, инстинктивно он действовал или осознанно. Левая рука с растопыренными пальцами поднялась навстречу сверкающему лезвию. Нож мягко и легко скользнул сквозь ладонь. Когда он вонзился по самую рукоятку, Харри рванул руку к себе и что есть силы лягнул здоровой ногой нападавшего. Он угодил прямо в черную кровищу, Йенс согнулся и застонал, свалившись на песок. Харри встал на колени. Йенс лежал в позе зародыша, прижав руки к животу. Он выл. От смеха или боли, трудно было понять.
— Вот черт, Харри. Безумно больно.
Он то хватал ртом воздух, то хрюкал, то смеялся.
Харри поднялся наконец на ноги. Взглянул на нож, торчащий у него из ладони, прикидывая, что лучше: вытащить его или оставить в качестве затычки. Он услышал, как снизу кричат в мегафон.
— Знаешь, что теперь будет, Харри? — сказал Йенс, закрыв глаза.
— Не совсем.
Помедлив, Йенс собрался с силами.
— Тогда позволь объяснить тебе, что сейчас произойдет, Харри. Настал день получки для целой кучи полицейских, юристов и судей. И гореть тебе в аду, Харри, — мне оно влетит в копеечку.
— Что ты имеешь в виду?
— Что я имею в виду? Ты что, снова прикидываешься простым норвежским бойскаутом, Харри? Все покупается. Если есть деньги. У меня есть деньги. Кроме того… — он закашлялся, — …есть парочка политиков, которые весьма заинтересованы строительной отраслью и не позволят развалить BERTS.
Харри покачал головой:
— Не в этот раз, Йенс. Не теперь.
Йенс обнажил зубы в мучительной ухмылке:
— Спорим?
Не делай этого, подумал Харри. Не делай того, о чем пожалеешь, Холе. Он взглянул на часы: чисто профессиональный рефлекс. Время задержания, для отчета.
— Мне не дает покоя одна мысль, Йенс. Инспектор Крамли считает, что я раскрыл карты, спросив тебя об «Эллем Лимитед». Наверное, так оно и есть. Но ты ведь понимал, и давно: я знаю, что это ты, разве не так?
Йенс пытался сфокусировать взгляд на Харри.
— Какое-то время — да. Поэтому я поражался, зачем тебе так стараться освободить меня. Зачем, Харри?
У Харри закружилась голова, и он присел на ящик с инструментами.
— Ладно. Возможно, я еще не был уверен, что это все же ты. Может, я хотел посмотреть, как ты будешь разыгрывать следующую партию. А может, думал, что припугну тебя, и хватит. Не знаю. А как ты понял, что я тебя раскрыл?
— Кое-кто рассказал мне об этом.
— Это невозможно. Я не сказал никому ни слова вплоть до сегодняшнего вечера.
— Но кое-кто это понял и без твоих слов.
— Руна?
У Йенса затряслись щеки, на губах показалась белая пена.
— Знаешь, Харри, Руна обладала тем, что называется интуицией. Я называю это наблюдательностью. Тебе стоило бы научиться лучше прятать свои мысли, Харри. Не раскрываться перед врагом. Поскольку ты даже не представляешь себе, что готова рассказать женщина, если ты угрожаешь отрезать ей то, что делает ее женщиной. Она ведь успела стать женщиной, разве нет, Харри? Ты…
— Чем ты ей угрожал?
— Соски. Отрезать ей соски. Что скажешь, Харри?
Харри поднял лицо к небу и закрыл глаза, словно ожидая дождя.
— Я сказал что-то не так, Харри?
Он почувствовал дыхание горячего воздуха на своем лице.
— Она ждала тебя, Харри.
— В каком отеле ты останавливаешься, когда бываешь в Осло? — прошептал он.
— Руна говорила, что ты придешь и спасешь ее, что ты знаешь, что именно я ее похитил. Плакала, как ребенок, стучала своим протезом, вот умора. Потом…
Раздались металлические звуки. Лязг. Снизу поднимались по лестнице. Харри посмотрел на нож, засевший в руке. Нет. Он оглянулся вокруг. Голос Йенса резал ему слух. В животе засосало, в голове слегка зашумело, словно он выпил шампанского. Не делай этого, Холе, держись. Но он уже ощущал это экстатическое чувство свободного падения. И потерял над собой контроль.
Замок на ящике с инструментами подался со второго раза. Вот он, компрессорный бур марки «Ваккер», легкий, не тяжелее двадцати килограммов, заводится мгновенно, едва нажмешь на кнопку. Йенс захлопал глазами, зрачки его расширились, едва он начал осознавать, что сейчас произойдет.
— Харри, ты не можешь…
— Открой рот! — скомандовал Харри.
Железный рев поглотил и шум транспорта на шоссе под ними, и крики в мегафон, и топот шагов по железной лестнице. Харри перенес центр тяжести вперед, расставил ноги, снова поднял лицо к небу и закрыл глаза. Пошел дождь.
Потом Харри опустился на песок. Лег на спину, глядя в небо. Он был на берегу, и она спрашивала, не намажет ли он ей спину, ведь у нее такая нежная кожа. Она не хочет обгореть на солнце. Обгореть. И вот они здесь, наверху: кричат, топают по бетону, радостно щелкая затворами. Он открыл глаза, и его ослепил свет фонарика, направленный прямо ему в лицо. Потом фонарь отвели в сторону, и он увидел силуэт Рангсана.
— Ну как?
— Не оставим кариесу ни шанса, — ответил Харри и успел ощутить вкус собственной желчи, прежде чем содержимое желудка наполнило рот и нос.
