ему свой план. Элизабет уже рассказала о нем, но Богдан был рад, что услышал от Стефана лично. Услышал уверенность в его голосе. Стефан не стремился к исчезновению или вознесению в космос. Он хотел сохранить контроль над жизнью, и Богдан не мог отказать ему в этом праве.
На похоронах Богдан сидел рядом с Элизабет, чему был рад. Донна сидела сзади, прикасаясь к нему время от времени, и этому он был очень рад тоже.
Донна целует его слезы.
— Расскажи мне о чем-нибудь еще, — просит Богдан, сдерживая дрожь в голосе. — Спой колыбельную.
Донна утыкается головой ему в шею и шепчет:
— Саманту Барнс ударили тупым предметом по голове. Но умерла она от падения с лестницы.
— Спасибо, — отвечает он, смыкая веки.
— Гарт куда-то пропал, — продолжает Донна. — А это значит, что либо он сделал это сам, либо скрывается от убийцы.
— Но зачем было ее убивать? — спрашивает Богдан. — Разве что ради героина. Думаешь, она его украла?
— Кто знает? Митч Максвелл и Лука Буттачи оба побывали в гаражном боксе и ушли оттуда с пустыми руками, так что, может, они решили нанести визит ей? В то же время Гарта не было в гараже. А вдруг героин все-таки у него?
— Хм, — задумчиво тянет Богдан. — Не думаю, что у Элизабет теперь хватит сил продолжить поиски.
— Ей нужно много времени, чтобы прийти в себя, — соглашается Донна. — А как ты думаешь: она имеет отношение к смерти Стефана? По-твоему, это она… ну, ты понял?
— Нет, — решительно отвечает Богдан. — Это противозаконно.
— Да ладно тебе! Это же Элизабет. Я бы не стала винить ее. Противозаконность для нее ничто.
— С ее стороны было бы противозаконно помогать Стефану. И было бы противозаконно, если бы кто-то знал, что она помогла, и не сообщил в полицию. Например, знал бы я или знала бы ты.
— Я согласна с тобой, — говорит Донна. — Но, чисто гипотетически, ты бы ей помог?
— Я бы помог Элизабет, и я бы помог Стефану, — без колебаний отвечает Богдан.
— Так я и знала.
— Слушай, как думаешь: героин может быть у Гарта? А вдруг он каким-то образом его нашел?
— Я думаю, что это стоит проверить, — произносит Донна. — Наверное, ты прав, и Элизабет пока дергать не стоит. Так, может, попробуем разобраться сами? Сделаем ей маленький подарок?
— Это необычный подарок, — замечает Богдан.
— Она — необычная женщина.
— Так ты действительно считаешь, что можно…
Телефон Богдана, лежащий на прикроватном столике, начинает вибрировать. Сейчас 3:15. Он смотрит на Донну, и та кивает ему, чтобы он ответил на звонок. Экран телефона сообщает, что звонит Элизабет.
— Элизабет, — говорит Богдан. — Всё в порядке? Я вам нужен?
— Да, вы мне нужны, — отвечает Элизабет. — Донна с вами?
— Ага.
— Приходите вместе. Я знаю, где героин.
Сможет ли она теперь когда-нибудь уснуть? Элизабет лежит на кровати и удивляется тому, что разбитое сердце способно биться так часто.
Сейчас 4:55. Любой, кому доводилось работать по ночам или не спать ночь за ночью, скажет вам, что время с трех до четырех утра — это всегда самый длинный час. Час, когда безжалостное одиночество берет полный верх. Когда каждое тиканье часов отдается жестокой болью.
Ей приходится продолжать твердить себе, что это было неизбежно. Это была последняя воля Стефана, практически приказ, а Элизабет знает, как исполнять приказы. Это было правильно, это было безболезненно, Стефан распоряжался сам и контролировал себя тоже сам. Это было последнее проявление достоинства человека, который подобное заслуживал и ценил больше всего на свете.
Виктор, побеседовав со Стефаном, дал свое заключение Элизабет. Они пришли к общему мнению: Стефан точно знает, чего хочет.
Виктор подарил ей маленькую коробочку с секретами. Где он ее взял, Элизабет даже не потрудилась спросить. Все, что она хотела знать, — получится ли процедура быстрой и безболезненной. И конечно, не поддающейся выявлению. Такая вот последняя практичность. Стефан не хотел бы, чтобы ее посадили в тюрьму. Да и, сказать по правде, этого бы не хотелось и большинству судов в стране, но у них не осталось бы выбора. Быть рядом и ничего не предпринять — значит сделаться соучастником. Заповедь «не убий» никто не отменял.
Врач общей практики, констатировавший смерть, был старым другом Элизабет еще по прежней Секретной службе. Она назначила время и место, и он прибыл вовремя. Оформленные им документы выглядели безупречно — на случай, если кому-то вдруг захочется взглянуть. Ну а как иначе? Никогда ведь не знаешь наверняка. Время смерти, причина смерти, объятия и слова утешения вдове, и вот он отправился в обратный путь. Теперь нет необходимости ехать в Швейцарию, нет нужды вырывать Стефана из его дома.
Что ж, страдания Стефана закончились. Он больше не в плену своего разваливающегося разума. Его больше не мучат приступы прояснения, он больше не похож на утопающего, который выныривает на краткий миг из пучин, прежде чем его снова захлестнет волной. Дальнейшего угасания не будет. С этого момента угасать будет только она. И вся боль будет принадлежать только ей. Она примет ее со смирением, считая, что вполне заслуживает наказания. Это похоже на своего рода епитимью.
Но виновата ли она в том, что помогла Стефану? В самом деле? Нет, за это Элизабет не ощущает вины. В глубине души она чувствует, что это было проявление любви. Джойс поймет, что это была любовь. Почему ее вообще волнует, что подумает Джойс?
Нет, это наказание за все остальное, что она натворила в жизни. За все, что ей пришлось совершить за долгую карьеру, вне всяких сомнений. За все, под чем она подписалась, за все, на что дала согласие. Это расплата за все ее грехи. Стефан был послан ей свыше, а потом отнят, чтобы наказать. Она поговорит об этом с Виктором, и он наверняка согласится. Какими бы высокими материями ни оправдывались ее деяния на службе, они были не настолько благородны, чтобы обелить пренебрежение к чужим жизням. День за днем, задание за заданием… разве это избавило мир от зла? Можно ли надеяться, что все дьяволы до одного умрут? Смех да и только. Зло всегда будет нарождаться заново, как весной нарциссы.
Так для чего же все это было? Вся эта пролитая ею кровь?
Стефан оказался слишком прекрасен для ее испорченной души. Вселенная ведала об этом, потому его и забрала.
Но
