— Знаю, знаю! Зачем так? — Ахмет пробежал несколько шагов за машиной.
Дома Мария отправилась в ванную, оперативники занялись столом. Станислав, обладая феноменальной памятью, подсчитал стоимость пакета, который ему вручил Ахмет, решительно сказал:
— Это последний раз. Дорого, а я у него копейки не беру, завтра надо завезти долг.
— Ему, думаю, “крыша” нужна, возможно, с соплеменниками перессорился или его менты из отделения прихватили, — сказал Гуров.
— Беспредел. Москва большая, всем поможем. Я переключаюсь на универсам, — ответил Станислав.
— Черствый ты человек, Стас.
— Мягкости у тебя займу.
— Если у него занять, голый кремень останется, — входя на кухню, сказала Мария. — Ну, выкладывайте, бедолаги, чем могу помочь?
Гуров коротко, не называя имен, изложил историю.
— Никому не говорю, Маша, — закончил Гуров, — но от этой истории плохо пахнет.
— А ребята — дети олимпийских богов? — спросила Мария. — Безусловно. Иначе делом занимался бы участковый. Ищите наркотик. Утром езжайте в морг, возьмите кровь, сдайте втихую на анализ независимому эксперту. Иначе вы получите заключение, что в крови у него ничего, кроме божьего наследия, не обнаружено. Да сами вы все лучше меня знаете.
— Если не наркотик? — спросил Гуров.
— Тебе и карты в руки, ты сыщик. В сто раз хуже тебя разбираюсь, но чувствую женщину. У мужика рука грубее и точнее, здесь слишком много “если”. Проверьте на всякий случай несчастную любовь. Беременность, невозможность брака. Я лично в такой вариант не верю. Как я понимаю, парень — “сынок”? Значит, на учете в психушнике не состоит. Проверяйте через друзей, лучше меня знаете, ваш хлеб. У меня есть интересная мысль, я ее пока придержу. Выдохнетесь, поговорим.
К столу даже не подошли, никто грамма не выпил.
* * *
Утром Станислав поехал в морг, а Гуров остался в кабинете. Котов и Нестеренко отправились в университет. Хотя занятия еще не начались, но оперативники рассчитывали найти кого-нибудь из преподавателей.
Гуров смотрел в окно, пытался заставить себя не думать о происшедшем, хотя бы до получения результатов экспертизы. Он боялся создать версию и попасть под ее влияние. Такое случалось, когда опер, уверовав в свое чутье, строил мостик, а потом не желал с него слезать, неумышленно подгоняя условия задачи к заготовленному ответу.
Можно сколько угодно заставлять себя о чем-то не думать, но мысли, хотя и наши, не очень нас же и слушаются.
Вопросы “кто?” и “кому выгодно?” сыщик убрал легко, а вот “каким образом?” — зудело в голове, словно назойливая муха.
Как парочка проникла на крышу и с какой целью? Романтика? Чувство одиночества? Магнитофон? Сыщик несколько раз прослушал кассету, он слабо разбирался в музыке, выяснил только, что звучат фуги Баха.
“Если самоубийство, то ничего не клеится. Ни способ, ни время суток, ни идиотский магнитофон. Можно понять — бутылка шампанского либо коньяка. Хоть как-то объяснимо. Но магнитофон? Возможно, данная музыка каким-то образом связана с судьбами ребят? А если это закодированный сигнал к действию? Кому опасны такие дети? Я прослушал запись несколько раз. Бах. Музыка невеселая, но и ничего угрожающего. Ненаучная фантастика. Хотя при современной технике?.. Надо проконсультироваться у профессионалов. Возможно, под крылом ФСБ существует какая-то хитрая лаборатория, исследующая воздействие звуковых волн на человеческий мозг. Какие-то исследования в данном вопросе ведутся наверняка.
Если убийство, то каким образом заманили на крышу? Главное, к чему такие сложности? Ежедневно убивают десятками, почти по-деревенски, колом или кирпичом. Более современно — пуля, нож, удавка, газ.
Все чепуха, должен быть простой, естественный ответ.
Пока я не узнаю, как жили ребята, что любили, что ненавидели, я с места не сдвинусь”.
Зазвонил телефон, Гуров снял трубку, продолжая находиться в потустороннем мире.
— Можно полковника Гурова?
— Здравствуйте, Гуров слушает, — сказал сыщик.
— Здравствуйте, Лев Иванович, беспокоит полковник Кузькин. Ребята упали с крыши, а у тебя она поехала? Мне принесли результаты анализов девушки и парня. За вчерашний день истрепали все нервы. Кто только не звонил. Так у ребят все в норме, за исключением жизни. Никаких намеков на алкоголь или наркотик. Может, парень банку пива и выпил, но не более.
— Спасибо, Валера, — сказал Гуров, удивленный звонком начальника криминалистического управления. Обычно звонил секретарь, сообщал, что можно получить заключение. — Кто звонил, чем интересовался?
— Мне легче тебе перечислить людей, которые не звонили. — Полковник сытно хохотнул. — Интересовались погодой на Ямайке и прочими глупостями. Мальчик на сто процентов чистый. Анализ состава крови нормальный.
— А девочка?
— У нее на левой руке имеются три следа уколов, но старые, в крови ничего, — ответил Кузькин. — Ну все, успеха, у меня другой аппарат связи.
От звонка остался неприятный осадок. Не так уж они с начальником ЭКУ были близки, чтобы очень занятой человек сам звонил, когда и говорить-то нечего. И эти следы уколов у девушки? Что они сохраняются длительное время, Гуров не знал. Надо взглянуть на протокол осмотра тела, может, следы уколов зафиксированы при первичном осмотре? И полковник был вынужден о них упомянуть? Почему ему звонили? Кто? Стремятся замять факт, что ребята были наркоманами? Не хотят газетной болтовни, что сын одного из крупнейших финансистов России покончил жизнь самоубийством? Стоит ли из-за этого поднимать такую волну?
Вновь зазвонил телефон, сыщик уже находился в реальном мире, снял трубку, сухо ответил:
— Гуров.
— Здравствуйте, Лев Иванович, вас беспокоит Сергеев Платон Викторович, несчастный отец мальчика, которого сбросили с крыши.
— Примите мои самые искренние соболезнования, Платон Викторович, — ответил Гуров. — Мне необходимо с вами встретиться, но до похорон не хотел вас беспокоить.
— Антону уже все безразлично, а я хотел бы вас увидеть, задать некоторые вопросы. — Сергеев говорил неуверенно, словно пьяный.
— Пожалуйста, Платон Викторович. Как вам удобнее, можете приехать ко мне, могу я подскочить к вам, — ответил Гуров.
— У вас строгое учреждение, если вы можете подъехать... Я пришлю за вами машину. — Сергеев говорил медленно, не очень уверенно и связно.
— Машину мне дадут, — неизвестно почему слукавил Гуров. — Когда вам удобнее?
— Допустим, через часок. Адрес знаете? Вахту я предупрежу.
— Разыщу, и через вашу охрану как-нибудь просочимся, — ответил Гуров.
— Конечно-конечно, я не подумал, — бормотал Сергеев. — Жду.
Года два назад Гуров познакомился с крупным финансистом Юрием Карловичем Горстковым. У него случились неприятности с дочерью, начальство приказало, и Гуров с группой оказывал Горсткову помощь. Миллионер оказался добрейшим человеком, умницей, не имел ничего общего с представителями новой русской волны, обогатившимися неизвестными способами.
Сыщик не то что подружился с финансистом, но достаточно сблизился, однажды они с женой обедали у магната. Гуров разыскал его визитку и позвонил.
— Лев Иванович! Здравствуйте, куда пропали? — У Горсткова был густой уверенный голос.
— Здравствуйте, Юрий Карлович. Как здоровье? Как супруга? Дочка не вышла замуж?
— В пути, я в дамские вопросы не лезу. Чего не звоните? Заскочили бы на рюмку чая!
— Ну, Юрий Карлович, дорогой мой, вы человек неординарный, а разговариваете черт-те как!
— Обидеть не хотел, — поспешил сказать Горстков. — Я совершенно искренне.
— Я знаю, иначе бы и не звонил. Парадокс, но все говорят одни и те же слова. Куда пропал, почему не звонишь? Так ведь это я вам звоню, а не вы мне! Значит, и вопросы задавать должен я, а не вы. — Гуров рассмеялся, представляя, как магнат сопит, думает, сдвинув густые брови.
— Да, верно, — наконец произнес он. — Чертова жизнь. У меня тут небольшой юбилей состоялся, я вас и не пригласил. Позор. Ну, женщины, знаю, вы не любите слово “бабы”, хотя они типичные бабы. Ладно, проехали. У меня дела, вы тоже не в шашки играете, потому мы не перезваниваемся. Хотя, когда меня припекло, я время находил, и мы с вами неоднократно виделись, беседовали. Я, так понимаю, зачем-то понадобился. Прошу, вечерком подъезжайте, обсудим. Чем могу — с радостью.
— С удовольствием, Юрий Карлович, подъеду, не сегодня, так днями. Мне справочка нужна. Сергеев Платон Викторович из вашей команды? — спросил Гуров.
— Олигарх по-сегодняшнему, — сказал Горстков. — Ну, род занятий у нас, можно сказать, один — финансы. Личных отношений не поддерживаем, видимся редко, я для него пожилой старомодный человек, не более того.
— А он для вас? — спросил Гуров.
— Молодой... А вы не гибелью его сына интересуетесь? Впрочем, не такой он, Сергеев, и молодой, если сыну за двадцать. — Горстков помолчал. — Ничего о Сергееве, к сожалению, сказать не могу.