…Усков продолжал корпеть над документами, изучая, сличая, сопоставляя. Уже вторую неделю он не выходил из кабинета, не гонялся за преступниками, не вел допросов. Оказалось, что документы, сухие бухгалтерские отчеты могут дать не меньше, а порой и больше, чем опасная, со стрельбой, погоня.
Наконец он оторвался от горы бумаг, сладко потянулся, захотел попить чаю. И он повернулся к соседнему приставному столику, где у него стоял тефалевый чайник.
И вдруг заметил крупную надпись на фирменном бланке: «Коммерческий банк „Фактум“». Что-то словно током пронзило Ускова. Мысль его снова лихорадочно заработала.
«Что за чертовщина? — размышлял он, забыв про чай. — Этот банк я уже проверил. Все необходимые бумаги подшил к делу…»
И тут его осенило:
— «Фактум»! Именно в этом названии, в этом слове и таится разгадка!
И принялся лихорадочно перелопачивать ворох бумаг, в которых затерялась одна, с сообщением о другом «Фактуме».
— Вот она! — ликующе произнес Андрей. — Так. Платежное поручение номер четыреста тридцать пять от второго сентября этого года. За оплату акций компании «Юникон». Очень крупная сумма. А перечислила деньги фирма с таким же названием — «Фактум». Платежка фиктивная. Как и те векселя и авизо, что ушли из компьютера на даче Джевеликяна. Что бы это значило?
Оставшиеся полдня ушли на мучительный поиск ответа. Он сделал несколько официальных запросов, затребовал данные о фирме и компании, проследил цепь, по которой шли переговоры.
И поразился своему открытию.
Тем временем Джевеликян продолжал знакомиться с делом. Он уже нашел себе другого адвоката, который за очень приличную сумму подсказал ему много вариантов.
Один из них — это как можно дольше знакомиться с делом. Тем временем может выйти законный срок, на который следователь может задержать обвиняемого в изоляторе, и тогда Ускова ждут неприятности по службе, а Джевеликяна — свобода.
Правда, этот вариант не очень устраивал своенравного и крутого авторитета. Ему хотелось выйти из этой мерзкой камеры немедленно. За любые деньги. Но после того как следователь припугнул надзирателей своим личным контролем, отношение к Джевеликяну резко изменилось. Не помогали уже никакие деньги.
Приходилось ждать и терпеть. Но чем дольше он находился за решеткой, а Титовко с Петраковым — на свободе, тем сильнее клокотали в его душе ярость и злость.
И самым сладостным занятием для него теперь было придумывание все новых способов расправы с этими предателями. И тут его изощренности не было предела.
«Нужно отрезать голову этому глисту Титовко. И прислать Петракову домой по почте. Пусть сначала морально помучается!»
Но потом он решил, что для такого негодяя, как Титовко, такого простого способа смерти слишком мало.
«Нет, сначала нужно его помучить. Заманить, допустим, в сауну, а там позабавиться. Напустить на него моих ребят… С железными ножками от кровати. Пусть его проутюжат!»
Этот способ ему понравился больше, и он даже вздохнул, так громко и протяжно, что сидевший возле его нар зек забеспокоился:
— Все в порядке, Мягди Акиндинович?
— Не беспокойся, брат: я в норме.
«Да, это лучше, — поставил он точку над своими мучительными раздумьями. — А потом утопить его в бассейне. Вот для судмедэкспертизы работы будет!
„У погибшего засвидетельствованы переломы теменных костей, свода черепа, многочисленные ушибы, кровоподтеки“. Примерно так будет написано в заключении, которое с удовольствием прочтет и Усков: ведь он избавится от опасного преступника!
Нет, такой подарок этому менту я, пожалуй, не сделаю! И так слишком легко ему в последнее время подарки судьбы достаются!»
И Джевеликян переключился на другую жертву. Обдумывал, как расправиться с Усковым.
Со своей очередной догадкой Усков поспешил к Виктору Васильевичу. И попросил его пройтись с ним в бар.
— Слушай, может, потом? — вяло запротестовал начальник. — Дел сейчас по горло. А ты со своим пивом.
Но следователь выразительно посмотрел на начальника, и тот понял, что у него разговор серьезный.
Как только официант поставил перед ними по кружке светлого немецкого пива, Усков, предварительно оглянувшись по сторонам, заметил:
— Кажется, я докопался до того, до чего мне не следовало бы докапываться.
— Так, рассказывай.
— И самому не верится. Впрочем, возможно, я ошибаюсь. По крайней мере это только версия. О которой, кроме вас, я никому не расскажу.
Такое длинное предисловие было совершенно не характерно для конкретного и немногословного Андрея. И Виктор Васильевич придвинулся к нему поближе.
— Я совершенно случайно обратил внимание на то, что в двух разных платежках стояло одно и то же название: «Фактум». Первое относилось к уже известному нам коммерческому банку «Фактум», где главную скрипку играл Петраков. Туда поступали деньги по фальшивым платежным поручениям-векселям и авизо из Центробанка.
— Это мне известно, — подтвердил Виктор Васильевич.
— Да, — согласился Усков. — Но главное впереди. А вот другой «Фактум» — обычная фирма, скорее всего подставная, которая на деньги банка «Фактум», уже теперь «отмытые», приобрела контрольный пакет акций акционерного общества открытого типа «Юникон».
— Так это известная нефтяная компания?
— Вот именно. Но фокус не в том.
— А в чем?
Усков еще раз оглянулся, но в маленьком зале, кроме них, никого не было.
— В том, что фактическим владельцем контрольного пакета акций этой нефтяной фирмы стал…
— Ну?
— Премьер-министр!
— Не может быть!
Следователь пожал плечами.
— Впрочем, — стал размышлять начальник Следственного управления Генеральной прокуратуры, — в таком случае становится понятной его странная позиция в отношении и Титовко, и Петракова.
— И в том, что оба они, несмотря на практически доказанное участие в преступной группе по краже крупной суммы средств из Центробанка, до сих пор на свободе.
— И даже при своих высоких должностях. Впрочем, — уточнил Виктор Васильевич, — Титовко он все же от себя удалил.
— Да, чтобы не скомпрометировать себя. Но сослал на прежнее, довольно почетное и денежное место.
— Один денежный залог чего стоит! Подумать только: сто тысяч долларов!
— Кстати, — заметил Усков, — не мешало бы проследить, откуда он их взял? Да! — вдруг опомнился следователь. — Но у меня в деле до сих пор нет справки об уплате Титовко суммы залога!
Виктор Васильевич посмотрел на него недоуменно:
— А разве ты не довел это дело до конца?
— Конечно, нет. Я в тот день укатил проверять Петракова, и все сделали без меня.
— Ясно, что дело темное, — согласился начальник управления и достал из кармана сотовый телефон. Затем быстро набрал нужный номер: — Это Виктор Васильевич говорит. Проверьте, пожалуйста, когда и сколько поступило на депозитный спецсчет нашей прокуратуры средств от отпущенного под залог господина Титовко.
Усков напряженно прислушивался к разговору, даже забыв про пиво.
— Как не поступало? Ни рубля?! Вы не ошибаетесь? Я понимаю, что компьютерный учет и прочее. Они-то как раз и подводят. Вы гарантируете достоверность данных вашего компьютера? Спасибо.
— Ну, что будем делать? — спросил Усков, почему-то повеселев от такой неожиданной новости.
— Похоже, сегодня — день сюрпризов. Что будем делать? Сажать мерзавца! И — немедленно!
Джульетта была обескуражена тем, как грубо ей отказал Петраков. Рушилась ее последняя надежда помочь Мягди. И она пошла жаловаться подруге.
Но та, выслушав ее рассказ, даже возмутилась:
— Ну и ты хороша! Бить мэра города прилюдно по морде! Как он только еще стерпел! Я бы на его месте…
— Что бы? В кутузку меня посадила? Так она сама по нему, миленькому, плачет.
Зина несколько остыла. Она, естественно, не одобряла ни грабеж государственных средств, в котором участвовал их мэр, ни его любовных отношений с Джульеттой. И потому поспешила согласиться с подругой:
— Ты права, Джуля! Тоже мне мэр: пальцы веером, сопли пузырем.
Это сравнение несколько их развеселило. Джульетта, пожалуй, впервые за последнее время рассмеялась. Ей стало легче. И она могла уже лучше соображать.
— Конечно, — сказала она. — Я тоже поступила, как последняя дура: обратилась за помощью к тому, кто ненавидит Мягди.
— Да, подруга, тут ты, конечно, дала маху.
— Кому я дала? Какому Маху?
Они опять залились веселым смехом. Похоже, нервная нагрузка, тревоги последних дней, заботы, что на них свалились, требовали разрядки. И она наступила.
— Говорят, самая приятная болезнь — склероз, — заметила Джульетта. — Ничего не болит, и каждый день что-нибудь новенькое вспоминаешь. Вот и я вспомнила, что мне надо не вызволять преступников, а писать свои статьи.
