— Ну, положим, обыкновенный человек, неплохой работник милиции. И чего тут удивительного? Разве мало бывает хороших людей и среди милиционеров?
Эта реплика покоробила Алексея, но он решил не отвечать на нее. Несколько секунд он молчал, потом обратился к Тузу:
— Сережа, пусть Былинкина идет на свои репетиции. Ее избирателей возьму я. Они сегодня же будут знать, кто такой Захаров.
— Хорошо. Только зайди еще раз к домоуправу насчет крыши. Если будет упираться — припугни. Знаешь как?
— Да я из него окрошку сделаю!..
Захватив рулон с плакатами, Алексей почти выбежал из агитпункта.
— Вот это встреча, вот это встреча! — повторял он на ходу.
— Поздравляю, товарищ Былинкина. Одна гора с твоих плеч свалилась, — сказал Туз, роясь в письменном столе.
Лариса благодарно улыбнулась.
— Ты знаешь, Сережа, как я тебе признательна. Ты меня так развязал, так развязал. Этот избирательный участок мне не давал дышать, он не выходил у меня из головы даже на репетициях.
Туз поправил ремень на гимнастерке и строго сказал:
— Порадую тебя еще и тем, что и вторая гора с твоих плеч на днях свалится. Ни в какой Будапешт ты не поедешь! Об этом я тебе заявляю и как руководитель агитколлектива, и как член факультетского партийного бюро, и как твой товарищ…
— Сережа!..
— Да, да! Никуда ты не поедешь! Вместо репетиции сегодня пойдешь на комсомольское бюро. Будет стоять твой отчет о работе на участке. Бюро начнется ровно в семь.
Толстый, лет пятидесяти, управдом в своей маленькой каморке ворочался, как слон в клетке.
— Все понятно, все ясно, но на какие средства я сделаю этот ремонт? Смета! Согласно постановлению Моссовета капремонт в текущем квартале будет производиться только в тех точках, которые комиссией поставлены на первую очередь, как аварийные. Дом, в котором живет эта богомолка, поставлен на вторую очередь.
— Меня не интересуют ваши акты, сметы. Я вас последний раз предупреждаю, что у старушки нужно починить крышу. После дождя у нее в комнате потоп. Старуха спит под клеенкой, вы понимаете — под клеенкой? — горячился Северцев.
— Не имею права, — развел руками управдом. — Для внепланового ремонта нет фонда. А постановление Моссовета и инструктивное письмо Мосгоржилуправления я нарушать не имею права.
Алексей пошел на последнее:
— Ну, знаете, товарищ управдом, я вижу, что вашу броню можно пробить только с помощью райкома партии. Как раз сегодня на совещании агитаторов будет первый секретарь. Вот там-то я и расскажу, как вы обложились копной инструкций, а на жильцов вам наплевать. За бездушие, — Алексей прищурился и проговорил угрожающе-таинственно, — вам будут и капы, и спецы, и сметы. Чего доброго, придется познакомиться и с Уголовным кодексом. Заявляю об этом как юрист. Да, да, в Уголовном кодексе есть серьезные статейки. Ох, и крутые статейки! До свидания.
Лишь только Северцев захлопнул за собой дверь, домоуправ заерзал на месте.
— Ишь ты, студент несчастный. Всю душу вымотал. — Домоуправ, скрипнув стулом, поднялся и подошел к окну. — Эй, молодой человек, товарищ студент! Обожди…
В следующую минуту он был уже на улице.
— Чего ты горячишься? Ну, чего ты разошелся? Как барышня, обиделся. Это дело нужно обмозговать. Разве я отказываюсь? Нужно все-таки посоветоваться о сроках.
Алексей понял, что попал в точку, и продолжал наступать.
— Последний срок — завтрашний день. Больше ждать де будем.
— Не понимаю, о чем разговор? — Управдом басовито кашлянул. — Все будет сделано. Завтра же выпишу наряд.
— Не наряд, а завтра же починить крышу.
— Ну, ясное море, не блины же печь. К вечеру все будет готово.
— Вот это другой разговор.
— Законно и новеньким железом.
Наташа лежала неподвижно, бездумно глядя на бледные лилии стенных обоев. Резкий звонок в коридоре заставил ее вздрогнуть.
— Ты лежи, лежи, я сама. — Елена Прохоровна пошла открывать дверь.
— Здравствуйте, — прямо с порога пробасил Алексей Северцев. — Я агитатор с избирательного участка.
— У нас же была девушка, — несколько удивленно проговорила Елена Прохоровна, жестом приглашая его пройти в комнату.
— Теперь назначили меня.
— Пожалуйста, присаживайтесь. Это моя дочь. Ей что-то нездоровится.
При виде больной Алексей несколько смутился и стал говорить тише.
— Я принес вам биографию кандидатов. Вы знаете, за кого мы будем голосовать?
— Нет. Нам еще не говорили, — точно оправдываясь, ответила Елена Прохоровна.
— О, голосовать мы будем за хороших людей.
— Интересно, очень интересно.
— Любуйтесь! — И Алексей развернул плакат. — Это знатная ткачиха Мария Шохина. А это начальник уголовного розыска старший лейтенант Николай Захаров.
— Захаров? Николай? Старший лейтенант? Позвольте, где же мои очки? — Елена Прохоровна засуетилась и никак не могла трясущимися пальцами вынуть очки из футляра.
Наташа, как пружина, соскочила с дивана и, бледная, подошла к Северцеву. С плаката, улыбаясь, на нее смотрел Николай.
— Наташа, это случайно…
— Нет, мама, это не случайно, это он. Читайте, здесь много написано.
Растерянность матери и дочери привела Алексея в недоумение.
— Простите за любопытство, он, случайно, вам не знаком?
— Да, знаком. И не случайно, — тихо ответила Наташа и направилась в свою комнату. — Вы меня простите, но я вас оставлю. Побеседуйте с мамой. Мне нездоровится.
— Пожалуйста, — виновато ответил Алексей. — Может быть, я не вовремя? — спросил он, когда дверь за Наташей закрылась.
— Нет, нет, молодой человек, вы присаживайтесь. — Плакат с портретом Николая Захарова дрожал в руках Елены Прохоровны. Она пыталась читать, но ничего не разбирала: буквы наскакивали одна на другую.
…Для Наташи за сегодняшний день это был третий удар. Только теперь перед ней раскрылась вся глубина ее заблуждений, ее ошибок. Воспоминание о том, как она три года назад настаивала и просила Николая бросить работу в милиции, обожгло позором.
— Как низко, как мелко все это было с моей стороны! — шептала она, уткнувшись в подушку. — Как я могла поверить в клевету Ленчика? Как мало я его любила, когда он был простым сержантом. Не понимала, не ценила. А теперь? Что подумает он, если я приду к нему? Нет, нет! Ни за что!
Наташа дала себе клятву никогда больше не видеть Николая.
А когда под вечер пришел Ленчик, она молча протянула ему три билета в Большой театр и также молча показала на порог. По выражению ее лица Ленчик понял все. И эта его авантюра провалилась.
К ужину Наташа не поднялась. Не встала она и к завтраку. Участковый врач, молодая женщина с румяными щеками, прежде чем осмотреть больную, долго разговаривала с матерью. Острое нервное расстройство — поставила она диагноз.
— Но почему же у нее такие сильные головные боли? — спросила Елена Прохоровна.
Врач в ответ только пожала плечами. Больной был предписан трехдневный постельный режим.
В конце июня был сдан последний экзамен, и можно было ехать домой на каникулы, но комсомольское бюро факультета задержало Северцева на время предвыборной кампании. За работу на избирательном участке агитаторам на сентябрь были обещаны путевки в университетский дом отдыха в Красновидово.
В числе оставшихся агитаторов была и Лариса. Втайне Алексей радовался, что наконец-то он найдет возможность хоть раз поговорить с ней по душам. С этой тайной надеждой он и зашел на факультет. Лариса должна была сегодня дежурить.
Чуть приоткрыв дверь аудитории, где размещался агитпункт, Алексей увидел Ларису. Она сидела перед избирателем, солидным мужчиной средних лет, и что-то рассказывала. Бросив взгляд на скрипнувшую дверь, она заметила Алексея и опустила глаза. Голос ее внезапно дрогнул, через минуту она совсем замолкла. Так молча, с опущенными глазами, вся пунцовая, она продолжала сидеть перед недоумевающим от такой ее перемены избирателем.
Алексей, точно назло, продолжал подсматривать в дверь. «Ведь любишь же, — восторженно подумал он. — Раз так вспыхнула и растерялась, значит, любишь».
Но того, что случилось в следующую секунду, Алексей никак не ожидал. Быстро встав из-за стола, Лариса почти подбежала к двери и залпом выпалила:
— Подсматривать в щелки, между прочим, ваша старая болезнь! — И так хлопнула дверью, что Алексей опешил.
«Да, в первую встречу было то же. Но тогда ведь я не подсматривал. Вот и объяснился, объяснился до конца». Алексей отошел от двери. Он знал, что к Ларисе сейчас лучше не подходить.
По обрывкам разговора студентов, которые толпились у стенной газеты «Избиратель», Алексей догадался: они ждут Ларису, чтобы поехать за город. Значит, поговорить снова не дадут. Он вышел на улицу.
