Теперь Каттер станет отцом ее ребенка.
Ребенка, о котором мечтал Джим. Ребенка, которого не хотела она. Во всяком случае, пока. Она была слишком молода. Всего двадцать четыре. Сначала она хотела стать детективом — это была ее цель, ее мечта. В голове всплыли слова Каттера:
Все, не трахай мне мозг этой херней. Делай аборт. Делай аборт и тащи свою черную задницу подальше из города. Не хватало мне проблем, чтоб я в это ввязался. Какая мать, такая и дочь. Яблоко от яблони…
Она вновь ощутила ядовитый стыд. Угрызения совести. Ярость. Боль. Желание наказать себя, сделать себе больно, сделать хоть что-нибудь. Прижав ладони к металлической поверхности стола, глубоко и медленно выдохнула. Осторожно положила руки себе на живот.
Да и насрать на них, малыш. Будем только ты и я. Насрать на всех, мы и вдвоем справимся. Мы перевернем этот мир. Я буду лучшей мамой.
Она в любом случае не стала бы его выдавать — потому что, как бы сильно ни хотела прибить Каттера гвоздями к стене, не могла причинить боль его жене, Винни Каттер, и их детям. Это не их вина. Это ее вина. Ее грех. Она спала с женатым мужчиной, с чужим неверным мужем. С человеком, которого не уважала. С расистом, презиравшим женщин, который просто ею воспользовался. Как все те мужчины, что пользовали ее мать, а потом ее саму. И винить здесь было некого, кроме себя самой. Она позволила ему это — может быть, желая сделать себе больно, выплеснуть переполнявшую ненависть к себе. Она знала, что за человек Гарт Каттер. Видела лицо, которое он скрывал от всех, и была абсолютно уверена, что стала не первой его любовницей, не первой женщиной, с которой он так мерзко, так грязно обошелся.
Леон Килан тоже это знал.
И поэтому — она не сомневалась — они так обрадовались возможности выслать ее за Полярный круг, на сибирскую соляную шахту для полицейских. То, что она из индейцев и что полиции Твин-Риверса нужен сотрудник, понимающий специфику местной культуры, стало лишь предлогом. Если что-нибудь пойдет не так, они будут только рады. Они будут игнорировать ее просьбы как можно дольше. Они приведут ее к провалу. Каттер будет счастлив. Вполне возможно, он будет совершенно счастлив, если она погибнет. Она вновь впилась ногтями в лицо.
Она докажет: они ошибаются.
Тана встала, плеснула в чашку из чайника, который поставила вскипать на плиту, добавила мед. Позвонила судебному следователю, сообщила о найденных костях. Ей велели сделать подробный отчет, пока ведется вскрытие и экспертиза. Как патрульный полицейский, первым увидевший место преступления, она пользовалась у них авторитетом. Снова сев за стол, распустила и вновь стянула узлом волосы. Было девять утра. Она отпустила Джейми, скоро должна была приехать Розали. Полицейский участок работал с девяти до шести. Пока Розали не приехала, можно заняться отчетом и обработать свои записи на диктофоне. Когда она приедет — опросить биологов, пока они не уехали. А потом поговорить с Виктором из «Красного лося» и с Калебом Петерсом. Обсудить подробности драки. И находку.
Тана отхлебнула чай, надела наушники, включила диктофон и принялась печатать.
…часть кожи с затылка содрана, виден значительный перелом черепа. Длинные волосы все в крови и, судя по всему, фрагментах внутренних органов. Волосы светло-рыжие, сильно вьются. По щеке вниз идут четыре глубоких симметричных разрыва или царапины…
Она услышала в своем голосе волнение, косноязычие, которого тогда не заметила. Неровное дыхание мешало говорить. Она снова видела эту сцену. Ощущала железистый запах крови, сладковатый — мяса. Чувствовала холод. Свет, казалось, потух. Тана подняла глаза, ощущая чье-то присутствие и почти ожидая увидеть темную фигуру в дверном проеме.
Но виноват был лишь огонь. Она забыла поддержать пламя, теперь оно гасло, и мягкий свет, окутывавший комнату, гас вместе с ним. Тихо выругавшись, Тана подбросила дров. Дизельная электростанция кое-как снабжала город теплом, но большинство жителей топили печи дровами. С электрическим отоплением было плохо. Кстати, об этом тоже не мешало бы сообщить.
Растапливая огонь, она вспомнила слова Маркуса Ван Блика:
Я так понимаю, тебе доводилось видеть жертвы животных. Тебе не кажется, что с этим убийством… что-то не так?
И Джейми Удава:
Ее не волки убили… Пожиратели душ. Духи диких мест. Они вырывают душу и сердце прямо из груди. И глаза вырывают, чтобы ты был слепым в загробной жизни.
Тана захлопнула дверь печи. Тойон со вздохом перекатился на спину, подставил теплу живот, который Тана рассеянно почесала, думая о том, что сказал ей Большой Индеец.
Так вот, у Эллиота на этом совсем крыша поехала. Он решил, что кто-то убил его ребенка…
Сев за стол, Тана продолжила печатать. Дошла до места, где отметила симметричные царапины на объеденном лице Селены Аподаки. Выдержала паузу, открыла фотографии, которые загрузила вчера вечером, увеличила. На экране жестокая реальность ожила. Порванные мягкие ткани, кровавые впадины глаз. Нос разорван, видны носовая полость и хрящи. У медведя было больше четырех когтей.
Может, он не с первого раза подцепил кожу?
Закусив нижнюю губу, Тана листала фото, увеличивая те, на которых были отчетливо видны параллельно идущие разрывы на телах Аподаки и Санджита.
Такие же царапины были на канистрах с бензином.
Здесь мог бы помочь Чарли Накенко. Он понимал в таких вещах гораздо больше, чем любой судебный следователь. Им посылали отчеты и фотографии, объясняли все обстоятельства с самого начала. Чарли был в курсе событий. Он был одним из самых опытных охотников, прекрасно знал местную флору и фауну. Он рассказал бы, типично ли это нападение для волков или нет. Может быть, он знал что-то и о прошлых нападениях.
Тана нажала на «печать», и принтер шумно воспрянул к жизни, выталкивая из себя фотографии тел, глубоких ран, отпечатков лап. Собирая фотографии, Тана заметила кое-что, на что сначала не обратила внимания. След левого ботинка с зазубренной отметиной. Нахмурившись, она вновь открыла снимки отпечатков ног. Пока следователь проводил экспертизу, Тана сравнивала следы подошв Аподаки и Санджита. У Селены был шестой размер ноги, ботинки фирмы «Тундра ХС». Радж носил «Экстеррас» девятого размера.
Ван Блик и Кино предпочитали «Баффин-Арктик». Размер у Ван Блика — двенадцатый, у Кино — десятый. У отпечатка с зазубриной был тот же узор, что и у «Баффин-Арктика», размер — на вид десятый. А может быть, девятый. Но ботинки Ван Блика и Кино не оставляли зазубренного следа. По всей видимости, обладатель ботинка наступил на что-то острое, разрезавшее подошву. Постукивая кончиком ручки по столу, Тана размышляла.
Отпечаток был четко различим. Снег не успел его занести, к тому же он находился под надежной защитой нависшего над ним большого камня. Поскольку его не замело, очевидно, он был оставлен раньше, чем разразилась метель. Предположительно, когда Аподака и Санджит только прибыли сюда. Но, возможно, и после.
Кто еще здесь был? Или, может быть, что-то впилось в подошву ботинка Ван Блика или Кино, вот зазубрина и осталась? Тана подумала, что это можно списать и на капризы погоды — перепад температуры, изморозь, ветер могли повлиять на следы.
Она внимательно загрузила остальные фотографии следов. Сердце подпрыгнуло. Был еще один. «Баффин-Арктик», левый ботинок. Зазубрина. На этот раз не так отчетливо заметная.
Я видела тебя в пятницу, Бабах. Твой самолет приземлился на другой стороне утеса, где работали бедные ребята. Где-то в полдень, когда я летела за другой командой.
Тана распечатала и эту фотографию, а также снимки костей. После того как тело Аподаки унесли помощники следователя, в маленькой расщелине, где она лежала, обнаружились еще несколько.
В памяти опять всплыли слова Большого Индейца:
…похоже на тот случай, когда двух девчонок убили. Такое же дерьмо. Опять повторяется…
Она закрыла фото, открыла базу данных, принялась искать отчеты с места гибели Реган Новак и Дакоты Смитерс, соответственно трех- и четырехлетней давности.
