Булочки, треть вафельного тортика, оставшаяся еще со вчерашнего дня, шоколадные конфеты, две неначатые баночки клубничного джема и одна наполовину опустошенная пачка сливочного масла, двадцатисантиметровый кусок сырокопченой колбасы – все это было аккуратно уложено в пакет и выставлено к входной двери. Настя собралась было положить в пакет и кусок сыру, но передумала и сунула его назад в холодильник.
– Лешик, я там тебе сухой паек собрала, забери на работу, будет с чем чаю попить, – сообщила она, когда муж, выбритый, с мокрыми волосами и благоухающий горьковатой туалетной водой, появился в кухне с намерением позавтракать.
– А ты чего подскочила? – удивился он. – Спала бы еще.
– Сейчас пойду досыпать. Я только хочу быть уверенной, что все это безобразие ты отсюда увезешь. А то, когда оно лежит тут перед глазами, у меня силы воли не хватает его не есть.
Она предусмотрительно оставила в кухне пару булочек, маленький кусочек масла и нарезала колбасы, чтобы Леше было чем позавтракать. Чистяков налил себе кофе и приступил к трапезе.
– Асенька, по-моему, ты дурью маешься, – заметил он. – Ну какая диета, ты сама подумай? Тебе сорок два года, а не восемнадцать, ты не модель и не кинозвезда, и если ты набрала пару-тройку килограммов, в этом нет никакой катастрофы. Давай я лучше куплю тебе новые джинсы, на размер больше, и ты забудешь про калории. Давай, а? Мне по итогам года премию дадут, так что не разоримся.
– Нет, – Настя решительно отвергла любезное предложение, – я на принцип пошла. Мне сорок два года, это ты правильно заметил, я работаю в государственном учреждении, а не на рынке торгую, и не могу позволить себе зимой и летом ходить в одних штанах на все случаи жизни. Сначала одни джинсы, потом вторые, потом приличные брюки, потом костюм. Тут ведь только начни – уже не остановишься, постоянно будут возникать новые надобности. А мы с тобой не настолько богаты, чтобы менять весь мой гардероб. Буду худеть.
– Ну, дерзай, – в голосе Алексея оптимизма что-то не слыхать. – Желаю тебе успехов.
Он поднялся, поставил пустую чашку в раковину и пошел одеваться.
Проводив мужа, Настя снова залезла в постель и уютно свернулась клубочком. Как хорошо, что можно еще поспать, а проснувшись – валяться под теплым одеялом, потому что никуда не нужно спешить. И не нужно под холодным осенним дождем куда-то ехать. Как хорошо, что она сломала ногу и теперь может наслаждаться неожиданным отпуском. Господи боже ты мой, что за мысли в голову лезут…
Она задремала, а когда проснулась, поняла, что же так беспокоило ее накануне. Ей все казалось, что она что-то упускает, чего-то недодумывает. Теперь она уловила, в чем дело.
Анита Волкова всегда хотела быть уникальной, ни на кого не похожей. Этому стремлению было подчинено все ее детство, вся юность, молодость. А что же теперь? Системный администратор на фирме. Ничего выдающегося ни по статусу, ни по половому признаку, женщин на такой работе едва ли меньше, чем мужчин, а если и меньше, то ненамного. Неужели Анита Станиславовна смирилась с крушением собственного представления о себе самой? Она ведь не просто хотела быть уникальной, она искренне полагала себя таковой, а уж во вторую очередь стремилась к тому, чтобы это признали окружающие. Она с самого рождения была не такой, как все, потому что во времена «железного занавеса» носила имя, данное ей девушкой из далекой прекрасной недосягаемой страны, о которой можно было прочесть в романах, но которую невозможно было увидеть. Из науки Анита ушла пять лет назад, ей тогда было сорок. Долгое время сидела без работы, пыталась заниматься репетиторством, рассылала по крупным и мелким фирмам свои резюме, но ее никуда не брали, потому что знание компьютера на уровне пользователя вполне подходит двадцатилетней девочке со свежей мордашкой, которой можно платить не очень много, но совершенно недостаточно для сорокалетней серьезной дамы, которая хотела бы зарабатывать соответственно своей ученой степени доктора наук. Волкова пошла учиться, легко освоила программирование, поскольку была хоть и плохим физиком, но хорошим математиком, устроилась на работу, но ни работа, ни зарплата не были такими, чтобы резко выделить ее из всех остальных людей. Все стало самым обычным. Как к этому приспособилась Анита Станиславовна? Сорок лет жила с определенным представлением о себе и вдруг резко отказалась от него? Почему? Что произошло в ее жизни такого, что Анита Волкова согласилась быть такой, как все?
Или ничего не происходило? И она страдает и продолжает стремиться доказать себе самой и всем остальным собственную неповторимость? И если так, то что из этого следует?
А следует из этого много всякого непонятного… Только информации у Насти маловато, надо бы поподробнее расспросить Сережу Зарубина, который плотно занимался Анитой Волковой. Может быть, всплывут какие-то детали.
* * *
Филолог Самарин приехал в три часа. И, как обычно, первые пятнадцать минут потратил на извинения. На этот раз – за то, что явился не в пять, как договаривались, а раньше. Он сегодня слишком рано выехал из дому, накатался до умопомрачения и ужасно устал, спина затекла, поясницу ломит, плечи будто свинцом налиты, и сидеть за рулем уже нет никакой возможности.
– Вы не беспокойтесь, Настя, если вам недосуг мной заниматься, я не стану вам докучать, у меня и книга с собой есть, я посижу почитаю, мешать не буду.
– Да вы мне не мешаете, – улыбнулась Настя. – Только вот с едой у нас с вами проблема.
– Хотите, я в магазин схожу и все куплю? – тут же вызвался Самарин. – Здесь же недалеко.
– Не в этом дело. Я села на жесткую диету, у меня полно продуктов, но таких, какие мужчины обычно не едят. Замороженная цветная капуста, например, или капуста брокколи. Даже хлеба нет, не говоря уже о мясе, масле и колбасе.
– А сыр есть? – поинтересовался он.
– Есть.
– Можно приготовить цветную капусту с сыром, очень вкусно.
– Вы умеете? – удивилась Настя.
– Я – нет, что вы. Так моя жена делает. Если хотите, я позвоню и спрошу рецепт.
– Спросите, – согласилась Настя.
А что, это может оказаться очень даже ничего, вкусно. Кажется, Лешка тоже так готовил, и Насте нравилось. Но как он это делал, она не видела и не знала.
Валентин быстро поговорил по телефону, что-то записал в своей пухлой тетрадке и радостно обернулся к Насте.
– Оказывается, все очень просто. А если есть яйца, то совсем хорошо.
Яиц не было, решили, что попробуют обойтись без них.
– А почему вы на диете? Что-то с желудком? – спросил Самарин.
– С весом, – мрачно проинформировала его Настя. – Надо срочно худеть.
Разговор о полноте-худобе-лишнем весе в сочетании с присутствием филолога-автолюбителя и с недавними мыслями об Аните Волковой навел ее на воспоминания о режиссере Островском. Самарин сказал Лешке, что в жизни Островский выглядит не таким крупным и полным, как на телеэкране. Может быть, они знакомы или как-то общались? И вдруг ей повезет, и Валентин расскажет о режиссере что-нибудь стоящее внимания? Ведь убийство актрисы Халиповой так и висит, версия о причастности к нему Дронова и Багаева никак не подтверждается, а других версий как не было, так и нет.
– Вы хорошо знаете Островского? – спросила она, натирая сыр на мелкой терке.
– Кого?
– Островского Константина Федоровича, режиссера.
– Совсем не знаю, я с ним не знаком.
Что это? Ей почудилась или в речи филолога появились наполненные необъяснимым напряжением паузы?
– А где вы его видели? – продолжала спрашивать Настя, не глядя на Самарина.
Сыр почему-то вдруг начал застревать в ячейках терки и никак не хотел свободно двигаться вверх и вниз. Руки у нее дрожат, что ли?
– Я?
Тянет время, тянет, задает дурацкие вопросы. «Я?» Ну а кто же, не Настя ведь. Чего он так разволновался?
– Вы, Валентин. Вы же его видели?
– Н-ну… да, видел. А что?
– Где?
– Где?
Опять переспрашивает. И насчет магазина он не очень удачно выступил. Он ведь подъезжал к дому со стороны трассы, а магазин находится в совершенно другом конце поселка, и Самарин никак не мог проезжать мимо него. Значит, он бывал здесь раньше, гулял по Болотникам. Зачем? И почему ни разу не обмолвился об этом? Черт, где же на первом этаже тревожные кнопки? В спокойном состоянии Настя помнит их месторасположение, а как начинает нервничать, так все из головы долой. Ах да, одна кнопка прямо здесь, на кухне, под столом. Ладно, сядем к столу, закурим, устроим себе перерыв. К кнопочке поближе.
– Валентин Николаевич, давайте заканчивать с играми, – вполне миролюбиво предложила Настя. – Вы ведь не случайно оказались в этом доме. Вы поджидали моего мужа, стояли с колесом в руках, разыграли спектакль. Очень умело разыграли, отдаю вам должное. Вы своей цели достигли. Вы познакомились с нами, вы приезжаете сюда. Зачем? Что вам нужно?
