В глубине души Некрасов презирал уркаганскую синюю братию, типичным представителем которой, собственно, и являлся Дорофеев. А уж этого субъекта он презирал особо, ибо… откровенно боялся. Осознание сего факта было особенно неприятно: он, «крутой опер», можно сказать «положенец от МВД», при личных встречах всякий раз мандражировал и пасовал перед этим быдло-быкообразным существом. Исходившие от Дорофеева флюиды силы и уверенности вкупе с вечной подчеркнуто-презрительной интонацией неприятно напоминали о том, что за его, Некрасова, креслом под солнцем пожизненно закреплен персональный номер – номер шесть. Отсюда тот факт, что Дорофеев по дури своей трахнул какую-то телку и по дури же попался, не мог не вызвать у Некрасова положительных эмоций – туда ему, дураку, и дорога. Но! Дорофеев был очень важным пазлом в обшей картинке, к сборке которой на ролях подающего был причастен и сам Некрасов. Наравне с другими он отвечал за общий результат, и совсем не в его интересах было, чтобы картинка не сложилась. Так как здесь уже совершенно неважно, кто именно накосорезил первым – персонально он или другой участник игры. Круговая порука, мать ее!
От подобных мыслей Некрасову сделалось совсем тоскливо, и он снова чертыхнулся в адрес коррумпированных коллег-вертухаев, позволяющих за денежку малую совершать неположенные звонки из мест строгой изоляции. О том, что, по сравнению с его собственными деяниями, подобного рода служебные проступки выглядят невинной детской шалостью, Некрасов, естественно, не задумывался. Вернее, не хотел задумываться.
– …Сколько можно плескаться?! Вылезай, яичница стынет! – бухнула в дверь Люсьен.
– Да пошла ты! – ругнулся Некрасов. Но, глянув на часы, присвистнул, выключил воду и принялся насухо вытираться. Облачившись в костюм еще не Хьюго, но уже босса, он критически оценил двухдневную поросль, но ни времени, ни желания скоблиться не было.
Благоухающий модным парфюмом, Некрасов прошел на кухню, окинул взглядом сервировку стола и скомандовал:
– Соточку накапай.
– Тебе же за руль! – удивилась Люся. Но, тем не менее, сходила в комнату и принесла из бара бутылку.
В один присест Некрасов зажевал традиционную глазунью из пяти яиц и, зажмурившись, махнул полстакана водки.
– Теплая, зараза. Сколько раз говорил – убирай в холодильник.
– Чай будешь?
– Некогда. Ты, это… Халат снимай.
– Тебе же на работу!
– Сам знаю. Мы по-быстрому.
– Что, опять? Я не хочу по-быстрому.
– А тебя никто и не спрашивает. Быстро сняла халат и встала раком.
– У тебя что? По-другому уже совсем не встает? – начала было Люся, но тут же осеклась, встретившись взглядом с «любимым». А взгляд этот ничегошеньки хорошего не предвещал.
Посему она покорно сбросила на пол халатик и, развернувшись, привычно легла большой грудью на кухонный стол, широко расставив ноги. Моментально возбудившись увиденным, Некрасов плеснул себе еще полтинничек, выпил и суетливо принялся расстегивать ширинку…
Скоротечно отстрелявшись, Некрасов наградил Люсю дежурным шлепком благодарности по голому заду и, устранив непорядок в одежде, хлопнув дверью, вышел из квартиры. Снятый столь бесхитростным образом «утренний стресс» явно пошел на пользу – настроение немного улучшилось. «Ничего, не бздеть – прорвемся! – попытался взбодрить сам себя старший оперуполномоченный по особо важным делам, направляясь к автостоянке. – И не из такого дерьма выплывали! Мы еще увидим оранжевое небо в оранжевых верблюдах!» И то сказать, при любых раскладах, сегодняшний день по всем прогнозам обещал выдаться веселым.
А вот рабочая смена «семь-три-седьмого» экипажа, наоборот, сложилась из двух одинаково скучных этапов: с восьми утра и почти до полудня тупо отстаивались, ожидая выхода объекта. Затем, сопроводив его на Суздальские озера, столь же тупо наблюдали за тем, как встретившийся с преимущественно женского пола связями объект принимал солнечные ванны, накачиваясь газированным алкоголем и тиская этих самых связей за оголенные места. На самом деле, с учетом клубно-тусовочного образа жизни объекта по кличке Дохлый, в первой половине дня трудно было ожидать от него более осмысленных телодвижений. Всему свое время: ночью – в поте лица зарабатывать деньги, торгуя амфетаминами; днем – отдыхать от трудов неправедных, заработанные деньги прожигая. Однако заказчику требовались связи. Причем, по возможности, как можно больше – хороших и разных. Вот в фиксации последних молодежь Эдика Каргина все это время и упражнялась. Благо пляжный час пик, обусловленный все еще не сдающейся жаркой погодой и вступившими в финальную фазу летними каникулами, позволял грузчикам шифроваться по самому минимуму. Так что Юра и Леня даже заключили между собой небольшое пари на предмет, чей снимок связей объекта в конечном итоге окажется самым… эротичным. Бригадир усмехался, но в принципе не возражал: чем бы дети ни тешились – лишь бы толк был. Пашу Козырева ближе к концу смены занимало и беспокоило лишь одно – только бы не запоздал подменный экипаж. Не пожелавший расставаться с зубом Леха Серпухов все-таки умудрился выкроить небольшое окно в своем плотном рабочем графике и на половину пятого назначил встречу на углу Литейного и Захарьевской. Так что времени на то, чтобы после работы поставить машину в гараж и успеть добраться до места, было впритык.
Я знал одного мудреца, который даже зажимал нос, как только приходилось поднимать завесу будущего…
М. Е. Салтыков-Щедрин. Помпадуры и помпадурши
Сразу после традиционного еженедельного совещания у начальника криминальной милиции Главка в бескрайних коридорах неприветливо-мрачного здания Леху Серпухова неожиданно отловил начальник «заказного» отдела Максим Есаулов.
– Здорово!
– Наше вам! Как заказы? Поступают?
– Ага, регулярно. Шьем дела из материалов заказчика. Слушай, пошептаться бы…
– В движении устроит? А то у меня через двадцать минут встреча с бабулькой-барабулькой.
– Устроит вполне. А чего это ты вдруг перешел на матюр? Помнится, раньше у тебя в агентуре состояли сплошь канашки-барабашки.
– Так годы идут. Стареем.
Сделав постовому милиционеру ручкой, Серпухов и Есаулов вышли на вечно шумный, загазованный Суворовский.
– Тебе куда, в «Колобок», что ли?
Здесь, для людей несведующих, поясним, что «Колобок», что на углу Чайковского и Чернышевского, поистине легендарное заведение общепита. «Колобок» вечен, как сыск, и используется «по назначению» еще с советских времен. Учитывая, сколько «реальных пацанов» тут было вломлено, на стенах заведения не хватает только портрета Дзержинского.
– Ну уж нет, – скривился Серпухов. – Меня от пасущихся там «оэрбэшных» морд давно и устойчиво мутит. Но азимут, в принципе, правильный. «Б-6», ранил.
– Значит, в «Рико»?
– «Б-7», мимо… Прикинь, хорош я буду в «Рико» в сопровождении благоухающей портвейном, заслуженной, кавалера ордена «За заслуги перед миньетчеством» четвертой степени бандерши?
– Н-да, это чего-то я того… не сообразил.
Кафешка «Рико», расположенная почти напротив здания Оперативно-розыскного бюро, местными острословами именовалась «Биржей труда». Даже невнимательный, случайно забредший сюда посетитель очень скоро мог сообразить, что здесь происходит. Здоровые, располневшие мужчины в штатском с бритыми в складочку затылками беседуют с похожими на них, но только еще более сытыми информаторами. На столиках выставлены барсетки, столь же пухлые, как и их хозяева. Короче, напоминает деловые переговоры. Хотя, по большому счету, это они и есть. Агенты – в большинстве своем крупные бизнесмены – не столько стучат, сколько сливают информацию на конкурентов в своих интересах. Тут процветает этически неотягощенная коммерция с обеих сторон, достигаются взаимовыгодные договоренности: кого с помощью ОРБ лишить аренды на законных основаниях, а кому на тех же основаниях ее вернуть. Отсюда и неформальное название «Биржа труда».
– Тогда остается одно – «Сфера», – сделал последнюю попытку Есаулов.
– «Б-5», двухпалубник, утопил, – констатировал Леха.
Тошниловка «Сфера» на Захарьевской – излюбленное место сотрудников, которые по нынешним милицейским меркам котируются не иначе как «голь перекатная». Именно здесь, если повезет, вы встретите полный джентльменский набор настоящего, а посему реликтового оперского подвида: пленительная помятость, носки в гармошку, шарм искусного мата, в глазах – никакой коррупции, а в душе – желание дать зуботычину. Собеседники-осведомители из разряда «украл, выпил, в тюрьму» им под стать – такие рожи, что не приведи Господи. Последняя женщина, которая ими интересовалась, – прокурор, поддерживавшая обвинение на суде.
