Потоптавшись возле дома, он перешел дорогу и зашел на чей-то участок. Небритый мужик в старых тренировочных штанах, сидя на корточках, что-то мудрил с кустами смородины. Услышав за спиной шаги, он с трудом поднялся на ноги и, охая, схватился за поясницу.
– Чего надо? – неприветливо спросил он, зыркнув недобрыми глазами на Селуянова.
– Шараповых ищу, – миролюбиво ответил оперативник, будто не замечая откровенного недовольства хозяина дачи.
– Эка махнул! – Небритый мужик скорчил злобную мину и сплюнул. – Они здесь уж сто лет не бывают. У богатеев свои причуды, новый дом где-то построили, а этот только сдают. Здесь ты их не найдешь.
– Жалко, – огорченно сказал Николай. – Я ведь почему сюда притащился? Мне сказали, у них можно дачу снять. Правда, предупреждали, что искать их в Москве надо, здесь их теперь не бывает, но, говорят, они тут появлялись. Вот я и подумал, что, может, застану.
– Не, это тебе наврали, – отозвался дачник. – Приезжали, это верно, только не они. Они, видать, дом кому-то еще осенью сдали. То и дело шваль какая-то на иномарках прикатывала. Человек по пять. Чего уж они там делали, я не знаю, но тихо себя вели, наговаривать на людей не стану. Ни там громких песен, ни скандалов, ничего такого. Тихие, культурные. Приедут, в дом войдут – и до следующего дня. Потом выйдут, по машинам рассядутся – и привет. Я уж подумал, сходка у них там политическая. К выборам-то.
– Одни и те же приезжали или разные?
– Эка, – снова крякнул дачник. – Тебе-то что за разница, ежели ты дачу снять хочешь? Любопытный ты, парень, не в меру.
– Ага, – с готовностью подтвердил Николай. – Жутко любопытный. Что сделаешь, хозяин, характер такой. Меня мамка с детства за это лупила. Хлебом не корми – дай в чужие дела нос сунуть. Не сердись.
Небритый дачник глянул на него с интересом и даже с некоторой теплотой. Селуянов знал, что самокритичность – хорошее оружие. Сам себя обругаешь, вину признаешь – глядишь, и смягчится собеседник. Так оно и вышло.
– Вообще-то я на лица не больно глядел, но машины были одни и те же. То есть похожие. А тебе зачем?
– А просто так, – обезоруживающе улыбнулся Селуянов. – Ладно, хозяин, не буду больше тебя отвлекать, поеду в Москву, там Шараповых найду. Да, кстати, ты Бергеров знаешь?
– Архитекторшу? Знаю. Они старожилы, у них дача здесь уж лет тридцать.
– А дочку их тоже знаешь?
– Нинку-то? А как же. Только она давно уж тут не бывает. Когда маленькая была, каждое лето с родителями на даче проводила. А как замуж вышла, так и не видно ее. Архитекторша говорила, у них с мужем своя дача есть, они теперь туда ездят.
– Богатый, видно, муж-то, – словно невзначай заметил Селуянов.
– Да бес его знает, богатый он или бедный. Я его и не видел ни разу. Я ж говорю, как Нинка замуж вышла, так и не бывает здесь. Ни с мужем, ни одна. А тебе чего до Бергеров? Опять любопытствуешь?
– Ну, – подтвердил оперативник. – Говорят, дочка у них крутая бизнесменша, вот и спросил. Интересно же, какие у таких дочек мужья бывают. Я б сам на такой женился.
– Женился бы он, – презрительно хмыкнул дачник. – Конечно, на чужой каравай рот разевать – много ума не надо. Женился вот один такой на моей дочке, сначала тихий был, смирный, а потом враз так дело повернул, что мы с женой теперь круглый год на даче живем. Выжил нас из городской квартиры. А ведь мы ее своим трудом по копейке, по рублику строили. Да что там говорить…
Он безнадежно и обиженно махнул рукой и снова вернулся к своим смородиновым кустам.
* * *
– Надо же, как просто, – удрученно сказала Настя, когда Селуянов вернулся вечером на Петровку. – Ищем всюду, ищем, а место оказывается у нас под носом. Не зря говорят: нахальство – второе счастье. В полукилометре от дачи родителей жены устроиться – это надо суметь.
– Он не очень-то рисковал, – заметил Коля. – Ведь, кроме Бергеров, его в поселке никто не знает, а они бывают на даче только летом. Я уж не говорю о том, что все дело происходило осенью, зимой и весной, когда там вообще довольно безлюдно. Похоже, кроме мужика, с которым я разговаривал, там никто постоянно не живет. Так что риск на самом деле был минимальный. Меня гораздо больше интересуют тихие культурные люди на иномарках, которые туда систематически наведывались.
– У тебя есть объяснение? – спросила она.
– Есть. Только оно очень страшное. Даже и говорить не хочется. Придется мне для начала еще разочек Славика Дорошевича потрясти.
– Может, скажешь, до чего додумался?
– Нет, сначала проверю. Очень уж гадко.
Он уже взялся за ручку двери и собрался выйти из кабинета, когда Настя окликнула его:
– Коля, ты что, всерьез думаешь, что это может быть так?
– Ты о чем? – оторопело обернулся он.
– О том, о чем ты мне только что говорил. И не делай из меня, пожалуйста, невинный цветок, не надейся, что до твоих гадостей я сама не додумаюсь. Ты ведь подозреваешь, что в пустой даче Шараповых устроили бардак для гомосексуалистов, верно? Мальчишек с первого же дня сажали на иглу и держали их постоянно под кайфом, пока они не умирали. И давали ими попользоваться избранной элите за хорошие деньги. Разве ты не это имел в виду?
– Это. Трудно с тобой, Аська.
– Не всем, – скупо улыбнулась она. – Только некоторым. Мы дом осматривать будем или как?
– Обязательно. Я уже разговаривал с хозяином дачи, с Шараповым. Дом был сдан в ноябре прошлого года приличному мужчине. Срок – пока до лета. Мужчина по приметам – не Якимов.
– Понятное дело. Подставной. Якимов мог от жены или от ее родителей услышать о том, что дом Шараповых сдается, и решил не искать удачи в заморских краях, не светиться в поисках дома, который можно снять. В поселке его никто не знает, можно наведываться туда безболезненно, если соблюдать элементарную аккуратность. Но кто-то же должен был там постоянно находиться с мальчиками. Ясно, что не сам Якимов. Он – отец семейства, ему детей обихаживать надо. У него свободное время – только днем, когда дети в садике и в школе. Наверное, тот человек, который договаривался с Шараповыми, и мальчиков стерег. Тоже примета времени, между прочим.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что раньше местный участковый обязательно поинтересовался бы, кто в доме живет и что там происходит. А теперь никому ни до чего дела нет. Для преступников наступила эпоха великой безопасности. Так до чего ты с Шараповым-то договорился?
– Завтра с утречка встретимся и поедем осматривать дом. Он запасные ключи возьмет, чтобы замок не ломать.
До ухода с работы Насте нужно было успеть переделать кучу дел, но все валилось из рук. Она с трудом заставляла себя сосредоточиться и тут же снова отвлекалась на мысли то о Якимове, то о Соловьеве. В конце концов она не выдержала и позвонила мужу:
– Лешик, какие у тебя планы на завтра?
– Вопрос не предвещает ничего хорошего, – ответил Алексей. – Завтра я собираюсь сидеть дома и работать. У тебя есть возражения?
– Я хотела спросить, могу ли я завтра взять машину.
– Ася, весь год, что мы с тобой женаты, я, как тупой дятел, пытаюсь вдолбить тебе в голову, что у нас все общее – и деньги, и машина. Если тебе надо – бери и не спрашивай.
– Ладно, – вздохнула она. – Возьму и не спрошу. Но она тебе точно не нужна?
– Не понимаю, как я мог на тебе жениться. Был уверен, что ты умная. А ты, как выяснилось, с первого слова ничего не понимаешь. Тебе все надо по три раза объяснять.
– Не смей меня критиковать, – рассмеялась Настя. – Пусть я глупая, но зато я тебя люблю. Это мое главное достоинство, которое перевешивает все мои многочисленные пороки.
– Ну разве что…
Ей все-таки удалось заставить себя выбросить из головы посторонние мысли и заняться неотложными делами. Завтра она поедет к Соловьеву, не дожидась возвращения Короткова из командировки.
* * *
Но, прежде чем ехать в «Мечту», она отправилась на городскую квартиру Соловьева, где теперь жил его сын Игорь. Вид квартиры привел ее в ужас, но чего-то подобного она и ожидала. Кроме самого Игоря, по комнатам бродили какие-то сомнамбулического вида парни в черных майках, черных кожаных жилетках и черных же повязках на голове. Игорь Соловьев, впрочем, выглядел точно так же.
– Ты разговаривать-то в состоянии? – спросила его Настя, пройдя в комнату.
– Смотря о чем, – ухмыльнулся юноша. – Вы из милиции, что ли? Так я только употребляю, имею право, закон разрешает. А если вы насчет хранения – так у меня ни-ни. Я законы знаю, не маленький.
– Подготовился на все случаи жизни, – спокойно констатировала Настя. – Но я наркотиками не занимаюсь. Не мой профиль.
– А чего ж тогда? Вы мне больше ничего не шейте, на мне ничего нет.
– Уверен?
Парень вмиг стал агрессивным, глаза превратились в узкие щелки, из которых на Настю полыхнуло одновременно ненавистью и презрением.
– Не берите на понт. Я вас сюда не звал.
