— Подождите меня у управления, хорошо?
К тому времени, когда они туда приехали, Роджер узнал большую часть всего того, что нужно было узнать.
В маленькой комнатушке находились две женщины: миссис Эдамс и миссис Фейрли.
Светловолосая миссис Фейрли сказала с таким выражением лица, как будто она все еще видела призраков:
— Спали они… Крепко спали, сидя за столом.
— Больше вы нам ничего не можете рассказать? — спросил Роджер у миссис Эдамс.
— Нет, я рассказала все.
Роджер договорился, чтобы женщин доставили домой на машине.
После этого с помощью Кемпбелла, он связался с той больницей, куда попала Айви Моллоуз.
— Она не сможет ни с кем разговаривать до завтрашнего утра, — ответила старшая сестра.
— Спасибо и на этом!
Роджер опустил трубку на рычаг и посмотрел на сидящего против него Кемпбелла. Было уже далеко за полночь. До утра оставалось совсем немного, но все же возможность как следует обо всем подумать у него еще есть.
На следующее утро Роджер приехал в Ярд в десять часов. Он чувствовал что люди, с которыми он встречался по дороге, проявляли к нему особый интерес.
Впрочем, такая напряженная атмосфера бывала всякий раз, когда полицейский погибал на боевом посту при исполнении своих обязанностей.
Это было молчаливое обещание отомстить за смерть товарища, и, естественно, всем казалось, что Роджер, больше, чем кто-либо другой, думает об этом.
Когда он завернул в собственный кабинет, Вотт, видимо, узнав его по шагам, распахнул дверь кабинета.
— Доброе утро, сэр, — сказал он, — нашли эту кухарку.
— Благодарение богу. Где она была?
— Ее задержали в лондонском аэропорту.
— Прекрасно… Прекрасно…
— И это, разумеется, был поджог. Мы получили предварительное заключение эксперта, сэр. Он приедет сюда в двенадцать. Некто мистер Рейзон.
— Что еще?
— Состояние Раймонда Грейтрекса все еще внушает опасения: травма, плюс сотрясение мозга. О Джеймсе Доноване никаких сведений. Звонил Сенделл, предупредил, что посылает письменный рапорт. Он уже здесь.
Вотт указал на тоненькую папку на столе.
— Вот это, сэр.
— Хорошо.
Роджер протянул ему рапорт о последних событиях:
— Прочитайте все это еще раз как можно внимательнее. Посмотрите, не поразит ли вас что-нибудь. А я пойду побеседую с Морин О'Мелли. Предупредите их, что я сейчас там буду.
Через несколько минут он вошел в комнату, где Морин О'Мелли дремала в кресле. В самом углу сидела женщина-надзирательница. Дежурный сержант стоял рядом с Роджером.
— Она что-нибудь показала?
— О, нет… Она просто с глупым видом глазеет на тебя и делает вид, будто совсем тебя на слышит…
При звуке голосов Морин О'Мелли подняла голову. Все ее тело сжалось, как будто защищаясь от неминуемых побоев, руки непроизвольно поднялись к голове, закрывая ее.
Надзирательница поднялась. Роджер кивнул ей головой, но глаза его неотрывно смотрели на кухарку.
— Почему вы их отравили? — требовательно спросил он.
Она смотрела на него бессмысленными глазами, как будто он говорил на непонятном для нее языке.
— Вы ведь знаете, что убили двоих людей, не так ли?
Ее глаза наполнились слезами, но это было единственной реакцией на вопрос.
— И если миссис Моллоуз тоже умрет, вы будете повинны и в ее гибели!
Женщина молча смотрела на него круглыми от страха глазами. Как ни странно, ему было жаль ее.
— Она все время в таком состоянии? — спросил он надзирательницу.
— Да, сэр. Она производит впечатление…
— Это ложь! — пронзительным голосом воскликнула Морин О'Мелли, вскакивая с места. — Это мерзкая и злобная ложь! Я никого не убивала. Я всего лишь заставила их заснуть. Я бы никогда не причинила зла доктору… Она всегда была со мной так ласкова…
— Она не умрет, — сказал Роджер. — Правда, сейчас она очень больна, но жива и врачи полагают, что поправится.
— Благодарение Богу! Благодарение Богу и Святой Троице!
Глаза О'Мелли заблестели от экстаза, все ее страхи мгновенно исчезли.
Роджер повернулся к надзирательнице.
— Принесите крепкого горячего чая…
Потом снова обратился к Морин О'Мелли.
— Разве вы не хотите, чтобы она умерла?
— Это жестокий вопрос… Я бы за нее не пожалела собственной жизни… И вы это прекрасно знаете!
— Нет, ничего такого я не знаю! — заговорил Роджер более резко. — И, если бы вы не…
— Я не поджигала дома!
— Оставьте в покое пожар… Почему вы их усыпили?
Она не ответила, отведя глаза в сторону.
— Если вы мне этого не расскажете, они могут повторить свою попытку.
— Повторить попытку? Какую попытку? — спросила женщина, дрожа с головы до ног.
— Убить доктора Моллоуз, — ответил Роджер.
Она затаила дыхание:
— Вы… вы меня нарочно пугаете, да?
— Не глупите! Кто-то заставил вас подсыпать огромную дозу снотворного в их еду. Он вас уверил, что после этого они всего лишь заснут на короткое время и не будут испытывать никаких вредных последствий. Ведь так?
— Да… Все так…
— Но в действительности ему надо было усыпить их для того, чтобы они погибли в огне при пожаре…
— Бог — свидетель, сэр, я этого не знала…
Роджер очень внимательно и придирчиво изучал лицо женщины и внезапно заметил нечто такое, что произвело на него впечатление удара обухом по голове. Между Морин О'Мелли и Джеймсом Донованом было несомненное сходство.
Он спросил совсем тихо:
— Ведь это был ваш брат, не правда ли?
Морин О'Мелли окаменела.
— Вам велел так говорить Джеймс, правда? — настаивал Роджер.
И тогда она ответила хриплым шепотом.
— Видит Бог, он, Джеймс.
— Ваш брат?
— Да, брат. В том то все и дело. И можете не спрашивать, где он сейчас. Я этого совсем не знаю.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Когда? Вчера утром у нас дома.
— Значит, вы меня обманули, сказав, что это был приятель вашей двоюродной сестры. В действительности, наркотик вы получили от Джеймса?
Морин опустила голову:
— Да, тогда я сказала вам неправду. Это был мой родной брат, Джеймс.
— Скажите, Морин, а чем Джеймс объяснил свое желание заставить их спать?
— Он… Он сказал, что хочет раздобыть некоторые бумаги.
— Иными словами, хотел забраться в дом докторе Гэлбрейта?
— Да, ваша правда, — тяжело вздохнула она, — чистая правда… Джеймс мне сказал, что у доктора Гэлбрейта хранятся какие-то документы, на основании которых он легко может засадить брата в тюрьму. И что ему нужны всего каких-то полчасика… Но только, чтобы ему никто не мешал.
— Получается, что вы действовали, будучи уверенной, что ничего страшного не случится… Поверьте, вас никто не станет сильно винить, если вы расскажите без утайки решительно все, что произошло. Чем занимались Патрик и Джеймс в Лондоне?
— Патрик угодил в тюрьму, как будто без того мало неприятностей было, — снова горестно вздохнула Морин. Глаза ее были широко открыты.
— Я не знаю, инспектор, клянусь, я не знаю. Они попали в беду, это уж мне точно известно. Но я все не верю, что они виноваты. Мой брат Джеймс не мог поднять ни на кого руку. Нет, как хотите, а это был не Джеймс!
— Но, если не Джеймс, тогда кто же? — потребовал у нее ответа Роджер. — Не Патрик, раз он в тюрьме, значит, если не тот и не другой, тогда кто-то третий… Человек, который его шантажирует, заставляет идти на ужасные преступления, которые, возможно, сам Джеймс никогда бы не совершил… Так что, если это не дело рук Джеймса, тогда я еще сильнее хочу знать, где его найти, чтобы спасти его?
— Как? Каким образом спасти?
— Раз его шантажируют, то выходит, что надо спасать от того человека, который это делает. Скажите, он…
В эту минуту Роджера осенило. Он не договорил. Точно также, как несколько минут назад до него дошло, что эта женщина принадлежит к семейству Донованов, так и сейчас ему пришло в голову, что есть такое место, где ее брата никогда никто не станет искать, но именно там-то ему удобнее всего скрываться.
— Он находится в лечебнице, не так ли? — спросил он вкрадчиво у Морин.
— Вы не человек, а сам дьявол! Вы умеете читать мои мысли.
Роджер ничего не сказал, но пожалел, что сейчас с ними нет надзирательницы. Подойдя к двери, он высунул голову в коридор и увидел ее с подносом в руках. Она несла чай.
— Вот и прекрасно. Войдите и последите за ней.
Сам он поспешил вниз, в информационную, и отдал дополнительные указания об установлении слежки за квартирой миссис Моллоуз. После этого вернулся в свой кабинет, рассказал Вотту, что сделано и спросил:
— А что дальше?
— Приехал мистер Рейзон, сэр.
Рейзон, приземистый толстячок на коротких ножках, был приглашен немедленно.
