Ознакомительная версия.
К митингующим, естественно, никто из представителей городской администрации не вышел, и митинг «рассосался» сам по себе. Причем как-то безнадежно и даже лениво. Никакая милиция тут не появлялась, никто никого не разгонял и не теснил с площади. Скорее всего, по той причине, что утро было жарким и никому не хотелось париться на солнцепеке посреди обширной площади. Вот как раз ближе к концу этого «несанкционированного массового мероприятия», которое, опять же по слухам, поддержали все партии, кроме партии власти, пообещавшей митингующим «лично» разобраться в происшествии, и «подрулил к мэрии автомобиль Григория Алексеевича Переверзина. И этот симпатичный внешне, подтянутый и стройный, совсем не старый человек с коротким светлым ежиком прически выскочил из машины и, сопровождаемый четырьмя охранниками из подъехавшего следом джипа, быстрым и раскованным, „президентским“, шагом направился к высоким дверям здания.
Еще когда митинговали, пронесся слух, что вот прямо сейчас этот явно крутой мужчина, судя по его целеустремленной походке, наведет порядок и в городе, и среди городских властей. Кто он, не знал, как выяснилось, никто, но сразу почему-то поверили. Митингующие снова принялись «качать» свои права, впрочем, довольно недружно, и выкрикивать угрозы в адрес мэра, заключив свой протест ставшим популярным в эти дни слоганом: «Мэр! Верни украденные у народа деньги!» — после чего все стали благополучно расходиться. Никаких непредвиденных эксцессов на площади не произошло, солнце к концу собрания «разошлось» не на шутку, и «митинг протеста», организованный городской оппозицией, на этом прекратился.
А господин Переверзин, все той же «целеустремленной» походкой пройдя через час обратно к своему бронированному «мерседесу», ловко впрыгнул в него и укатил в сопровождении черного джипа в гостиницу. Антон оставил там одного из оперативников, попросив быть на связи, если что случится, и отправился наконец по своим делам. То есть на набережную, где располагалось в длинном одноэтажном строении — бывшем когда-то кинотеатре — интернет-кафе «Снасть».
Турецкий посчитал, что очередная консультация у лечащего врача тете Вале будет просто необходима. Именно по этой причине, выйдя из «Волги» Липняковского, он подождал, пока та уедет, и пересел в свою «несвежую», серую «тойоту», взятую напрокат. И, ни слова не говоря тетке, отправился в больницу. Возможное присутствие Плетнева его не беспокоило и не напрягало. Антон уже был безмерно рад, что Турецкий согласился сотрудничать, а также тому, что его миссия — найти Сашу и объясниться с ним — была вроде бы выполнена. А вообще-то разговора как такового между ними, ввиду отсутствия времени, пока так и не состоялось. И бог с ним. Верить особо Антону он не собирался, как, впрочем, и Ирине, хотя был почти уверен, что до «окончательной» измены у них дело, вероятно, и не дошло. Но разве в этом дело? Как сказано в Библии, «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». И, кстати, чтобы не быть голословным обвинителем, сам не раз убеждался в этом, обращаясь к собственному опыту. Так что оправдываться кому-то перед ним, по большому счету, нет никакой необходимости, сам хорош. Вот и пусть теперь Антон занимается лучше своими делами. Рабочий день кончился, и каждый — сам по себе. Ну а если ему «приспичит», как говорится, всегда можно будет послать его либо «на», либо «в», пусть сам выбирает то, что ему предпочтительнее.
Александр Борисович «припарковался» около больницы и пошел в кардиологию. И в самое время поспел. Капитолина Сергеевна собиралась запирать кабинет. И настроение у нее, если судить по первому впечатлению, было не самым лучшим. Неприятности по службе? Нет, вряд ли. Тогда что?..
По тому, как она сухо кивнула, хотя рядом никого не было, Турецкий догадался. Ну конечно, пришло утро, и вместе с ним раскаянье… А впрочем, сам виноват. Кто так остроумно, весело и охотно рассказывал о себе? Полагая, что честность и откровенность — лучшая защита от всех неприятностей, подозрений и вообще любых взаимных «недопониманий». Вот и дотрепался, голубчик. Надо срочно менять тактику.
— Привет, — одними губами произнес он с видом заговорщика, — имею сногсшибательную новость.
Она спокойно посмотрела на него и кивнула. Слишком спокойно для женщины, которая только что не криком исходила минувшей ночью в его объятьях. И он уже, кажется, догадался почему. А догадавшись, тихонько пропел на мотив известной воровской песни:
— Обложили, суки, обложили, растерзали молодость мою… Ага?
И она снова кивнула с безнадежным видом:
— Ага…
— Плохо дело, — уже нормальным голосом заговорил он. — А ведь меня никто не спросил. Как думаешь, почему?
— Потому что уверены в справедливости своих слов. Мнений. Советов.
— Смотри-ка, сколько субъективных причин!.. Ну и что? Будем говорить в коридоре?
Лина открыла дверь в свой кабинет.
— Можем и здесь.
— А по-моему, лучше в машине. Можно стоять, можно ехать, можно целоваться, много чего можно.
— Не уверена, что еще можно…
— А давай проверим, — решительно сказал он и потянул ее за руку в коридор, и она, щелкнув замком, как-то неохотно пошла за ним, с сумочкой и тяжелым пластиковым пакетом в руке, который он, естественно, тут же забрал у нее.
Молча вышли на улицу и сели в машину. Турецкий достал из бардачка сигареты и спросил:
— Можно?
Лина неопределенно пожала плечами. Она уже говорила ему накануне, что ей не нравится, что он курит. Не надо это ему, вредно. А сейчас сделала какое-то безразличное движение. Александр смял пачку и выкинул ее в приспущенное окно. Лина усмехнулась.
— И что ты хочешь этим доказать? Что у тебя сильная воля? Я знаю.
— Обложили, обложили… — негромко повторил он.
— Нет, Саша, не обложили. Просто был разговор. С твоей тетей. Она очень беспокоится, что у вас с Ириной может рухнуть семейная жизнь. И я подумала, что, если мы с тобой продолжим наши… скажем так, нечаянные… временные отношения, рухнет не у тебя с твоей женой, а у меня. Причем по-настоящему и — действительно уже все. Давай посмотрим, как взрослые люди. Ну пошутили, поиграли… Ты меня, правду говорю, увлек. Но ты скоро уедешь, и, полагаю, навсегда, а мне здесь жить. И работать. И делать вид, что я с нетерпением жду супруга из далеких морей. И даже не догадываюсь о том, что у него в каждом порту — по «любимой» бабе. Зачем мне это, Саша? Пожалей, а? Я уже и так нагрешила, друг мой, как ты сам заметил, выше крыши.
— Жалеешь… — не спросил, а как бы констатировал Турецкий.
— Ничуть! — тут же горячо воскликнула она. — Я… боюсь.
— Чего?
— Влюбиться в тебя, глупый…
— А вот это я понимаю, — вздохнул он.
— То есть как? — Лина опешила.
— А вот так, — словно припечатал он. — У меня тоже был сегодня момент, когда… Ну, как бы сказать?.. Когда я осознал, что огромная радость от нашей с тобой встречи и… дальнейшего… уже начала перетекать, причем помимо всякой воли, в потребность, в необходимость постоянно теперь видеть тебя рядом и ощущать… руки вот… щеки, губы… всю тебя… Нет-нет, — заторопился он, словно испугался, что Лина перебьет его и мысль потеряется, — это уже другой уровень отношений. И тут же, как ведро воды на голову: ты что, Турок?! Это же не твоя женщина. Тебя просто пожалели. И остановись на этом. Скажи тете спасибо и ложись в кроватку, будь послушным мальчиком, а то мама придет и нашлепает тебя. Ну вот, кажется, все сказал, что хотел…
— Зачем ты ерничаешь? — с тоской в голосе сказала Лина. — Ты ведь сам все понимаешь… Ах, Саша, если ты сейчас скажешь мне: брось все и пойдем со мной, я ведь и в самом деле оставлю и дом, и работу… Но я не советую тебе этого делать, у нас с тобой жизнь в конечном счете может по какой-нибудь случайности и не сложиться так, как очень хотелось бы, а себе ты судьбу поломаешь. Ну и мне — попутно.
Александру стало грустно. И главным образом потому, что, как говорится, по гамбургскому счету, она была права. Долгая любовь, как отмщение мужчины женщине, или наоборот, существовать не может. Почти библейская истина. Однажды ты все равно простишь обидчика своего, и — что дальше?
— Значит, ты не видишь у нас никакой перспективы? — без всякой надежды спросил он.
— Ну, почему же? — она слабо улыбнулась, словно пересиливая себя. — Если мы с тобой твердо решим, что ничего серьезного не допустим, то… Ты мне очень нравишься, и я буду с теплом вспоминать наши встречи. Надеюсь, что и я тебе не была безразлична.
— Ты вчера сказала, когда мы возвращались с трупа… О, Господи, извини за идиотскую ассоциацию! Ну, когда ехали к тетке после обнаружения… тьфу ты, черт! Ты сказала: хоть час, а мой! Дай же и мне такую возможность. Час, сутки или сколько там у нас получится. А потом, — вдруг нашел он стоящий аргумент, — ты же обещала мне помочь с этим Володей! Как-то обследовать его, поговорить с психиатрами… И, если мы с тобой установим между собой китайскую стену, то как же тогда постоянно общаться, а? Вот видишь, к чему могут привести спонтанные и непродуманные решения!
Ознакомительная версия.
