«Я вас понял, — ответил спокойный мужской голос. — Такси будет, говорите адрес… Я стою неподалеку от кафе, если нужно…»
Когда мы вышли на улицу, я увидела в полуквартале от нас зеленый «Москвич». Капот был поднят, водитель копался в моторе. Я показала на него Вике.
— Вон машинка стоит, добегите. Может, довезет.
— Так он распрягся.
— Нет, уже капот закрывает. Поторопитесь, а то кто другой раньше вас сообразит.
На самом деле от кафе к «Москвичу» припустил еще один молодой человек. Они подбежали вдвоем. Шофер, не зная, кто имеет отношение ко мне, отказал обоим. Тогда подошла я и «уговорила» водителя.
Я забралась с ребятами на заднее сиденье, привалилась в угол машины, пригляделась к водителю и убедилась, что раньше с ним не встречалась. Он тоже взглянул на мое отражение в зеркале. Машину вел мастерски, легко и плавно вписывался в повороты и, переключая скорости, не захватывал головку ручки в горсть, а держал ее свободно, как держат теннисный мяч. Рация у него была, вероятно, встроена в приемник, который сейчас голосом Толкуновой мурлыкал: «Поговори со мною, мама!»
Он высадил нас возле той самой телефонной будки. Я подала ему трешку, он взял ее и незаметно пожал мне пальцы.
— Спасибо! — сказала я и выбралась из машины.
Это было то самое место, где когда-то подняли мертвую Зою Конюхову. Я невольно пригляделась к поребрику дороги, как бы ожидая увидеть там какие-либо оставшиеся следы. Это получилось непроизвольно, и я тут же подобралась внутренне — в моем положении нельзя позволить себе проявление незапланированных эмоций.
Лифт у девятиэтажки уже не работал: хочешь развлекаться вечером — ходи пешком! Правда, этого не было написано на железной табличке, привешенной к дверке, там стояло деловитое: «лифт работает с 7 до 21». И все.
Квартира Ларисы была на пятом этаже.
Однокомнатная, обставленная стандартной мебелью: мягкая широкая тахта, недорогая стенка с керамическими безделушками, праздничной посудой. Несколько десятков книг. Лариса сбросила туфли, забралась с ногами на тахту, предложив мне устраиваться рядом. Вика по-хозяйски отправился на кухню и забрякал там тарелками и стаканами. Поль также уверенно покопался среди магнитофонных катушек на полке, поставил Высоцкого. Потом тоже сел на тахту и сразу же положил руку на мое плечо. Я не стала изображать недотрогу. Вика притащил с кухни поднос С рюмками, тарелками, вилками. Откупорил бутылку коньяку, которой его снабдила официантка. Ребята вели себя просто и непосредственно, но я была уверена, что они здесь только «друзья дома», не более того.
Зоя Конюхова, возможно, тоже побывала у Шараповой. Могла бывать. Но чтобы все произошло здесь?… Симпатий особых Лариса у меня не вызывала — даже если исключить сцену на лестнице, — но и думать, что она могла опуститься до такой грязи… что-то мне мешало. Нет, последнюю свою ночь Зоя Конюхова провела не здесь…
Набор записей Высоцкого у Ларисы оказался неплохой.
— Так это же все я, — сказал Вика.
Оказалось, что он заведует дискотекой при клубе железнодорожников и все пленки записаны у него. Он поставил танцевальную музыку, меня опять перехватил Поль, отказываться мне было нельзя — я же сама напрашивалась на «танцора». Однако, танцуя со мной, он начал хамить, я перевела все в шутку и также шутя шлепнула его ладонью. Он не обиделся, а Вика, похоже, остался доволен, что я сумела поставить Поля на место.
Лариса присматривалась ко мне, видимо, стараясь понять, что я за птица. Что-то в моем поведении было ей непонятно, но она не спрашивала ни о чем, а, прищурившись, поглядывала на меня.
Наконец в дверь позвонили, это оказался шофер такси — вызывать нас сигналом с улицы он постеснялся и не поленился подняться на пятый этаж.
Вика и Поль без малейшего намека на возможность кому-либо остаться здесь отправились одеваться. Я напрасно ожидала, что Шарапова пригласит меня заглянуть к ней. Не пригласила. Молча проводила до двери, кивнула. И все.
В такси я села рядом с шофером, лицо его было мне незнакомо, похоже, это был настоящий шофер настоящего такси. Ребята жили ближе, нежели я. Они вполголоса о чем-то беседовали на заднем сиденье, кажется, разговор шел о том, кому меня провожать, и я так и не поняла: оставшийся принял это в награду или в нагрузку к сегодняшнему вечеру? Поль попросил водителя остановиться, перегнулся с заднего сиденья, чмокнул меня в щеку.
— Чао, сестренка!
Я остановила такси возле цирка. Вика проводил меня, мне не хотелось показывать, где я живу, остановилась у соседнего дома. Вика остался единственным звеном, которое могло связать меня и с Шараповой, и со всеми другими, кто мог быть. Мне не следовало его терять. Он сказал мне номер телефона дискотеки, даже записал его авторучкой на моей ладошке, очень просил позвонить. Я вытерпела неизбежный ритуал прощания и побежала в чужой подъезд, подождала, пока Вика уйдет, и поднялась в свою квартиру.
Конечно, Петр Иванович не спал, в комнате его горел свет, он щелкнул выключателем, как только услышал, что я вошла.
От автора: была раньше такая детская игра, которая, как и многие другие, исчезла из обихода нынешнего молодого поколения, даже я не могу точно восстановить ее в памяти, но содержание понятно из названия — «сыщики» ловят «разбойников».
— Как я понял, уверенности, что вы вышли на интересующих нас людей, у вас нет?
Я поколебалась с ответом, но решила пока не упоминать про свою интуицию. Да и на самом деле, чем бы я могла эту интуицию хоть как-то подтвердить?
— Полной уверенности нет.
Полковник Приходько, конечно, уловил мою паузу, вероятно, догадался о ее причине, но я больше ничего не сказала, он ни о чем не спросил.
— Вот и у нас полной, — подчеркнул он, — уверенности тоже не появилось. Хотя мы и пытались зацепиться, за что могли. Потихоньку, стараясь не привлекать лишнего внимания, проверили личные биографии ваших знакомых. Что мы там узнали, Борис Борисович?
Если я не жаловалась на память и весьма редко что-либо записывала, то Борис Борисович, по-моему, записей не делал никогда; как принято теперь говорить — память у него была, как у электронно-счетной машины.
— Вика, — Викентий Кузнецов, — начал он, — двадцати семи лет, четыре года тому назад закончил музыкальное училище, заведует дискотекой в клубе железнодорожников. Был женат, платит алименты, в каких-либо проступках замечен не был, во всяком случае, у нас таких сведений нет. Живет с родителями, дома сестра — школьница. Автомашины не имеет. Второй — Поль — Павел Фоминых, двадцати шести лет. Был студентом института народного хозяйства, отчислен со второго курса за неуспеваемость. Ходил в спортивную школу, занимался по классу рапиры — бросил. Работает экспедитором в гастрономе. Три года тому назад привлекался по статье двести шестой — участвовал в пьяной драке в подъезде, ударил девушку.
— Вот! — поднял палец полковник. — Единственное, что нашли.
— Получил год условно, другим участникам драки дали побольше. За последнее время замечаний не было. Выпивает, и частенько. Живет с матерью и замужней сестрой в трехкомнатной квартире. Автомашины не имеет.
— Как видите, — полковник развел руками и сложил их опять на коленях, — со стороны квартирных возможностей парни эти не проходят. Анкетой Ларисы Шараповой сам лично поинтересовался. Вполне добрая биография. Хорошо работает на своем месте, фотография на Доске почета висит. Была замужем, разошлась тихо и мирно. Правда, соседи говорят, что, бывает, шумят в ее квартире, музыка, танцы — так ведь молодежь. Единственно, что она в этой самой девятиэтажке живет, куда Зою Конюхову привезли. Почему именно туда ее привезли?… Даже сам в поликлинике побывал, думаю, взгляну хоть мельком, может, мне, как Евгении Сергеевне, интуиция что подскажет. Самой Шараповой на месте не застал, так ее фотографию на стенде посмотрел. Посмотрел и сомнений у меня не убавилось. Прибавилось даже. Не прилипает как-то к ней такая грязная история. Не увязывается. А у вас, Евгения Сергеевна?
— И у меня не увязывается, — согласилась я. — Хотя Шарапова и одна живет, и Кузнецов и Фоминых бывают у нее частенько, но подумать, что все это произошло у нее в квартире, тоже не могу…
Я помолчала, но полковник точно уловил мое многоточие.
— Так что же? — подбодрил меня он.
— В разговоре Шарапова как-то упомянула о ревности. Мне показалось, что это для нее не отвлеченное понятие, а что-то свое, личное, наболевшее и живое. Тогда у нее кто-то должен быть. Не Фоминых и Кузнецов, к которым она по сути равнодушна, а человек, которого она любит.
— Так, так… — продолжал полковник с любопытством.
— Характер у нее есть, натура она сильная, чувство ее может быть такое же, и ради него она может пойти на многое. Пока я говорю, исходя из сцены на лестнице, если принять наши предположения. Но кто этот человек, пока я не знаю. Ребят расспрашивать было мне не с руки. А сама Шарапова ко мне относится с холодком. Если бы не ваш «Ренглер», она бы к себе и не пригласила.
