Роман Добрый - Сыщик Путилин (сборник)

Ознакомительная версия.

Мы бросились к белой фигуре, которая действительно оказалась Путилиным. Агент накрыл его своим пальто. Мы не шли, а бежали и вскоре очутились в нашей гостинице.

Таков был рассказ Путилина о его приключениях. Стрелка часов показывала около шести утра. Путилин был спокоен, хотя немного бледен. Мы с агентом Х. слушали все это, затаив дыхание.

– Вот что, голубчик, сию минуту летите на телеграф и сдайте эти депеши! – распорядился Путилин, обращаясь к агенту.

Он быстро набросал несколько слов на двух листках бумаги, вырванных из записной книжки. Когда мы остались одни, Путилин подошел ко мне и сказал:

– Запомни на всю свою жизнь, что я никогда не испытывал такого леденящего кровь ужаса, какой испытал несколько часов тому назад. Я, закаленный в сыскных боях, был близок к обмороку.

– Скажи, есть ли смысл в таком безумном риске?

– Как посмотреть на этот вопрос… – загадочно ответил он.

– Но ты ведь разыскиваешь сына миллионера?

– Да.

– Какое это имеет отношение к нему?

– Никакого. И, представь, в то же время – огромное. Ты знаешь мою кривую? Если она вывезет меня завтра, я буду триумфатором. Я упрям. Я, если хочешь знать, скорее упущу дело, чем разрушу эту кривую. Но мне кажется, что я не ошибаюсь в данном случае.

– Стало быть, завтра предстоит похождение…

– Решительнее сегодняшнего… – усмехнулся Путилин. – Честное слово, или завтра в одиннадцать часов вечера твой друг совершит подвиг, или московские сыщики будут смеяться над знаменитым Путилиным, богом русского сыска. Дай мне рюмку коньяка. Я чувствую себя прескверно… Сейчас засну.

Действительно, минут через десять послышалось мерное похрапывание Путилина, не спавшего почти трое суток.

На другой день Путилин исчез еще утром. Уходя, он бросил нам:

– Я вернусь ровно в семь часов вечера.

Признаюсь, я провел отвратительный день. Мысль о том, что сегодня ночью должен разыграться финал таинственной истории, не давала мне покоя. «А если вместо успеха – полное фиаско?» – проносилось в моей голове.

Мы с милейшим Х. передумали и переговорили немало. Ровно в семь часов вернулся Путилин.

– Телеграммы нет?

– Есть, – ответил я, подавая ему полученную около трех часов дня депешу.

Путилин быстро проглядел ее и протянул мне. Вот что значилось в ней: «Мчусь с экстренным заказным. Машинист старается вовсю. Прибуду к восьми часам. Вахрушинский».

– Сию же минуту, голубчик, летите на вокзал и встретьте его! – отдал Путилин приказание агенту. – Везите его сюда.

Когда мы остались одни, я спросил его:

– Мы его будем ожидать?

– Да. Но только до девяти часов. Если поезд задержится, Х. доставит Вахрушинского вот туда. – И Путилин наскоро набросал несколько слов агенту.

– Ну что, доктор, сегодня ты хочешь сопровождать меня в моем походе?

– Ну разумеется! – ответил я, ликуя.

– Отлично, отлично! – потер руки великий сыщик.

– Ты сегодня без переодеваний? Без своей страшной мантии?

– Да. Сегодня это не потребуется… – усмехнулся он.

В половине девятого дверь нашего номера распахнулась, и в нее ураганом влетел старик миллионер. Он так и бросился к Путилину.

– Господи! Ваше превосходительство, неужели нашли?

– Пока еще нет. Но, кажется, напал на след… – уклончиво ответил мой гениальный друг. – Я вызвал вас так спешно потому, что, может быть, вы мне понадобитесь… Слушайте, Х., вы помните тот трактир, где мы были?

– Конечно.

– Так вот, вы отправитесь туда вместе с господином Вахрушинским. Там находится переодетая полиция. Пароль – «белый голубь». Как только явитесь туда, сейчас же возьмите с собой пять человек и оцепите с соблюдением самых строгих предосторожностей ту часть сада, которую я вам показывал. Ждите моего сигнального свистка и тогда бросайтесь немедленно. Пора, господа, двигаться! Мы поедем с доктором.

Нас ожидали сани, быстро помчавшие нас по столь же безлюдным, пустынным улицам. Мы очутились на окраине одной из подмосковных слобод, но не той, где были вчера. Путилин слез и велел кучеру (впоследствии я узнал, что это был переодетый полицейский) ждать нас тут.

Перед нами расстилался огромный огород с бесчисленными рядами гряд, опушенных снегом. Рядом возвышался каменный двухэтажный дом. Окна старинного типа, как верхнего, так и нижнего этажей, были наглухо закрыты железными ставнями с железными болтами. Ворота были с дубовыми засовами. Высокий бревенчатый забор с большими гвоздями вверху окружал сад, примыкавший к дому.

– Нам надо пробраться туда, в самую середину сада… – шепнул мне Путилин.

– Но как нам это удастся? Смотри какой забор! И гвозди…

– Иди за мной! Мы поползем по грядам и проникнем с той стороны огорода. Я высмотрел там отверстие.

И мы поползли. Не скажу, господа, что это было особенно приятное путешествие. Мы ползли на животе по крайней мере минут восемь, пока не уперлись в забор. Путилин приподнял плохо закрепленную доску забора и первый пролез в образовавшееся отверстие. Я – за ним. Мы очутились в саду. Он был тих, безмолвен, безлюден. В глубине его виднелась постройка – хибарка типа бани.

– Скорее сюда! – шепнул мне Путилин.

Через секунду мы были около нее. Путилин прильнул глазами к маленькому оконцу.

– Слава богу, мы не опоздали! Скорее, скорее!

Он открыл дверь, и мы вошли в домик. Это действительно оказалась баня. В ней было жарко и душно. Топилась большая печь. Яркое пламя бросало кровавый отблеск на стены, потолок, лавки. Путилин зорко оглядел мрачное помещение, напоминавшие собой мрачные застенки инквизиции.

– Скорее, доктор, лезь под полок! Там тебя не увидят. Я спрячусь тут, за этим выступом. Торопись, торопись, каждую секунду могут войти!

Действительно, едва мы разместились, как дверь бани открылась, и послышалось пение старческого голоса на протяжно-заунывный мотив:

Признаюсь, меня мороз продрал по коже. Эта необычайная обстановка, этот заунывный напев, эти непонятные мне, какие-то кабалистические слова…

– Иди, иди, миленький!.. – раздался уже в самой бане тот же высокий, тонкий старческий голос. – Иди, не бойся! Ко Христу идешь, к убелению, к чистоте ангельской.

Вспыхнул огонек. Теперь мне стало все видно. Старичок, худенький, небольшого роста, вел за руку высокого стройного молодого человека. Он зажег тонкую восковую свечу и поставил ее на стол, на котором лежали на белом полотенце крест и Евангелие. Старик был в длинной холщовой рубахе до пят, молодой человек – тоже в белой рубахе, поверх которой было накинуто пальто.

– А ты теперь, миленький, пальто-то скинь. Жарко тут, хорошо, ишь как духовито! Благодать! Пока я крест раскалять буду, ты, ангелочек, почитай Евангелие. От евангелиста Матфея. Почитай-ка: «И суть скопцы, иже исказиша сами себе Царствия ради Небесного».

Страшный старикашка подошел к ярко пылавшей печке, вынул острый нож с длинной деревянной ручкой и всунул его в огонь, медленно поворачивая. Нож, накаляясь, стал быстро краснеть. Я не спускал глаз с молодого человека. Лицо его было искажено ужасом. Широко раскрытые глаза были устремлены на скорчившуюся фигуру старика, сидевшего на корточках перед печкой и все поворачивавшего в огне свой нож. Время от времени в глазах его вспыхивало бешенство. Казалось, он готов был броситься на проклятого гнома и задавить его. Губы его, совсем побелевшие, что-то тихо, беззвучно шептали…

– Страшно… страшно… не хочу… – пролепетал он.

– Страшно, говоришь? И-и, полно, милушка! Сладка, а не страшна архангелова печать… И вот поверь, вот ни столечко не больно… – утешал молодого человека страшный палач. –  Ну, пора! – поднялся на ноги старик. – Пора, милушка, пора! А то и так вчера дьявол явился в страшной пелене. Не к добру это!.. – И он с раскаленным добела ножом стал приближаться к молодому человеку.

– Встань, Митенька, встань, милушка! Дело божеское, благодатное… Одно слово: «Духом святым и огнем»… Не робей, не робей, не больно будет.

Молодой человек вскочил как безумный. Он весь трясся. Пот капал с его лица.

– Не хочу, не хочу! Не подходи!

– Поздно, миленький, поздно теперь! – сверкнул глазами старик. – Ты уже причастие наше принял…

– Не дам… убегу… вырвусь… – лепетал в ужасе молодой человек.

– Не дашь? Хе-хе-хе! Как ты не дашь, когда я около тебя с огненным крестом стою? Убежишь? Хе-хе-хе, а куда ты убежишь? Нет, милушка, от нас не убежишь! Сторожат святые, чистые, белые голуби час вступления твоего в их чистую, святую стаю. Поздно, Митенька, поздно!.. Никто еще отсюда не уходил без убеления, без приятия чистоты… Брось, милушка, брось, не робей! Ты закрой глазки да «Христос воскресе» затяни.

Ознакомительная версия.