Моим близким и памяти тех, кого уже нет
Было шесть утра. В низинах туман еще не рассеялся, и Алекс вел “лэндровер” медленно, почти на ощупь. А на западе, слева от дороги, солнце уже освещало вершины Скалистых гор. В Канаде их называют “рокки”. Там, где дорога выходила из лощины, тумана не было, и открывался завораживающий вид на далекие утесы. Раньше Алекс не упускал случая остановить машину, постоять несколько минут на обочине и как бы подзарядиться первозданной энергией, исходящей от этой могучей девственной природы. Но сейчас он не мог думать ни о чем, кроме дела, ради которого вот уже несколько месяцев торчал в маленьком сонном городке с красивым названием Вермиллион, затерявшемся среди озер и болот где-то на севере Альберты. Все это время по два-три раза в неделю, в любую погоду он мотался по той же самой дороге в необитаемый район, даже не имевший названия и обозначенный только координатами, на стыке трех провинций — Альберты, Британской Колумбии и Северо-Западных территорий. В центре района находились невысокие холмы Камерон. А к северо-западу от них простирались места, знакомые с детства по рассказам Джека Лондона. Слова “Маккензи”, “Клондайк”, “Юкон”, “Форт Даусон”, как отзвуки золотой лихорадки, мгновенных обогащений и столь же быстрых разорений, не переставали и сейчас волновать его воображение. Параллели напрашивались сами собой. В такие минуты Алекс лишь иронически усмехался и гнал от себя эти навязчивые книжные сравнения.
“Лэндровер” вынырнул из-за последнего поворота, и невдалеке показались ажурные очертания буровой вышки. В голове непроизвольно возникла мысль: “Ну вот, момент истины приближается”. Алекс выругался: “Опять эти чертовы банальности”. Он злился, когда вдруг лезли в голову или срывались с языка затертые слова. Но именно они почему-то всегда первыми приходили на ум. Надо же — “момент истины”, как в плохом детективе. “Ладно, не будем придираться к словам, — примирительно подумал он, — скажем иначе: вот сейчас станет, наконец, ясно — кто есть кто, а кто есть никто”. И хотя вероятность того, что он и Андрей могут оказаться “никем”, была теперь очень мала, мысль об этом нет-нет да закрадывалась в сознание. “Все будет хорошо. Все должно быть хорошо”, - Алекс привычно отогнал тревожные сомнения.
Он остановил машину рядом с фургоном геофизиков. Они были здесь с вечера и уже ждали его.
— Привет, Крис. Как дела? — обратился Алекс к старшему оператору Гибсону.
— Все идет нормально, док. Заканчиваем спуск.
Они понимали друг друга с полуслова. Речь шла о спуске в скважину кабеля со специальным зондом для регистрации электрических параметров горных пород. Через несколько минут Крис сообщил, что спуск закончен, зонд достиг забоя и спросил:
— Ну что, начнем записывать?
— Начинайте, — ответил Алекс.
— О'кей, начинаем, — Крис дал знак оператору лебедки, и тот перевел агрегат в режим подъема.
Кабель начал медленно наматываться на барабан, и с этого момента датчики зонда стали посылать непрерывные сигналы на приемное устройство. Кривые трех разных электрических параметров записывались одновременно. В совокупности они давали четкое представление о минеральном составе горной породы и о пластах, которые могут быть заполнены нефтью. Подъём зонда из скважины напоминает, при известном воображении, извлечение из земли моркови, на французском — каротаж (от carotte — морковь). Поэтому изобретатели метода, французские евреи братья Шлюмберже (Шломберг), назвали его каротаж и ввели этот шутливый термин в профессиональный лексикон нефтеразведки. Впрочем, американцы предпочитают более грубоватое название — лог (бревно), а исследование называют логгинг.
Алекс прильнул к экрану компьютера. Нижние триста метров показывали обычное чередование геологических пластов — известняков, глин, песчаников. Зонд продолжал медленно ползти вверх. Внезапно, на глубине две тысячи метров, левая кривая дала резкий отрицательный пик и одновременно две другие — столь же резкий положительный. Они как бы оттолкнулись друг от друга. Это противостояние пиков, направленных в разные стороны, сохранялось на протяжении тридцати метров, а затем кривые снова сблизились и вернулись к прежней спокойной маловыразительной форме. Алекс почувствовал, как кровь застучала в висках. За четверть века работы нефтяным геологом он пропустил через свои руки тысячи каротажных диаграмм. Но каждый раз, когда в новой скважине он обнаруживал этот характерный для нефтяного пласта “отпечаток пальцев” — комбинацию одной отрицательной и двух положительных аномалий, — его снова охватывало волнение, как и тогда, много лет назад, во время первой самостоятельной разведки на Северном Кавказе. А сейчас повод был особый, не сравнимый ни с каким другим за всю его прошлую карьеру. Это было нечто фантастическое, прорыв, в который трудно было поверить, но который все-таки стал реальностью и теперь может изменить всю технологию нефтяной разведки.
Крис, видимо, заметил его состояние.
— Что, понравилась картинка, док?
— Нормально. Бывают хуже, бывают лучше. Сделай мне принт, — попросил Алекс, стараясь не выдать волнения.
Через минуту из принтера вышла лента с диаграммой. Алекс положил ее на рабочий стол, закрыл глаза и провел пальцами по аномальной полосе, как слепой по тексту Брайля. “Мистика какая-то, — подумал он, — я почти осязаю нефть”. На диаграмме нефтяной пласт толщиной тридцать метров занимал полоску шириной не больше десяти сантиметров. Алекс продолжал водить по ней пальцами, будто боялся, как когда-то в детстве, что это всего лишь красивый сон, который исчезнет как только откроешь глаза. Наконец он перестал ощупывать диаграмму и снова взглянул на нее. Ничто не исчезло, пласт-красавец был на месте. Алекс смотрел на него с таким чувством, с каким архитектор смотрит на свое творение и авиаконструктор — на созданный им самолет. Разница была лишь в том, что он не создал этот пласт, он его вычислил. А если точнее, то электронный сигнал, указывающий на присутствие нефти, был впервые получен на экране другого компьютера за тысячи километров отсюда и задолго до бурения скважины. Но он никогда не увидит пласт в реальности, только на диаграмме. В этот момент он даже забыл о том, о чем они с Андреем не переставали думать и говорить весь последний год — их открытие взорвет нефтяную разведку, разрушит ее инфраструктуру, сделает ненужной отработанную до совершенства технологию и приведет к исчезновению сотен геофизических компаний. А такие дела безнаказанно не проходят. Они успокаивали себя тем, что до этого еще далеко, что у них еще будет время все обдумать и найти какое-то решение. И вот сейчас эта десятисантиметровая полоска вернула Алекса к действительности. “Черт возьми, а может быть, времени остается не так уж много, возможно, “день икс” где-то за ближайшим поворотом, — с тревогой подумал он и снова поймал себя на мысли, что детективный сюжет неотвязно вертится в голове. — “День икс” — это же из какого-то шпионского триллера. Но если бы только триллер! То, что их может ожидать, не укладывается в схему самого крутого сценария”.
… Кабель медленно наматывался на барабан, приборы продолжали регистрировать параметры.
— Что там выше? Есть что-нибудь? — Алекс прервал затянувшееся молчание.
— Ничего особенного. Рутина. Правда, над нижним объектом как будто бы есть еще метра три с нефтью, — ответил Крис.
— Понятно, — Алекс старался проявлять такое же “рутинное” спокойствие.
Крис Гибсон не знал, да и не должен был знать, как они вышли на этот участок. Он отвечал лишь за определенную техническую операцию. В таком же неведении находился и инженер Боб Адамс, руководивший бурением. Ему была заказана скважина в определенной точке на определенную глубину. Подробности он знать не должен. Оба они работали в специализированных сервисных фирмах.
Алекс снял с пояса мобильный телефон и набрал номер в Тель-Авиве. Там было три часа ночи, но Андрей ответил сразу.
— Не спишь? — спросил Алекс.
— Даже не ложился. Рассказывай.
— Только что провели каротаж. Детали опускаю. Главное — мы в бизнесе. В большом бизнесе. Поздравляю.
— Спасибо, Лёха. Нельзя ли подробнее? — Андрей назвал Алекса его школьным именем.
— Если подробнее, то тридцать метров чистой нефти на глубине две тысячи.
— Ё-мое… Что будешь делать дальше?
— Спущу пластоиспытатель на бурильных трубах. Надо измерить давление в пласте и отобрать пробу нефти. Потом спуск обсадной колонны, перфорация и промышленные испытания. В общем, стандартные операции.
— Сколько времени займет испытатель?
