В ходе следствия и рассмотрения дела в суде шло противоборство правды и лжи, добра и зла. Ментен и Хейнинген пользовались явно недостойными средствами, выдвигали несостоятельные алиби, заявляли необоснованные претензии, но прежде всего настойчиво пытались дискредитировать показания свидетелей из СССР и ПНР, клевеща при этом на Советский Союз и другие социалистические страны.
В качестве свидетелей защиты в суде выступали мобилизованные Ментеном и его адвокатом люди, ненавидящие нашу страну, бывшие эсэсовцы, которые не гнушались ничем.
Материалы судебного процесса Ментена заставляли меня задуматься над тем, чего больше в поведении как самого подсудимого, так и его адвоката — цинизма, нахальства, невежества в области политики или ненависти к Стране Советов. В словах и в действиях этих двух господ в суде проявились эти свойства. Обратимся к нескольким моментам судебного следствия.
Прокурор Хабермел:
— Сегодня я хотел бы доложить об итогах второй поездки голландских юристов в Советский Союз. Поездки, состоявшейся в связи с эксгумацией трупов на окраине села Урич. Там, в Уриче, мы имели возможность встретиться со свидетелями, которых до того допрашивали. Они также рассказали об экзекуции. Подсудимый Ментен на суде заявил, что селяне могли спутать его с начальником полиции в селе Подгородцы Филиппом Миллером. Мы располагаем теперь фотографиями Филиппа Миллера того времени. Он совсем не похож на Ментена…
Тут вскочили Ментен и Хейнинген и в один голос выкрикнули:
— Это, вам, господин Хабермел, юристы в Советском Союзе подсунули, вы продались им!
— Довожу до вашего сведения, что эту фотографию, по нашей просьбе, вручила нам в Подгородцах дочь Филиппа Миллера.
— Знаем мы вас! Скажите, за какую сумму продались Советам?..
Перебивая друг друга, Ментен и его адвокат обрушились с клеветой на нашу страну.
Большинство присутствовавших было потрясено этой выходкой и выразило возмущение. Судья просил прокурора продолжать. Хабермел рассказал далее:
— Мы снова побывали в селе Подгородцы и осмотрели остатки моста через реку Стрый, связывавшего села Сопот и Подгородцы. Это я сообщаю потому, что подсудимый ранее заявлял, будто в годы, когда он жил в Сопоте, зимой нельзя было пройти из Сопота в Подгородцы. Это его утверждение уже опровергала своими показаниями свидетельница Пистенер.
Еще эпизод. 25 августа 1977 года, когда польские свидетели подтвердили в суде, что Ментен принимал участие в расстреле советских граждан 7 июля 1941 года в селе Подгородцы, он со злостью выкрикнул:
— Это все неправда, ложь! Показания этих людей выдуманы, я никогда не был в Подгородцах!
Обратимся еще к показаниям очевидцев, касающимся обстоятельств пребывания Ментена в 1941 году на Львовщине.
Ментен был в приятельских отношениях с бригаденфюрером и шефом СД Шенгартом. Шенгарт еще в 1946 году был допрошен следственными органами Англии. Он показал: «Ментен в конце июня 1941 года прибыл во Львов в эсэсовской форме и вначале исполнял роль переводчика, а затем — эксперта по искусству. Я бывал в июле 1941 года у него в гостях в имении в селе Сопот, близ села Подгородцы…»
Когда в суде зачитали эти показания Шенгарга, Ментен стал, по своему обыкновению, выкрикивать: «Это ложь! Это сфабриковано полицейскими!», стал отрицать факт своего общения с Шенгартом, несмотря на то что совсем еще недавно заявлял о Шенгарте на суде следующее:
— Благодаря этому человеку я многого достиг в Польше и, чувствуя себя обязанным ему, после войны позаботился, чтобы его дочь получила приличное образование.
После войны следственные органы Голландии допрашивали в Бремене (ФРГ) некоего Гротяна, бывшего водителя автомашины Шенгарта. Гротян подтвердил, что в 1941 году в Кракове видел Ментена в эсэсовской форме и что тот вместе с Шенгартом в составе зондеркоманды выехал во Львов в конце июня — начале июля 1941 года.
Когда в Амстердам прибыли на суд свидетели из Советского Союза — Г. Савуляк, М. Шрибак, И. Шур н Г. Шляйфер, Ментен через своего адвоката заявил протест против допроса этих свидетелей, выдвинув нелепое утверждение, что показания их будут выдуманными.
Судья Схруэдер отклонил протест со словами:
— Суд с удовлетворением выслушает прибывших свидетелей.
Допрос начался.
Когда Шляйфер повторил на суде то же, что и на следствии, Ментен и его адвокат пытались доказать, что между этими показаниями и показаниями Гауптмана есть расхождения. В действительности же расхождений в этих показаниях не было. Затем был допрошен свидетель Шур. Он рассказал, что знал Ментена и видел, как по его команде фашисты расстреливали советских людей в селе Подгородцы 7 июля 1941 года.
Свидетель Савуляк, давая свое показание, сказал, что во время расстрела Ментен был в «жолнерской форме». Воспользовавшись тем, что в языке западных украинцев слово «жолнер» означает военный, а польское «жолнеж» — солдат, Ментен начал, что называется, наводить тень на ясный день: он-де был офицером, а не солдатом, а свидетель, стало быть, видел не его, Ментена.
А когда Савуляк сказал, что вместе с Ментеном было двое гитлеровских офицеров, адвокат Хейнинген, чтобы скомпрометировать свидетеля, разыграл изумление:
— Выходит, что солдат Ментен давал команду офицерам?
Савуляк, не обращая внимания на иронический тон адвоката, спокойно ответил:
— Да, Ментен давал команду расстреливать, приказал расстрелять и жену Новицкого.
Свидетель Шрибак:
— Я хорошо знал Ментена, он часто проезжал через наше село в свою усадьбу, в селе все его знали… Сразу после расстрела людей 7 июля я видел, как земля над засыпанной ямой шевелилась. Один из гитлеровцев вернулся к яме и полоснул по ней несколькими автоматными очередями.
Всем этим командовал Ментен.
Участники судебного заседания с неослабевающим вниманием слушали показания каждого советского свидетеля.
Ментен развязно заявил:
— Что это за свидетели! Все их показания — вранье! А свидетеля Гауптмана я посоветовал бы прокурору посадить в тюрьму вместо меня.
На суде были установлены некоторые факты, пролившие свет на то, почему в пятидесятых годах на первом процессе Ментена преступник не был сурово наказан. Выяснилось, что тогда в числе адвокатов Ментена был господин Кортенхорст, влиятельный член католической народной партии. По достоверным сведениям, этот господин получил тогда от Ментена взятку и с помощью подкупленного свидетеля Штиглица, живущего сейчас в Израиле, сумел обелить Ментена. В годы войны Штиглиц помогал Ментену грабить художественные ценности на оккупированных землях Польши и Советского Союза.
— Я уже говорил, — продолжал прокурор Хабермел, — что в селе Урич мы встречались с несколькими свидетелями, которые твердо помнят и сам расстрел в конце августа 1941 года, и то, что этим расстрелом командовал подсудимый.
Случайно мы разговорились там с крестьянином Слуцким. Мы не записали в протокол наш разговор с ним… Старик, рассказывая, плакал, как ребенок. От него узнали мы, что в тот день полицаям уже с утра было известно, что после обеда будут расстреливать евреев. Он находился неподалеку от места экзекуции, когда несколько жителей Урича копали яму. Ментен приказал одной из женщин положить грудного младенца на землю и выстрелил в него, столкнул трупик в яму, а следующую пулю послал в голову женщине.
Судья Схруэдер зачитал некоторые пункты акта судебно-медицинской экспертизы, которая была проведена после вскрытия могилы на околице села Урич.
«…Останки принадлежат ста тридцати одному человеку: девяносто двум женщинам, восемнадцати мужчинам и двадцати одному ребенку. Самые младшие жертвы — младенцы».
На амстердамском процессе в числе других свидетелей был допрошен некий Сакс, бывший судья СС в Кракове.
Допрос Сакса подтвердил связи Ментена с верхушкой нацистской Германии. По личному распоряжению Гиммлера было приостановлено расследование по делу о разграблении Ментеном шедевров искусства. Все документы, относящиеся к этому делу, были направлены со специальным курьером СС из Кракова в Берлин. Краковские оккупационные власти на свой запрос по этому поводу получили из Берлина ответ, что они заниматься данным делом больше не должны.
Сакс заявил:
— В 1942 году Ментен был вызван на официальный разговор с обергруппенфюрером СС Крюгером и оберполицайфюрером города Львова. Эсэсовцы установили, что делец от искусства самовольно распечатал квартиру профессора Островского и забрал все ценности. Я допросил Ментена. А через некоторое время Ментен исчез. Полиция безопасности быстро напала на его след, но мне позвонил сам рейхсфюрер Гиммлер и приказал приостановить дело против Ментена.
Сопоставляя показания Сакса с другими материалами расследования, в частности с показаниями Подгородецкого, бывшего шофера Ментена, мы можем теперь с полной уверенностью сделать вывод: Ментен выкрал из квартиры профессора Островского произведения искусства и тайно вывез их в Краков, а потом к себе в Голландию. А прочие хищники, надеявшиеся, что Ментен поделится с ними, остались, как говорится, при пиковом интересе.
