Как только началась демонстрация картины, Клаудия слегка подтолкнула детей, и они незаметно выбрались из темного зала. Через считанные секунды трое заговорщиков уже мчались по дороге в арендованном “тандерберде”
– Получилось! – воскликнула Клаудия радостно, и дети поддержали ее радостными криками, а Виктор еще и запрыгал на переднем сиденье.
Через полчаса они свернули с шоссе №95 на пустынную дорогу, которая прихотливо извивалась между отлогими холмами Мэриленда. Клаудия как раз рассказывала детям о происхождении названия “Чесапик”, что на языке индейцев-алгонкинов звучало как “Чесепиук” и означало “залив, полный ракушек”, когда заметила в зеркале заднего вида два автомобиля. Один из них неожиданно прибавил скорость и преследовал ее “тандерберд” буквально по пятам, зачем-то включив дальний свет фар.
– Что им нужно, мамочка?! – в тревоге воскликнула Тоня.
Виктор обернулся назад и весело помахал рукой сияющим огням. Клаудия, почувствовав неожиданный страх, попыталась прибавить газ, но второй автомобиль легко обогнал их, резко свернул на их полосу и внезапно затормозил, загородив шоссе. Клаудия ударила по тормозам, и ее машина, визжа шинами по асфальту, остановилась в нескольких дюймах от переднего автомобиля.
Из машин выскочили четверо незнакомых мужчин и бросились к “тандерберду”. “Бог мой, у них оружие!” – в панике подумала Клаудия, лихорадочно сражаясь со своим ремнем безопасности. Тоня, закрыв лицо руками, громко кричала от ужаса. Клаудия попыталась запереть дверцы машины изнутри, но было слишком поздно. Двое незнакомцев, чьи лица были скрыты лыжными масками, отворили двери с правой стороны и выволокли наружу ее детей. Третий направил на Клаудию пистолет и прокричал:
– Не двигаться!
Клаудия сопротивлялась, бешено лягаясь и царапаясь. Бандит попытался схватить ее за пояс, но поскользнулся, и оба рухнули на асфальт. Клаудия потянулась к его пистолету, но он ударил ее в живот, профессионально и сильно, так что она задохнулась от ослепительной боли.
Остальные нападавшие тем временем тащили отчаянно сопротивляющихся детей к переднему автомобилю; Тоня что-то бессвязно выкрикивала и молотила кулачками по груди одного из похитителей, а Виктор пронзительно визжал и дрыгал ногами, пока второй не подхватил его поперек туловища и не поднял в воздух.
До слуха Клаудии донесся рокот мотора приближающейся машины, и она обернулась. На шоссе появился еще один автомобиль, который затормозил, не доезжая до них нескольких метров. Оттуда, выхватывая из-за пояса свой пистолет, выскочил Бэбкок, которого они оставили в кинотеатре. Слава богу, ей не удалось одурачить его!
Бэбкок двигался удивительно проворно для человека своего возраста и габаритов. Он сделал несколько выстрелов, и двое похитителей, которые держали Тоню и Виктора слегка растерялись. Тоня вырвалась из рук державшего ее бандита и ринулась к придорожной канаве. Тот сделал слабую попытку догнать ее, но покачнулся и медленно осел на землю. По его груди расплывалось темное пятно. Человек, державший Клаудию, оттолкнул ее в сторону и прицелился в телохранителя, но Клаудия бросилась вперед и укусила его за руку. Бандит взвыл от боли и выронил пистолет. Долю секунды он колебался, затем бросился к передней машине.
Третий из нападавших, прикрываясь Виктором как живым щитом, открыл огонь по телохранителю. Видя это, Клаудия по-звериному зарычала и побежала к нему. Она видела ствол направленного на нее пистолета, но сейчас ей было плевать. Человека маске отпустил Виктора и выстрелил.
– Мамочка! Мама! – Виктор бежал к ней, раскрыв руки, и Клаудия видела, что лицо его блестит от слез. Он был уже совсем близко, когда ноги его подогнулись, и он упал ничком на асфальт. В два прыжка Клаудия поравнялась с телом Виктора, хватая его на руки. Виктор дышал неровно, со всхлипами, а по руке Клаудии, которой она поддерживала его спину, потекло что-то горячее и липкое.
Она слышала крики на чужом языке, беспорядочную пальбу и топот ног. Преследователи отступали к первой машине, унося с собой раненого. Нестройно захлопав дверцы, и машина с ревом рванула с места, стремительно набирая скорость.
– Миссис Гордон! – хрипло окликнул ее кто-то. Совсем рядом вдруг раздался голосок Тони, и Клаудия почувствовала, как вздрагивающее тело дочери прижимается к ней.
Не скоро она расслышала чьи-то голоса и множество других звуков; увидела, что все вокруг ярко освещено фарами полицейских машин, но даже тогда она осталась сидеть скорчившись на узкой полосе асфальта, нежно прижимая к себе легонькое тело своего сына и чувствуя, как затихают сотрясающие его тело конвульсии, как слабеет дрожь маленьких рук и ног.
* * *
Вертолет ЦРУ, дожидавшийся Алекса в аэропорту Вашингтона, доставил его прямо в Первый Мемориальный госпиталь. Было уже около полуночи, и в темноте он отчетливо видел расположенные в виде креста огни на посадочной площадке больницы. Вертолет снижался, и по спине Алекса вновь пополз холодок. В Нью-Йорке ему сообщили только, что Виктор жив, хотя рана его серьезна.
Виктор жив, все остальное не имело значения. Алекс спрыгнул на гудрон вертолетной площадки и побежал ко входу в приемный покой. “Господи, – думал Алекс, – помоги ему выжить, помоги уцелеть в этой войне, к которой он не имеет никакого отношения!” Щербатая улыбка сына мелькнула у него перед глазами, и Алекс в тысячный раз спросил себя, какого дьявола Клаудия потащилась с детьми в Мэриленд.
В приемном покое его дожидалась седая санитарка.
– Я – сестра Жанетт, – представилась она. – Вашего сына оперируют, мистер Гордон. Пожалуйста, пойдемте со мной.
Они быстро прошли по коридору мимо старика в кресле на колесиках, мимо двух молоденьких медсестер, которые негромко пересмеивались, шепча что-то друг другу. Миловидная блондинка с раздутым животом с трудом ковыляла им навстречу по коридору, толкая перед собой сложное сооружение на колесиках, с которого свисала капельница для внутривенного вливания плазмы. За закрытой стеклянной дверью настойчиво звонил телефон.
Над двойной дверью висела бросающаяся в глаза табличка: “Операционная, вход только для персонала”. Они прошли внутрь и оказались в просторном коридоре со сверкающими чистотой белыми стенами. В воздухе висел тяжелый запах антисептиков, а вдоль стены выстроились каталки с зелеными клеенчатыми матрасами. Напротив стояли три кресла, а рядом с ними Алекс увидел Клаудию, устало привалившуюся к стене с картонным стаканчиком кофе в руке.
– Подождите здесь, – сказала санитарка. – Доктор Фульдхейм сейчас к вам выйдет.
С этими словами она исчезла за дверью. Алекс посмотрел на Клаудию. Он не видел ее с тех пор, как она ушла от него. Сегодня она была в бежевой матроске с огромными пуговицами, желто-коричневых брюках и замшевых туфлях без каблуков. Брюки были в грязи и бурых пятнах, а левая штанина была разорвана на колене. Волосы в беспорядке падали на плечи, под глазами чернели круги, а на левой скуле алела свежая царапина, протянувшаяся от уха до носа.
– Здравствуй, Клаудия, – сказал Алекс.
Она кивнула.
– Какой?
Прежде чем Клаудия успела ответить, боковая дверь распахнулась, и в коридоре появилась сестра Жанетт в сопровождении рослого, атлетически сложенного мужчины лет шестидесяти в зеленом хирургическом халате, с серебряным ежиком коротких волос и острыми чертами лица.
– Это вы – Алекс Гордон? – устало спросил он. – Я – доктор Фульдхейм. Ваш сын все еще в хирургии. Мы делаем все возможное, но боюсь, шансов очень мало. Мальчик был ранен в спину двумя пулями. Задеты легкие, серьезно повреждены важные кровеносные сосуды.
Алекс посмотрел на врача.
– Он жив?
– Да, он еще жив, но, как я уже сказал, состояние критическое.
Алекс обернулся к Клаудии.
– Где Тоня? Что с ней?
– Мы заботимся о вашей дочери, – вставила сестра Жанетт. – Она в шоке. Мы...
– Ее тоже ранили? – хриплым голосом перебил Алекс, и взгляд его заметался между Клаудией и медсестрой.
– Нет, – спокойно сказала сестра Жанетт: – Ваша дочь физически не пострадала, просто она пережила сильнейшее эмоциональное потрясение. У нее началась истерика, и нам пришлось дать ей успокоительное. Теперь она уснула, а когда проснется – все уже будет в порядке.
Алекс снова повернулся к врачу.
– Скажите, доктор, какие шансы у моего сына?
Фульдхейм положил руку ему на плечо.
– Мистер Гордон, – сказал он, печально качая головой. – Вы должны мужественно смотреть правде в глаза. Вашего сына может спасти только чудо.
Хирург и сестра ушли в операционную, и Алекс проводил их ничего не выражающим взглядом. Колени его сами собой подогнулись, и он опустился в одно из кресел. Его сын умирал. Возможно, он не доживет даже до конца операции. Он не может этого допустить, он должен немедленно что-то сделать. Вот только что, боже милостивый? Что такого он сделал когда-то, что творил все эти пятнадцать последних лет, если наградой ему стало мертвое тело сына?!
