Я. — Господин фон Шонс, я обещал вам не передавать эти документы здешним властям. Но я не давал вам слова, что документы, связанные с вашим сотрудничеством с СД, не будут переданы мной в здешнюю прессу… Вы живете в демократической стране, здесь не нужна санкция на публикацию сенсационного материала о пособнике нацистских преступников… Итак, вы получили указание МИД рейха или СД?
Он. — СД.
Я. — Вспомните — что было написано в телеграмме?
Он. — «Вам надлежит прибыть к приходу парома из рейха для того, чтобы встретить Дагмар Фрайтаг»…
Я. — Это все?
Он. — Если не изменяет память, все.
Я. — Вы сообщили кому-либо об этой телеграмме?
Он. — Не помню.
Я. — Господин фон Шонс, как вы относитесь к лжецам?
Он. — Я не понимаю вопроса…
Я. — Я повторю: как вы относитесь к лжецам?
Он. — Как и всякий нормальный человек…
Я. — То есть?
Он. — Вас что-то не устраивает в моих ответах?
Я. — Хорошо, я помогу вам: считаете ли вы заведомого лжеца мерзавцем? Или же — по-вашему — это вполне нормальное явление — лгать всем и каждому? Отвечайте развернуто, иначе я прерву наш разговор, и вам придется пенять на себя за последствия.
Он. — Ложь бывает вынужденная, и вы как работник государственного департамента прекрасно знаете, что иной раз обстоятельства вынуждают говорить заведомую неправду, чтобы не принести ущерба своей стране.
Я. — С такого рода замечанием согласен. Однако мой вопрос носит более общий характер, и я намерен получить на него однозначный ответ… Итак?
Он. — Людей, не выполняющих указание руководства, но лгущих без всякой к тому надобности, я считаю недостойными личностями.
Я. — Благодарю вас. Этот ответ меня устраивает. Вы сейчас находитесь на государственной службе?
Он. — Нет.
Я. — На какие средства живете?
Он. — На то, что было мной накоплено во время дипломатической работы.
Я. — Вы настаиваете на том, что ни на какой службе — ни официальной, ни тайной — не состоите?
Он. — Да, настаиваю.
Я. — В таком случае, я имею все основания считать вас — по вашим же словам — недостойной личностью. Вы лжете без указания на то руководства… Я хочу ознакомить вас с письменным показанием, данным при свидетелях и под присягой работником консульского отдела вашего посольства Вернером Кубе. Зачитываю: "В конце марта сорок пятого года, вечером, что-то около шести часов, меня пригласил к себе советник посольства г-н Иоахим фон Шонс и сообщил, что я должен срочно собраться для того, чтобы вместе с ним выехать к парому, поскольку на борту произошел трагический случай, жертвой которого стала гражданка рейха Фрайтаг. Он поручил мне связаться с полицейскими властями и уведомить их, что крипо РСХА[49] подозревает в преступлении некоего Штирлица, он же Бользен, и просит — в случае его появления на территории Швеции — немедленно задержать на предмет выдачи властям Великой Римской империи германской нации. Г-н фон Шонс сообщил, что первой же почтой сюда, в Стокгольм, будут пересланы отпечатки пальцев Штирлица (Бользена), который, как полагают в Берлине, является глубоко законспирированным русским агентом, уничтожившим Фрайтаг, поскольку она — истинный патриот рейха — командировалась в Швецию для содействия в успешном завершении мирных переговоров, которые в то время вели г-н Гиммлер и граф Бернадотт. На мой вопрос, зачем нужны отпечатки пальцев Штирлица (Бользена), если мы не знаем, каким образом убита фрау Дагмар-Ингрид Фрайтаг, г-н фон Шонс ответил, что отпечатки пальцев упомянутого выше преступника обнаружены на борту парома, в каюте несчастной, на стакане, в котором он дал ей смертельный яд, производящийся в секретных лабораториях ГПУ". Можете ознакомиться с показанием…
Он. — Я… Позвольте же… Тут какая-то ошибка…
Я. — Я дал слово не передавать документы о вашей работе на преступную организацию СД, пока не получу доказательств, что вы законченный лжец, Шонс. Слово, данное лжецу, теряет свою силу. Я предупреждал, что пенять вам придется на себя…
Он. — Не уходите… Пожалуйста… Я расскажу все.
Я. — Вы намерены рассказать мне все не только про эпизод с Фрайтаг, но и последующую эпопею, а именно — кто и когда, уже после окончания войны, приезжал к вам по этому вопросу? Да или нет?
Он. — Да. Я расскажу все, если вы подтвердите данное вами слово.
Я. — Мое слово я смогу подтвердить, когда вы кончите давать показания. Лишь чистосердечное признание во всем заставит меня выполнить свое обещание. И не потому, что я сочувствую вам, но оттого лишь, что намерен использовать вас в борьбе против тех, кто приезжал к вам после краха рейха и беседовал о Штирлице, являющемся, по словам этого человека, «русским агентом», а также о том, как вы должны оформить дело по обвинению Штирлица в отравлении Фрайтаг, чтобы это устроило местные власти и вынудило их выписать ордер на немедленное задержание Штирлица (Бользена), где бы он в настоящее время ни находился. Вам ясен мой интерес?
Он. — Да.
Я. — Начнем с фамилии человека, который к вам приезжал… Когда это было, назовите точную дату.
Он. — Тот человек представился мне Лорхом…
Я. — Я предъявляю вам к опознанию пятнадцать фотографий. Вот они. Укажите мне того человека, который приезжал к вам.
Он. — Вот он.
Я. — Вам известно, что настоящая фамилия этого человека Мерк? И в прошлом он был штурмбанфюрером СС?
Он. — Даю честное слово, мне неизвестно об этом.
Я. — Он вам об этом не говорил?
Он. — Нет.
Я. — По чьему поручению он приезжал к вам?
Он. — Господин Лорх…
Я. — Называйте его настоящей фамилией…
Он. — Господин Мерк, назвавший себя Лорхом, сказал, что он представляет патриотическую организацию германских офицеров во главе с участником антигитлеровского заговора генералом Вереном. Главная цель организации заключается в том, чтобы — по словам господина Мерка, представившегося мне Лорхом, — остановить проникновение русских на Запад. Он и обратился ко мне с просьбой проконсультировать его по поводу дела по убийству фрау Дагмар Фрайтаг русским секретным агентом, внедренным Мюллером в ряды гестапо. Он подчеркнул, что русский агент Штирлиц, он же Бользен, был доверенным сотрудником Мюллера, выполнявшим его наиболее деликатные поручения. Господин Мерк, назвавший себя Лорхом, сказал, что в данном эпизоде невозможен никакой срыв, Штирлиц, он же Бользен, должен быть ошельмован как военный преступник, настоящее «исчадие ада». Для этого он попросил меня встретиться с рядом журналистов, известных по моей прежней работе в посольстве, и выяснить меру их интереса к данному делу. Я встретился с рядом журналистов и сообщил господину Мерку, представившемуся мне Лорхом, что дело это, с точки зрения моих собеседников, будет представлять сенсационный интерес не только здесь, в Швеции, но и во всем мире…
Я. — Сколько денег вы получили он Мерка?
Он. — Я не получал от него никаких денег.
Я. — Видимо, вы плохо поняли мой вопрос… Я облегчу его: какую сумму выделил вам Мерк на консультирование этого вопроса?
Он. — На расходы, связанные с консультацией. Мерк, представившийся мне Лорхом, дал под расчет двести сорок семь долларов.
Я. — Сколько времени Мерк провел в Швеции?
Он. — Мерк, представившийся мне Лорхом…
Я. — Почему вы постоянно подчеркиваете, что Мерк представился вам Лорхом?
Он. — Потому что вы сказали, кто такой Лорх на самом деле. Если бы я знал это, я бы ни в коем случае не стал выполнять просьбу штурмбанфюрера СС… С прошлым покончено раз и навсегда, я сделал выбор…
Я. — Похвально. Продолжайте…
Он. — Я забыл, о чем вы меня спрашивали…
Я. — Был задан вопрос: сколько времени Мерк прожил в Швеции?
Он. — Не знаю.
Я. — Сколько раз вы с ним встречались?
Он. — Два раза.
Я. — Сколько дней прошло между первой и второй встречей?
Он. — Три дня.
Я. — Вы успели провести за это время все консультации?
Он. — Я?
Я. — Именно так, вы.
Он. — Не помню.
Я. — Господин фон Шонс, я помогаю вам в последний раз… Меня интересует адрес, по которому вы должны были отправить отчет о всех ваших консультационных встречах…
