Сторож склонил голову, осмотрел юношу с головы до ног.
— Да, парень вы хоть куда, и форма к лицу, да еще инспектор! Шишка' То-то она два раза приходила. Часов в восемь, после работы. Темно, холодно, а она идет, и прямо — туда. Заглянет — вреде надеется найти кого, а потом такая же кислая, как вот вы сейчас, обратно...
Эрих мог ждать чего угодно, — только не этого.
— Ого, господин инспектор, у вас будто чертики в глазах запрыгали!
— Папаша, а она с вами не говорила?
— Ну вот еще.
— Где же ее искать?
— Зачем искать? Сегодня воскресенье. Жди. Уж она явится — даю слово.
Все было необычно. И то, что Эрих остался у решетчатых ворот парка. И то, что старик сторож вместе с ним от всей души хотел, чтобы девушка пришла.
И то, что она действительно пришла.
Эрих еще издали увидел знакомое пальто из толстого зеленого драпа, потом разглядел открытую улыбку — без всякого сомнения, девушка улыбалась ему.
— Здравствуйте! И вы тут?
Пожав нежную руку с длинными тонкими пальцами, Эрих почувствовал, как теплая волна прокатилась по его сердцу. Он, все еще не решаясь поверить своему счастью, серьезно объяснил:
— Я хотел посмотреть... второй витраж..., но его не поставили.
— Да, я знала это, и я сегодня собиралась сделать карандашный набросок Иисуса — ведь это работа знаменитого Людвига Юппе. — Девушка мягко отняла свою руку и сняла с плеча папку на зеленом шелковом шнурке. — Тут ватман и карандаш... А статую уже установили?
— Кажется, да — у той колонны, где вы сидели прошлый раз.
— Да... какое это все-таки изумительное творение зодчества.
— О! У меня просто не хватает слов, чтобы выразить... Ведь таких сооружений, как это...
Но сейчас им не было никакого дела ни до этого, ни до других храмов. Они медленно пошли по улице вдоль решетки парка, и Эрих все не мог осмелиться взять ее под руку, и самые обычные слова, сказанные девушкой, казались ему необыкновенными и исполненными глубокого смысла...
Словом, все было так, как бывает в таких случаях всегда и со всеми... потому, что им казалось, что так случилось только с ними и больше ни с кем!
III
В квартире Хойзеров мир и уют. Макс, сидя за столом, прилежно пишет; время от времени, подняв к потолку глаза и шевеля губами, он что-то припоминает, потом, довольно улыбнувшись, опять берется за самописку с золотым перышком... Белокурая Лизхен, как всегда, за рукоделием. Из радиоприемника льются нежные звуки вальса какого-то русского композитора: бог их разберет, Хойзер не очень памятлив на славянские фамилии.
Посмотреть со стороны — какая идиллия! Но эта идиллия обманчива. Макс Хойзер составляет списки.
Он прекрасно понимает, что в случае захвата власти в городе такими, как Кульман и Гетлин, по его спискам будут уничтожать людей. Нет, нет, он не станет убийцей! На нем не будет ни одной капельки чужой крови. Он только составит списки.
И, чуть покачивая головой в такт чарующей мелодии, Хойзер вспоминает одного за другим своих старых друзей. Довольный своей памятью, он вносит в списки все новые и новые фамилии, а жене его даже в голову не приходит, что это пишет Макс.
Но куда труднее, чем составить списки, оказалось установить адреса. Ведь уже несколько лет Хойзер не встречался ни с кем из этих людей, многие за минувшие годы наверняка переехали. Надо было проверить, кто остался жить по старому адресу, и надо было установить новые адреса. Но не мог же Хойзер сам лазить по городу — это исключалось.
Было два выхода: привлечь к этой хлопотной работе своих уцелевших людей из «Восточного бюро» — но для этого пришлось бы объяснять, кто и для чего требует проверку адресов, и пришлось бы признать то, чего Хойзер открывать никому не хотел; был и второй выход — поручить проверку адресов Кульману и его громилам.
Правда, Гетлин не говорил, что по адресам можно посылать Кульмана, но он, конечно, поймет, что сам Хойзер никак не мог сделать эту работу...
IV
Перед концом обеденного перерыва Эрих, сидя на диване, углубился в книгу о таких далеких и вместе с тем — таких понятных ему судьбах людей с необычными именами — Григорий Мелехов, Аксинья, Листницкие.
Фелльнер — любитель головоломок — разложил на столе «Уленшпигель» и трудился над шуточным кроссвордом.
— Извини, Эрих, я тебя оторву от чтения...
— Что случилось? — поднял голову Эрих. — Ты каждую свободную секунду мучаешь этот кроссворд. Взял бы решение из следующего номера.
— Подожди... И сами решим. Вот тут — тридцать по горизонтали — сказано — «Не совсем безупречный город в Северной Италии». О чем речь?
— Я тоже не понял, о чем речь. Дай-ка журнал, сам посмотрю.
Фелльнер, свернув журнал трубочкой, бросил его Эриху, но неудачно: несброшюрованный журнал на лету развернулся и рассыпался.
— Эх, ты, старый лентяй. Не мог сделать, как добрые люди.
Эрих встал и принялся собирать с пола листы. Его заинтересовал вдруг один лист — на черном фоне фотографии шести гитлеровских офицеров и генералов, и человек на верхнем угловом фотоснимке с левой стороны показался Эриху странно знакомым: чуть прищуренные глаза, тонкие, энергичные черты, зачесанные наверх русые волосы — где он видел это лицо? Несколько секунд Эрих рассматривал снимок. И вдруг вспомнил:
— Ну, конечно, это он! Фелльнер, посмотри, посмотри! — Эрих бросил на стол страницу из журнала. — Вот на него смотри — узнаешь?
— Позволь, но ведь это же тот самый тип, с фотокарточки Эммы Вольф.
— Слава богу, понял! И к тому же в форме эсэсовского майора, — ты понимаешь, что это значит? И если он встречается с Кульманом, кто же тогда Кульман? И связь Кульмана с Хойзером... — Ты понимаешь, что тут целое гнездо гадов? Надо сейчас же запросить редакцию журнала — откуда у них этот снимок? И фамилия — смотри, его фамилия Лангер!
...Через три дня пришел ответ.
«Лангер Иохим-Людвиг, майор войск СС — до 1941 года служил в Заксенхауэене, нацистском концлагере под Берлином, отличался исключительной жестокостью в обращении с заключенными. Фотоснимок его найден при разработке архивов СС. Разыскивается, как военный преступник». К документу была приложена большая фотография Гетлина.
Собрав все материалы, Эрих пошел к комиссару.
— Здравствуйте, товарищ Вальтер. Как ваши успехи? — Вернеман, читавший до прихода Вальтера какой-то документ, положил его в кожаную тисненую папку, которую тут же захлопнул.
— Здравствуйте, товарищ комиссар. Вот ответ из редакции. — Эрих протянул комиссару документ. Быстро пробежав его глазами, комиссар одобрительно хмыкнул.
— Хорошо! Даже очень хорошо. И вам, видимо, кажется, что вы напали на что-то интересное?
— Безусловно!
— И вы полагаете, что убийца...
— Да, товарищ комиссар, это он. — Эрих указал на фотоснимок из редакции. — Судите сами: место для убийства Вольфа выбрано исключительно удачно. Убийца сидел в засаде — значит, он знал и время, когда Вольф должен был проезжать мимо озера. Он мог это установить только наблюдением, причем довольно продолжительным, — ну, скажем, в течение трех-четырех дней. Теперь дальше. Вот тетрадь с записью рассказа Эммы Вольф — слушайте: «Этого мужчину я за два дня до убийства Зигфрида видела, он из нашего переулка выходил...» Ведь речь шла об этом самом майоре СС. И он знаком с Кульманом — это установлено. Мои выводы: этот эсэсовский майор мог быть прислан Бобом из Западного Берлина; он через окно дома Кульмана мог наблюдать за Вольфом и потом убить его.
— Что же, это вполне логично.
Комиссар еще раз прочитал сообщение редакции.
— И запросите, какие конкретные имеются данные о жестокости этого бывшего майора. Когда сведения поступят, заготовьте документы о немедленном его аресте, как только он будет обнаружен на территории нашего района. С этим все.
Эрих встал, но комиссар задержал его:
— Подождите, есть еще один вопрос. Сегодня я получил один любопытный документ из Берлинского Управления... — с этими словами Вернеман подвинул к себе папку и вынул из нее несколько скрепленных вместе листов. — Слушайте, товарищ Вальтер, это касается Хойзера. Значит — так: «Перешедший недавно в ГДР бывший сотрудник Берлинского филиала Восточного бюро социал-демократической партии Гельмут Копанке сообщил, что видел упомянутого Хойзера неоднократно в помещении Восточного бюро. В 1948 году Хойзер имел личную беседу с мистером Бобом...»
— Как с Бобом? С тем самым?
— Спокойно, товарищ Вальтер. Да, с тем самым. Сейчас его резиденция в Берлине, Ваннзее, Кастаниеналлее, 13. Возьмите этот документ, ознакомьтесь с ним — Гельмут Копанке ясно и недвусмысленно говорит, что до 1948 года Хойзер шпионил, но потом перестал ездить в Берлин. Надо продумать, как быть с Хойзером дальше. Мне думается, с этой фигуры и надо, наконец, разматывать весь клубок. Завтра я вас вызову. Теперь все.
