молодежной акции «Голосуй или проиграешь» 23 и всеми силами стремился не проиграть хотя бы в материальном отношении. Но в идейном смысле Ельцин был ему всё-таки ближе, чем Зюганов.
Екатерина уже целый час сидела и выслушивала рассуждения активиста о том, как туго идут реформы в провинции, с глухой тоской осознавая, что авторскому телевидению никакой пользы от его рассуждений не видать. Тут-то и явился ее спаситель, хотя сначала она не признала его в высоком молодом человеке с усами как у Владислава Листьева 24, лет двадцати пяти-двадцати семи на вид. Забрел он в офис без явной цели, но активист, сделав паузу, живо представил их друг другу.
— Вам плохо? — спросил ее Андрей, выйдя с ней за компанию на перекур.
Активист остался в своей конторе вести телефонные переговоры. Кажется, он был рад хоть кому-то сплавить нежданную визитершу.
— Откуда вы знаете? — удивилась она.
— Глаза — это зеркало души, — усмехнулся он. — У вас в них читается безысходность.
Екатерина захохотала с таким надрывом, что активист прервал свои переговоры и высунулся на балкон, где они стояли.
— К тому же мы коллеги. Были, — добавил Андрей, когда ей удалось справиться с приступом истерического хохота.
— Почему были?
Он снова усмехнулся.
— Уволился пару недель назад. Возможно, зря.
— Вернуться нельзя?
— Нет, и смысла не вижу. А вы тоже из трубадуров?
— Из кого? — не сразу поняла Екатерина.
— Ну, из певцов режима. Так, по-моему, пишет газета «Завтра» 25.
— Я ее не читаю, — созналась журналистка.
— Да и я давно бросил. Надоели они, повторяются с проклятьями. А в газетном деле больше легкости нужно.
— Не поняла, вы газетчик или телевизионщик? — Екатерина попыталась подколоть его.
— И то, и другое, если верить моей трудовой книжке. Но как газетчик, пожалуй, достиг вершины общественного признания, — серьезно ответил Андрей.
«Псих на мою голову? Или спивающийся гений?» — подумала Екатерина.
— Просто у меня уже была своя бульдозерная выставка, — продолжил он.
— Как?..
— Очень просто. Сочинил статью про мэра города Рассветного, есть такой атомград поблизости. Получилось что-то вроде фельетона. Это ему спасибо, он всех своих критиков объявил шизофрениками и пообещал копии справок предъявить: не простые, а заверенные у нотариуса. Забавный мужчина, из бывших вояк. А местная оппозиция мою писанину размножила на ксероксе, как листовку, и один экземпляр наклеила на стенд перед мэрией. Основательно так, на совесть.
— И…
Екатерина уже отгадала ответ.
— Отскоблить не смогли. Мэр велел подогнать бульдозер, и стенд — под корень, как чуждый элемент.
Теперь они рассмеялись одновременно. Активист выглянул еще раз, успокоился и скрылся.
— Вы, наверное, многих журналистов в городе знаете, — начала она, вытерев слёзы, которые непроизвольно выступили у нее.
— Почти всех лично, — подтвердил Андрей, — и не только журналистов. И времени у меня сейчас полным-полно.
Москвичка посмотрела на него с лукавым прищуром, потом честно предупредила:
— С гонорарами у нас туго, чужим копейки платят.
— Может, мне просто интересно вам помочь, из любви к искусству, — парировал он и улыбнулся широко и открыто.
На автовокзале в этот утренний час было свободно. Желающие выехать в сельскую местность, в основном, выехали раньше. Места на первый рейс до Москвы тоже были, и Андрей купил билет практически без очереди. Затем он отыскал таксофон по соседству и позвонил домой Алексею. Тот пока не успел вернуться из аэропорта, поэтому трубку взял его отец Георгий Львович. Андрея он лично знал и уважал еще за давнишние газетные публикации. Было неудобно врать ему, но выхода не оставалось.
— Вы от меня Алексею записочку черкнете? — спросил помощник депутата, тепло поздоровавшись.
— Черкну, конечно. Или так запомню, я еще не старый, — сказал Георгий Львович.
— Собственно, информации мало. У меня бабушка заболела, надо бы навестить.
— Ой, как печально. Надеюсь, ничего страшного?
— Я вот тоже надеюсь, — вздохнул Андрей. — Но съездить надо, она в деревне живет. Совсем одна.
— Предупредить Алексея?
— Да, если не трудно. Он с нашим депутатом сейчас. Боюсь, задержится.
— Предупрежу, конечно. Поезжайте и не волнуйтесь за работу. Алексей прикроет, если что, — Георгий Львович был очень добр.
Андрей смущенно поблагодарил его и распрощался. С транспортом ему повезло: автобус подали на посадку почти новый, сделанный в Германии. Среди пассажиров преобладали молодые люди студенческого возраста, которые, очевидно, ехали обратно на учебу. «Челноки» отбыли в Лужники 26 за товаром в пятницу или вчера. Его место оказалось у окна, поэтому Андрей расположился вполне комфортно и стал наблюдать за соседями. Те не проявили к нему ни малейшего интереса, явно собираясь досыпать в дороге, для чего и сооружали себе гнезда из верхней одежды.
Водитель попался пунктуальный, тронулся точно в 9.00. Стиль вождения, как и возраст, выдавали в нем матерого человека. Из центра с его колокольнями и памятниками архитектуры выбрались быстро, но у моста через Волгу из-за аварии образовалась пробка. Впрочем, впереди уже суетились сотрудники ГАИ, так что был шанс, что движение скоро возобновится.
Встречный поток катил без остановок, и Андрей, праздно разглядывая его, обратил внимание на антрацитно-черный внедорожник с затемненными стеклами. Машина была очень редкая для патриархального Романова, даже губернатора возили на более скромном авто. «Как в кино про мафию», — подумал Андрей. С прошлого вечера его жизнь тоже начала походить на кино, и до кульминации с последующей развязкой было, кажется, далеко…
«Зачем я трогал этот пакет?» — наверное, в сотый раз промелькнула здравая мысль.
Литвиненко и Щеглов гнали без остановок, сменяя друг друга за рулем. Огни города Романова проступили в предрассветной мгле без пятнадцати восемь. Машина из гаража олигарха показала себя на пять с плюсом. Их повестку дня открывал Заволжский РОВД, принявший вчера сигнал о нападении на гражданина Самойлова.
Дежурный с помятым лицом и запахом дешевого одеколона без суеты исследовал удостоверения сотрудников центрального аппарата ФСБ, попросил подождать минуту и позвонил своему начальству. Из-за стеклянной перегородки доносились обрывки его фраз.
— С проверкой из Москвы… да, по вчерашнему делу… да, где ножевое… понял вас.
— Где офицер, оформлявший протокол? — резко спросил Литвиненко у дежурного, когда тот извинился и объявил, что готов оказать содействие.
— Сейчас вызову, — пообещал он.
Старший лейтенант после бессонной ночи тоже выглядел не лучшим образом. Он подтвердил то, что было изложено на бумаге, и без выражения в голосе поинтересовался:
— А что произошло-то? У нас каждый день кого-нибудь режут.
— Не могу сказать, это служебная информации, — отрезал подполковник. — Кстати, вы ничего не упустили из личных вещей?
— Ну, если мы деньги в опись включили, то нет, — иронически заметил патрульный.
— Не смешно, товарищ старший лейтенант, — осадил его
