Не вызывало сомнений, что Тайсон действительно забил победный гол в финале чемпионата по регби между Гарвардским и Йельским университетами — об этом писали газеты, — как и то, что он был единственным белым боксером в американской сборной на Олимпийских играх в Мельбурне в 1956 году. Никто не знал, вправду ли он заявил покойному президенту Никсону, что скорее поступит на службу к дьяволу, чем возглавит ФБР в период президентства последнего, однако в лагере Флорентины Кейн эти слухи пресекать явно не собирались.
Жена Тайсона скончалась пять лет назад от рассеянного склероза. Двадцать лет он ходил за ней как нянька, с какой-то яростной преданностью.
Он был бесстрашен, и его репутация человека прямого и честного подняла его в глазах народа над большинством государственных чиновников. После периода нестабильности, последовавшего за смертью Гувера, Тайсон вернул Бюро престиж, которым оно пользовалось в 30-е и 40-е годы. Одной из причин, по которой Марк с готовностью решил посвятить ФБР пять лет жизни, была личность его директора.
Марк затеребил среднюю пуговицу пиджака, как это делали все агенты ФБР. За пятнадцать недель обучения в Куантико ему вдолбили в голову, что пуговицы пиджака всегда должны быть расстегнуты, чтобы в любой момент выхватить оружие из кобуры — на поясе, а не под мышкой. В телевизионных сериалах о ФБР агенты всегда выхватывали револьверы из кобуры под мышкой, и эта неточность всегда раздражала Марка. Всякий раз, когда фэбээровец чуял опасность, он начинал теребить среднюю пуговицу, чтобы убедиться, что пиджак расстегнут. Марк испытывал страх, страх неизвестности, страх перед Г. О. Л. Тайсоном, страх, от которого не могла избавить даже надежная близость «смит-вессона».
Вернулся молодой человек с бдительным взглядом в темно-синем блейзере.
— Директор ждет вас.
Марк встал. Ноги не слушались, но он собрался с духом и, вытерев вспотевшие ладони о штанины, направился вслед за молодым человеком через приемную в святая святых — кабинет директора. Директор был за столом и, даже сидя, производил внушительное впечатление: огромный, как бык, мужчина с большой головой, росшей прямо из мощных плеч. Кустистые брови были под стать непокорной каштановой курчавой шевелюре; будь это другой человек, можно было решить, что он носит парик. Широко разведенные руки лежали на столе, словно не давая ему убежать. А сам стол, изящный, эпохи королевы Анны, казалось, покорился железной хватке директора. Щеки были красны: но не тем цветом, который приобретается в результате обильных возлияний, а вызванным долгим пребыванием на свежем воздухе в разное время года. Чуть сзади кресла директора стоял другой мужчина, мускулистый, чисто выбритый и молчаливый — воплощенный защитник правопорядка.
— Эндрюс, — начал директор, — это мой заместитель Мэттью Роджерс. Я информировал его о событиях, последовавших за смертью Казефикиса: мы решили, что вместе с вами расследованием займутся еще несколько агентов. — Директор сверлил Марка взглядом серых глаз. — Вчера я потерял двоих из лучших своих людей, Эндрюс, и ничто — повторяю, ничто — не сможет помешать мне найти виновных, даже если это будет сама президент, понимаете?
— Да, сэр, — еле слышно ответил Марк.
— Мы распространили пресс-релизы, из которых ясно, что произошедшая автокатастрофа — не более чем несчастный случай. Ни один журналист не свяжет убийство в Медицинском центре Вудро Вильсона со смертью моих агентов. Тем более что в Америке убийство совершается каждые 26 минут.
Рядом с директором лежало полицейское досье, озаглавленное «Глава столичной полиции» — даже они были под контролем.
— Мы, мистер Эндрюс…
При этих словах сердце Марка наполнилось гордостью.
— …не собираемся их разубеждать. Я тщательно обдумал все то, что вы сообщили мне вчера вечером, и составил для себя следующую картину. Прошу вас, останавливайте меня, когда сочтете нужным.
При других обстоятельствах Марк бы просто рассмеялся.
Директор сверялся с досье.
— Греческий иммигрант хочет видеть главу ФБР, — продолжал он. — Знай я об этом, я, возможно, удовлетворил бы его просьбу. — Он взглянул на Марка. — Но ближе к фактам: Казефикис сделал вам устное заявление в Медицинском центре Вудро Вильсона, суть которого сводилась к следующему: готовится заговор с целью убить президента Соединенных Штатов 10 марта. Об этом он случайно услышал, когда обслуживал клиентов, собравшихся позавтракать в джорджтаунском отеле. По мнению Казефикиса, на завтраке также присутствовал сенатор США. Пока все правильно, Эндрюс?
— Да, сэр.
Директор снова посмотрел в досье.
— Когда полиция сняла отпечатки пальцев с убитого, выяснилось, что ни в наших досье, ни в досье столичной полиции он не значится. Следовательно, сейчас, после вчерашних четырех убийств, мы можем предположить, что все рассказанное греческим иммигрантом — правда, и действовать в соответствии с этим. Не исключено, что в его рассказе были какие-то неточности, но одно не оставляет сомнений: то, что он узнал, было настолько серьезно, что повлекло за собой четыре убийства за один вечер. И еще одно. По всей видимости те, кто стоит за всей этой дьявольщиной, теперь считают себя вне подозрений, поскольку убрали всех, кто мог знать об их планах. В общем, считайте, что вам повезло, молодой человек.
— Да, сэр.
— Наверное, у вас мелькала мысль, что, по мнению убийц, в синем «форде» сидели именно вы?
Марк кивнул. За последние десять часов он, по сути, только об этом и думал; он надеялся, что такая мысль никогда не придет в голову Норме Стеймз.
— Пусть заговорщики и дальше считают, что они вне подозрений. Чтобы утвердить их в этом заблуждении, я не буду вносить никаких изменений в расписание президента на эту неделю. Пусть все будет так, как запланировано, — по крайней мере на текущий момент.
— Но сэр, — отважился Марк, — разве в этом случае ей не будет угрожать серьезнейшая опасность?
— Эндрюс, кто-то где-то — и возможно даже, сенатор Соединенных Штатов — замышляет покушение на президента. Чтобы осуществить свой замысел, он хладнокровно убил двух моих агентов, грека, который мог его опознать, и глухого почтальона только потому, что он мог опознать убийцу Казефикиса. Если сейчас пустить в ход тяжелую артиллерию, мы наверняка их спугнем. На руках у нас сейчас практически ничего нет; навряд ли нам удастся установить их личности. А если и удастся, никаких улик против них у нас нет. Единственная надежда поймать эту сволочь — заставить их считать себя вне подозрений до самой последней минуты. Только так мы сможем их поймать. Возможно, их уже спугнули, хотя не думаю. Пытаясь сохранить все в тайне, они используют столь чудовищные средства, что становится ясно: у них есть веская причина, чтобы убрать президента с дороги в течение семи дней. Мы должны выяснить, что это за причина.
— Говорить ли президенту?
— Нет-нет, пока не надо. Бог свидетель — за прошедшие два года у нее было достаточно проблем с законопроектом о владении оружием, чтобы еще осложнять ей жизнь догадками, кто из сенаторов здесь Марк Антоний, а кто — Брут.
— Что же мы предпримем в эти шесть дней?
— Нужно найти Кассия. И совершенно необязательно, что им окажется тот, кто тощ и голоден.
— А если мы не найдем его? — спросил Марк.
— Тогда Господь да поможет Америке.
— А если найдем?
— Возможно, вам придется убить его.
Марк задумался. Он в жизни никого не убивал, такое просто не приходило ему в голову. Он не любил давить насекомых. Мысль о том, что первым человеком, которого ому придется убить, может оказаться американский сенатор, по меньшей мере страшила.
— Не надо так волноваться, Эндрюс. Возможно, до этого и не дойдет. Я сообщу Стюарту Найту, начальнику службы личной охраны президента, о том, что двое моих людей занимаются человеком, который утверждает, что в один из дней следующего месяца на президента Соединенных Штатов будет совершено покушение. Ни слова о том, что в этом может быть замешан сенатор. Не должен он знать и то, что из-за этого погибли двое наших людей, это не его забота. Может быть, сенатор не имеет к этому ровным счетом никакого отношения. Не нужно, чтобы люди таращились на избранных представителей и гадали, кто из них преступник.
Заместитель директора кашлянул и первый раз за все время вступил в разговор.
— Тем не менее некоторые из нас считают именно так.
— Сегодня в первой половине дня, — невозмутимо продолжал директор, — вы, Эндрюс, составите отчет, где изложите суть информации Казефикиса и обстоятельства его убийства. Отчет отдадите Гранту Нанне. Об убийствах Стеймза и Калверта упоминать не нужно — эти два события никто не должен связывать. Доложите об угрозе жизни президента, но не упоминайте о том, что, возможно, в этом замешан сенатор. Вы согласны, Мэтт?
