— Спасибо! — Аркадий встал и, чувствуя себя совсем опустошенным, побрел к двери.
— А ты еще приезжай, — сказал генерал. — Приятно поболтать.
Аркадий возвращается домой, купив еду, самую необходимую посуду (Зоя ведь увезла все, кроме кровати), мыло и шампунь. Пока Ирина моется, он размышляет о рассказе отца. "Осборн убил трех немцев ("Бывал я в Ленинграде много раз. Еще с немцами…" — голос Осборна на пленке.) почти так же, как этих троих в парке". Возвращается из ванной Ирина. Она сообщает Аркадию, что намерена и дальше прятаться у него на квартире, так как идти ей некуда.
— Либо вы заодно с ними, а тогда бежать нет смысла, либо вы не с ними. В таком случае я могу или затянуть с собой на дно друга, или вас. Предпочту вас.
Зазвонил телефон. Это был Лебедь. Цыган нашел место, где Костя Бородин работал над иконами, — гараж при автотреке на южном берегу реки. Тамошний механик по кличке Сибиряк исчез несколько месяцев назад.
Аркадий с Кервиллом отправляются в гараж и несколько часов снимают отпечатки пальцев, но так и не обнаруживают следов ни Бородина, ни Джимми.
— Этот мужик был сибиряк, — сказал цыган. — И дерево здесь есть, и краска.
Какую бы еще ниточку найти? Джимми красил волосы… Но краску, конечно, покупала Валерия.
— А что еще было обнаружено на их одежде? — спросил Кервилл.
— Гипс, опилки. Ну и кровь, конечно. В них как-никак стреляли.
— Вроде бы еще что-то.
— Следы куриной и рыбьей крови… Куриной и рыбьей, — повторил он, глядя на Лебедя.
— В ваших магазинах, — сказал Кервилл, — я не видел живности, из которой можно было бы выжать хоть каплю крови. Все мороженое.
Аркадий озлился на себя — как это он сам не сообразил. Живая рыба, свежезарезанная курица — их же можно купить только у частников за бешеные деньги, если исключить распределители и валютные гастрономы.
— Ищите, где они доставали свежее мясо и рыбу, — сказал он Лебедю и цыгану.
Аркадий и Кервилл едут в музыкальный магазин. Там какой-то рябой человек в шляпе и пальто, рассматривающий саксофон, небрежно кивает Аркадию. Аркадий узнает в нем того, с кем дрался в туннеле. Второй нападавший в стороне рассматривает аккордеон. Тем не менее Аркадий ведет Кервилла в отдел продажи магнитофонов и, хотя оба "гэбэшника" идут следом за ними, ставит для Кервилла запись разговора Осборна и Унманна от 2 февраля. Кервилл говорит ему, что эти двое ехали за ними от самого гаража. Аркадий решает, что на него донес цыган. Кервилл возвращается в "Метрополь", уводя с собой "хвост", Аркадий едет домой. Ирина встречает его в штыки. Она убеждена, что это ловушка, что в квартире под ними записывают каждое ее слово. Аркадий все больше попадает под обаяние Ирины, хотя и старается скрыть от нее это.
— Вы ведь знаете, что Осборн убил вашу подругу Валерию, Костю Бородина и этого американского парнишку, — и предоставляете ему возможность тем же способом покончить с вами.
— Мне эти имена не знакомы.
— Но ведь вы сами это подозреваете. Иначе зачем бы вы пошли к Осборну в гостиницу, едва узнали, что он опять в Москве. Подозреваете после нашего первого разговора на "Мосфильме". А он вас уверил, что они уже за границей в полной безопасности. И вы поверили, потому что Джеймсу Кервиллу он каким-то образом помог нелегально про браться в СССР. И вам не пришло в голову, что помочь нелегально выехать из СССР, да еще троим, куда труднее?
— О, это мне в голову приходило часто!
— И что убить их гораздо проще. Так где же они, по его словам? В Иерусалиме? В Нью-Йорке? В Голливуде?
— А какое это имеет значение? Вы же утверждаете, что они убиты. Но, так или иначе, вам до них теперь не добраться.
Разговор продолжается в том же тоне, Ирина яростно отстаивает свое право быть диссиденткой, Аркадий доказывает ей, что Косте Бородину, простому русскому мужику, все эти ее штучки должны были претить. Ирина говорит о Солженицыне, о евреях-отказниках, о Чехословакии, Аркадий опять все сводит к Косте Бородину.
— Я вам не говорил, как Осборн все это обделал? спросил он. — Пригласил всех троих покататься на коньках… Да ведь вы это и без меня знаете: коньки то Валерии вы одолжили. Известно вам и то, что Осборн покупал в Советском Союзе пушнину, хотя, возможно, вы не знаете, что он на досуге постукивает в КГБ… Ну, покатались они и удалились на поляну подкрепиться. Осборн мужик богатый, он много чего принес.
— Я же вижу, как вы все это на ходу сочиняете.
— У нас есть его сумка. Из реки выловили. Ну, они едят, Осборн становится напротив Кости, приподнимает сумку, словно бы шарит в ней, и стреляет сквозь сумку — у него там пистолет лежал — Косте в сердце, а затем в Кервилла. Тоже в сердце.
— Вас послушать, вы там пятым были.
— Я только одного не понимаю — и вот тут прошу вашей помощи: почему Валерия не закричала, не убежала, а просто стояла там, пока Осборн поворачивал сумку к ней? Ирина, почему? Вы же лучшая ее подруга!
— Так вы же на что угодно пойдете, лишь бы найти их, а заодно и тех, кто им помогал! Почем я знаю, может, в метро вы спектакль разыграли. С вас станется. А теперь потащите ни в чем не повинного туриста на Лубянку.
— А он туда и сам поедет. К своим приятелям. И вас убьют, чтобы оградить его. А Валерию и Костю с Кервиллом мне искать не надо: они в морге. У меня пистолет Осборна, из которого он их убил, Я знаю, кто поджидал его в парке в машине. Знаю марку машины. У меня есть фотографии из Иркутска, на которых Осборн снят с Валерией и Костей. Я знаю о церковном ларе, который они для него сделали,
— Да американец вроде Осборна хоть двадцать таких ларей может купить! Вы же сами говорили про Голодкина. А его и через границу переправлять не требовалось. Так зачем бы Осборну тащить из Иркутска Костю с Валерией? И почему именно их?
— Во время войны Осборн точно таким же способом убил трех пленных немцев. Заманил их в лес под Ленинградом, напичкал шоколадом и шампанским, а потом пристрелил. И медаль за это получил. Можете сами прочесть в книге.
В конце концов посреди спора Ирина засыпает. На следующий день Аркадий заходит в сберкассу, но Зоя уже забрала весь вклад (1200 р.), оставив ему сто рублей. Из них он двадцатку тратит на пестрый платок с узором из пасхальных яиц — в подарок Ирине — и едет к Андрееву. Голова Валерии готова. Затем вместе с Лебедем наводит справки у "мясников и базарных частников". В прокуратуру он приезжает в четыре, и его сразу вызывает Ямской, который указывает ему, что следствие об убийстве в парке топчется на месте.
— Я только что от Андреева, — сказал Аркадий. — Он воссоздал лицо одной из жертв.
— Вот видите! Раньше вы не сочли нужным поставить меня в известность. Еще один пример вашего разгильдяйства. Конечно, я не требую, чтобы вы тут же отыскали в многомиллионном городе сумасшедшего, который убил этих троих. Но я жду от своих следователей продуманной, скоординированной работы. Правда, у вас какие-то сложности с женой, если не ошибаюсь. Но все равно, немедленно займитесь составлением подробнейшего отчета обо всем, что вы уже сделали. Только не приплетайте ваши версии об иностранцах и КГБ. Эти домыслы уже завели вас в тупик!
Аркадий убежден, что Ямской намерен отстранить его. Ему звонят из МИДа Ни в январе, ни в феврале никто икон за границу не вывозил, но было выдано разрешение на пересылку в Хельсинки "ларя церковно го" в дар от клуба "Кожаный мяч" при ЦК комсомола ГДР "хельсинкскому партийному совету по делам искусств". Ларь был отправлен из Москвы самолетом в Ленинград, а оттуда поездом через Выборг в Финляндию. Отгружен третьего февраля. Накладная на имя Г. Унманна.
Аркадий звонит в ЦК Компартии Финляндии и узнает, что совет этот упразднен еще год назад, никакого ларя там никто не ждал и не получал. Аркадий берет служебный пистолет, которым прежде никогда не пользовался, и возвращается домой. Ирина встречает его по-прежнему враждебно.
— Сегодня вы прячете меня, а когда в дверь постучат, передадите из рук в руки. — Ее голос был исполнен жгучего презрения, — Эх вы, следователь! Как вам в нашей смерти разобраться, когда вы и жизни нашей не знаете? Читали про Сибирь в журнальчиках, а иркутская милиция вам про Костю рассказала. Почему, по-вашему, еврейская девочка связалась с уголовником? Почему такой прожженный парень, как Костя, клюнул на посулы Осборна? А я, думаете, не клюнула бы? В нашей семье первым сибиряком был мой дед. А прежде чем стать им, занимал должность главного инженера ленинградского водопровода. Потом, если помните, выкинули лозунг: "Все инженеры — вредители!". Пятнадцать лет в сибирских лагерях. Ну и осел в Сибири. Его сыну, моему отцу, не позволили пойти добровольцем на фронт. Как же, отец— вредитель! Моя мама получила музыкальное образование, ей предлагали работу в Кировском театре, но пришлось отказаться — жене сына вредителя там не место. Про Валерию вы знаете.
