нельзя. Один из них — депутат Госдумы. Подключите все связи!
— Слушай, а что с кассетой? — опешил друг олигарха.
— Ее надо найти, не считаясь ни с чем.
— Ты уверен?
— Это точно не телефонный разговор, — дал понять Литвиненко.
Щеглов уже махал официанту, чтобы потребовать счет. В ожидании информации из Москвы агенты Березовского, впервые за весь день, решили нормально поесть и зашли в ресторан, где у гардероба красовалось чучело медведя.
Бадри Патаркацишвили, кажется, покрутил ус, потом ответил:
— Понял тебя. Жду.
Сюжет о том, как работницам Ивановской швейной фабрики выдали зарплату семейными трусами, Екатерина сварганила быстро. Тема была подходящей, и эта часть ремесла традиционно давалась ей легко. Сказывался приобретенный опыт, ибо журфак МГУ рано приучал своих студентов к самостоятельности. Да и время как раз после ее поступления накатило такое, что безвылазно торчать в аудитории было бы странно. Чего стоила только производственная практика на «Эхе Москвы» в августе девяносто первого, когда и правда казалось, что начинается новая эра 27.
Впрочем, понимание того, что не для всех членов профессионального сообщества привозят устриц из Парижа 28, пришло к студентке Федотовой довольно скоро. Вешать нос она не стала, но в ее суждениях и взгляде на жизнь заметно прибавилось цинизма. Постоянного места на радио ей так и не предложили, поэтому Екатерина перенесла взор на телевидение. Там паслось великое множество жаждущих проявить себя, и далеко не все были бесталанны. На ее счастье, подвернулась однокурсница, ранее закрепившаяся в программе у эстета с авторским подходом.
Программа, как и любые подобные ей проекты, жила благодаря самофинансированию. Не всё в ее репертуаре было чистым искусством, в эфир так же регулярно выходили сюжеты с верно расставленными акцентами. Верность расстановки диктовали заказчики, бившиеся за жизненное пространство под солнцем приватизации. На просторах России оставалось еще много того, за что имело смысл биться.
Денег, выручаемых таким образом, всё равно не хватало на содержание обширного штата. Было ядро постоянных сотрудников, любезных сердцу ведущего, а вокруг него обретались прочие труженики на контрактах, ради поддержания штанов крутившиеся, как белки в колесе. Екатерина, вкалывая не хуже героев-стахановцев, под Новый год буквально выгрызла продление контракта, но дальше, кажется, высилась стена.
По этой причине официальным местом ее работы согласно трудовой книжке оставалась редакция газеты «Гудок» 29. В отдел социальной политики этого почтенного отраслевого издания она устроилась на полставки, когда училась на четвертом курсе — как ей представлялось, максимум на полгода, пока не найдется что-нибудь получше. Но лучшее не находилось…
— Молодец, Федотова, — одобрительно высказался монтажер Ложкин, составлявший ей пару сегодня. — Чувствуешь картинку.
— А толку? — саркастически ухмыльнулась Екатерина и сгребла с пульта «Записки сумасшедшего».
Так она называла свой сценарий после всех пометок и зачеркиваний.
— Толк будет, потерпеть надо, — выразил свое мнение один из старожилов цеха.
— Долго терпеть-то, Яков Сергеевич? Знаете, сколько мне лет?
Ложкин, который монтировал еще торжественное открытие и закрытие олимпиады восьмидесятого года, деликатно улыбнулся.
— Догадываюсь, но у дам не спрашиваю.
— Вот именно. Дама уже, а скоро теткой буду.
В этом году журналистке должно было исполниться двадцать пять. Как пошутил один ее ухажер, четверть века. За такую вопиющую бестактность, хотя не только за это, он был прогнан с глаз долой. К надвигавшейся на нее дате Екатерина относилась как к некоему мистическому рубежу. Умом она понимала всю его условность, но подсознание, видимо, настраивало на неведомые пока перемены.
Черный аппарат с надколотым наборным диском, ровесник олимпиады, стоявший на тумбочке справа, вздрогнул и выдал короткую очередь, потом другую. Монтажер сидел ближе к нему.
— Ложкин слушает. Федотову? А кто это? Коллега?..
— Яков Сергеевич, это правда меня, — спохватилась Екатерина. — Я просила набрать снизу.
Ветеран телевидения заговорщически подмигнул и передал ей трубку.
— Толпы провинциалов осаждают подъезд, — сказал Андрей в своей обычной манере.
— Привет! Мне еще побыть тут надо, — ответила она. — Зайди в бюро пропусков, я оформила тебе квиток.
— А потом куда? Заблужусь, как Семён Фарада 30.
— Сейчас спущусь. Проходи внутрь.
— Культурный молодой человек. Ты присмотрись к нему, — задумчиво молвил Яков Сергеевич, когда Екатерина уже выбегала из аппаратной.
— От вас я этого не ожидала! — насмешливо фыркнула она, махнув на Ложкина «Записками сумасшедшего».
Разумеется, Екатерина была заинтригована. После той июньской командировки в Романов-на-Волге она больше ни разу не видела Андрея. Периодически он звонил ей сам, и они подолгу болтали на разные темы — о политике, телевидении, журналистике вообще, причем как старые, добрые приятели. Разоткровенничавшись, она процитировала ему свою нелюбимую классную руководительницу: «Ты, Федотова, авантюристка». Андрей полюбопытствовал, в чем это выражалось. Екатерина созналась, что женским сплетням всегда предпочитала подвижные мужские игры и даже в течение года посещала секцию самбо.
Она была признательна Андрею за то, что он спас гибнувший сюжет, сведя ее с кучей интересных людей в Романове и подкинув несколько забавных тем. Специальный репортаж Екатерины особо отметили на планерке, а звездный телеведущий благосклонно похлопал ее по плечу.
От копеечного гонорара Андрей отказался. «Может быть, и ты меня когда-нибудь выручишь», — заявил он. Она по привычке решила, что теперь он попытается пропихнуть в ее программу своего депутата, но ошиблась. За истекшие полгода не последовало ни малейшей попытки сделать это. «Если объявишься в Москве, обязательно звони», — сказала ему Екатерина в конце их последнего разговора — кажется, в середине декабря. И вот он взял и позвонил — правда, не из Москвы, а потом явился.
Он стоял в вестибюле, по эту сторону поста охраны, держа спину прямо, как в строю, и улыбался. Со свойственной ей наблюдательностью Екатерина приметила в его глазах не только радость встречи, но и какое-то подобие вопроса. «Ну-ка, поглядим, что ты об этом думаешь», — словно говорили они.
— Усы так и не сбрил? — пошутила она.
— Я помню, тебе усатые не нравятся, — рассмеялся он.
— Что еще помнишь?
— Помню, что можешь задержаться.
— Мне осталось минут пятнадцать. Отчитаюсь и свободна.
Андрей кивнул.
— Тогда я здесь подожду.
— Еще чего! — возмутилась Екатерина. — Пойдем, я тебе чая горячего налью. Ты же прямо с дороги?
— Ага.
— Давай за мной без разговоров.
— Там коллектив твой, разговоры начнутся…
— Ничего нигде не начнется. У меня кабинет на двоих, коллега уже дома отдыхает. Пошли! — она потянула его за рукав.
Кабинет был прямоугольный, вытянутый, с очень высоким потолком и громадным окном вместо внешней стены. Здесь царил больший бардак, чем дома у Андрея. Оба письменных стола были завалены старыми сценариями и ксерокопиями каких-то документов, прямо на них стояли пустые кружки с остатками
