Роберт ничего не сказал, скинул рубашку, под мышками и на спине отпечатались потные
пятна, хотя на улице было свежо и прохладно. Ушел в ванную комнату. Женечка, пошла за
ним, забрала влажную рубашку и повесила на крючок свежую футболку.
– Роберт, почему ты ничего не говоришь, как прошла встреча с главным редактором в
издательстве?
– Как и ожидалось.
– То есть?
– То есть никак. Если бы не Тарас Григорьевич…
– То?..
– Пока шел к нему, планомерно уничтожил бы всех существующих чинуш,
паразитирующих на советской идеологии.
Женечка в замешательстве замерла.
– Как это? Почему? – она со страхом оглянулась, словно кроме них двоих с Робертом еще
кто-то мог услышать крамольную реплику мужа.
– Потому, что они кровопийцы, – зло пояснил Роберт.
Женечка еще немного помолчала, переваривая сказанное Робертом, но потом не
сдержалась и осторожно спросила:
– И что сказал Тарас Григорьевич?
– А что он мог сказать? – улыбнувшись, переспросил Роберт. – Стоял. Молчал, гневно
удрученно опустив голову.
3
– Молчал?..
– Молчал.
– Стоял, когда ты к нему подошел?
– Ну да.
– Где стоял? – осторожно переспросила Женечка.
Роберт совсем развеселился, мокрый после ванны обнял ее, поцеловал и успокоил:
– Да не волнуйся ты. С ним все в порядке. Как стоял, так и стоит.
Женечка отстранилась от Роберта, расстроено потребовала:
– Да скажешь ты, наконец, кто и где стоял?
– У входа в сад Шевченко. Где же еще? – едва сдерживая смех, весело уточнил Роберт.
Женечка от мысли, что Роберт возможно над ней мило посмеивается, сделала
соответствующее лицо и пронзила презрительным взглядом.
– Значит, фамилию ты не скажешь? – подытожила она.
– А! Фамилию? Фамилия его – Шевченко. Великий Кобзарь, – заметил невинно.
Еще несколько секунд Женечка обдумывала, как ей теперь поступить после удавшийся
шутки мужа, но вместо гнева у нее невольно вырвался откровенный смех.
Освежившись и насмеявшись, Роберт ощутил прилив энергии, сдержанно прилег на тахту,
прижал пальцами глаза. В голове крутились сумбурные мысли…
– Роберт, что с тобой. Может, объяснишь? – она присела на краю, приложила ладонь к его
щеке, погладила успокаивающе. Терпеливо принялась ждать.
Он посмотрел ей в лицо, отвел ее руку, неуверенно сказал, как будто пытался поведать
сверхъестественный феномен:
– У меня такое чувство, словно круглые сутки за мной сверху наблюдает огромный
Всесущий Глаз.
– Это твой очередной образ в романе?
Он устало поднялся, потом долго молчал.
– Роберт? – напомнила она, когда он сел за стол.
– Посланник его, как и в прошлый раз, мне советует по телефону. Причем – с оттенком
предупреждения.
В уголках ее милого рта промелькнула чуть заметная улыбка.
– Посланник Всесущего Глаза? – с усмешкой переспросила она. – Скажи, что на этот раз
ты неудачно пошутил.
– Я сказал, что у меня такое чувство. И только. Такой огромный лукавый Глаз… – уточнил
он не понятно, в шутку или всерьез.
– Женский? – спросила она, поддерживая настроение мужа.
– Ну, сама понимаешь, раз лукавый…
– Это все?
– А! Тебе мало?! Ладно! Только что видел абсолютно голого мужика разгуливающего по
трассе.
Женечка замерла.
– Это плохо, Роберт, – заметила серьезно после минутной паузы, и внимательно оглядела
его лицо, – это не к добру, дорогой. Это к болезни.
– Ты так думаешь? – хитро улыбнувшись, сказал он. – А я думаю, отчего это у меня голова
трещит?.. Оказывается, не только от твоего сообщения…
– Роберт, это у тебя от усталости. Может быть, хватит работать по ночам?
– Немало уходит времени на дорогу.
– Бери машину. Возле института есть, где поставить?
– Нет смысла, пока в гараж, потом из гаража…
4
– А может ты с работы, по дороге домой заглядываешь к любовнице? Вот и усталость… –
наугад шутливо заметила она.
– От усталости знает некто то, что знаю только я? – заметил он, избегая прямого ответа.
– Ну почему? Ты же узнал вначале от кого-то.
– Мне по телефону сообщил Назаров перед отъездом из Майами. Так что, по-твоему,
информацию подслушали?
– А почему нет?
– Может быть, но почему-то мне подсказывает логика, что источник не использовал
телефонную связь. Это уже не в первый раз. В тех случаях я не звонил по телефону. И потом
– характер информации, ее акцент тот же, что и раньше. А это не подтверждает твои догадки.
Женечка растерянно пожала плечами:
– Мистика какая-то… Чепуха.
– Кто сказал, что мистика – чепуха? Мистика – это предчувствие реального.
На это она беспричинно развеселилась, видно желая тяжелую тему перенастроить в легкий
юмор, и повела руками вокруг, подкрепляя свое настроение существенными доводами:
– Тогда где же этот дух, который тебя слышит и почему-то разговаривает только по
телефону. Пусть пообщается напрямую, это проще, чем мучить технику двадцатого века.
Роберт доверчиво обвел глазами комнату.
– Ты напрасно. В каждом помещении, как и в вещах, живет дух прошлого и настоящего. В
зависимости от обстоятельств, кто из них сильней, а кто слабей, управляет энергией твоего
подсознания, чтобы выполнить желания.
Женечка подавила смешок, сказала Роберту с опаской, что возможно именно сейчас и в
самом деле ее слышит плохой дух в прошлом плохих людей. После такого высказывания
настала очередь и Роберта немного повеселиться фантастической импровизацией. Он
заметил:
– Понимаешь, дорогая, это доказано учеными, что дух твоих предшественников, случайно
связанный одной с тобой целью, помогает или мешает любым доступным в природе
способом.
– Выходит, мне показалось, что звонил некто и посоветовал тебе быть осторожным?
– Выходит, да.
– Ты что, меня за дурочку принимаешь?! – распсиховалась Женечка и принялась
рассерженно убирать со стола.
– Ну почему же?! – притворяясь серьезным, принялся он оправдываться, – а как ты
объяснишь то, как бывало и с тобой, ты мне рассказывала, когда по непонятным причинам,
спутав номер, звонил чужой человек, называл тебя по имени, говорил с тобой об общих,
казалось, совместных делах и только после частых гудков в трубке тебе вдруг приходила
мысль, что обсуждали-то вы не ваши с ним общие дела? И знакомый голос человека,
назвавшийся твоим другом или партнером, неожиданно превращался в некого, имени
которого ты не знала. Это что, разве не дух управляет сильными желаниями твоей психики?
Женечка вздохнула и сдалась:
– Как говорят, идол попутал… или черт… все равно, – сделала она вывод. – Ты как хочешь,
а я пошла спать.
Роберт промолчал. Охватило ощущение унизительной беспомощности перед грязным
идолом… А может и в самом деле все очень просто и его подозрения от усталости, и завтра,
утром, проснувшись лежа в постели, он ясно обнаружит утечку информации.
Утечка информации… Совсем не обязательно ей появиться в результате действий
посторонних лиц или собственной оплошности. Достаточно периодически думать о ней,
чтобы вселить ее в бессознательную память другого. А потом ожидай невольную фразу о
5
любовнице, о которой знаешь ты один. С одним условием, конечно, что не бредишь ты во сне,
называя имя Татьяны… Но это исключено, иначе, учитывая откровенный Женечки характер,
втайне умолчанием такая информация в ее головке не удержалась бы ни на минуту, спал он в
это время или не спал! Язык же просто невольно произнес, а значит это неспроста. И если бы
человек не был настолько глух к природе, то пользовался бы этим, пользовался…
Роберт бросил промывать собственные косточки, прислушался к ровному дыханию
супруги. Стало не по себе. Лучше пусть Женечка об этом ничего не знает. Живет, как живется,
без волнений, а он уж как-нибудь справится со своими чувствами. Хорошо, что это не главное
в жизни. Главное – преимущественный виртуальный соперник повседневного – творчество,
приносящее ни с чем не сравнимую полноту личной жизни.
Вообще, что такое личная жизнь? Совершенно не понятная штука. Если рассматривать ее с
понятия привычного советского термина – она хамски унизительна хотя бы потому, что
формальна, и заставляет лицемерить в самом сокровенном, приобщаясь к коллективному
образу жизни. Ничего личного, индивидуального. Если видеть в этом закрытую для
постороннего вмешательства интимность мыслей и желаний, то тогда можно сразу на личной
жизни, какая у них с Женечкой была, поставить точку.
В причине разобраться было невозможно, как Роберт ни старайся, с какой стороны не
подходи – деловой, любовной, сексуальной… Объяснить себе даже по отдельности – было
просто невозможно. Единственно, к какому выводу можно было бы прийти – это то, что сама