плакаты и фарфоровые безделушки, скопившиеся в подземном бункере старого здания военного министерства и создававшие пресловутую атмосферу художественного беспорядка, были теперь упакованы в картонные коробки, стоявшие за дверью.
Когда Стрейнджа, почти десять лет назад, перевели руководителем управления в этот мрачный штаб-подвал, подчиненные жаловались на духоту и малопригодные для работы условия. Но едва Стрейндж прогремел своими реформами на все министерство, его метод окрестили черчиллевским и считали за честь трудиться в пределах слышимости его заваленного делами подземного помещения. Именно в пределах слышимости. Стрейндж терпеть не мог внутренних телефонов, предпочитал надрывать горло — благо позволяла акустика подвала, — требуя секретарей, подчиненных, докладные записки и кофе.
Но теперь, выслушивая оправдания Приса, он был спокоен, несмотря на душивший его гнев. Наклонившись вперед, он барабанил пальцами по пустому столу, чуть сдвинутые брови подчеркивали тяжелые очертания лица.
— Фрэнк, — даже деланная рассудительность Приса разбивалась об отказ Стрейнджа признать его полномочия, — поймите, это было сделано… или не сделано без всякого умысла. Я… мы… не хотели тревожить вас. Мне остается только извиниться. Если бы я знал…
— Помимо соображений секретности, — резко перебил его Стрейндж, — я полагал, что элементарная вежливость требует, чтобы я сам решал, как командовать своим управлением. — Он бросил быстрый взгляд на карманные часы. — Когда, говорите, вы обнаружили… — Он неловко взмахнул рукой, не желая вспоминать труп на носилках.
Прис смотрел невидящим взглядом. Он стал необычайно краток.
— Майклу позвонили из полиции, — ответил он уклончиво.
— Хейтеру? — в отношении имен Стрейндж сохранял старомодную вежливость.
Прис с готовностью кивнул, стараясь, по-видимому, избежать дальнейших уточнений.
— Так, — согласился Стрейндж, — по крайней мере, это предписано инструкцией. А Хейтер позвонил вам?
Он знал — вопрос лишен смысла. Заместитель контроллера [2] изрядно потрудился, чтобы протолкнуть Приса на должность Стрейнджа, когда стало известно, что тот уходит. В министерстве Хейтер и Прис были признанными союзниками, а его собственные отношения с Хейтером, формально занимавшим более высокую должность, всегда были сложными — «холодная война», не выходившая за рамки соблюдения свода инструкций тем и другим.
— Да, — продолжал Прис, — Майклу, конечно, известно, что с вами нужно связаться, но он сказал, что ему не хотелось беспокоить вас накануне отставки. Он велел разобраться мне как назначенному, но еще не вступившему в должность.
«Еще бы», — подумал Стрейндж и проговорил:
— Однако, Гай, из-за утренней шумихи журналисты с Флит-стрит к обеду успеют протоптать дорожку к нашей двери.
— Фрэнк, мы приложим все усилия, чтобы не было шума. Что с ним произошло, при каких обстоятельствах и прочее, нам неизвестно. Полиция имеет предписание не вмешиваться в дела личного состава управления. Я принял меры предосторожности.
— Из-за ничтожного фигляра Листера?
Внезапно упомянутое имя покойника и сарказм Стрейнджа вызвали секундное замешательство. «Отчасти верно», — подумал Прис, стряхивая пылинку с лацкана. С Диком Листером общаться было действительно трудно, но он был специалистом по компьютерам и каким-то особым способом всегда находил правильные решения.
Стрейндж сразу же пожалел о своих словах. Он понимал — нельзя называть покойника «ничтожным фигляром», но Листер слишком уж ему досадил. Он помнил его анемичный вид, жидкие клочья волос, рыскающий взгляд — глаза безумца, которые, казалось, мечутся сразу во все стороны, привычку прикуривать сигареты одну от другой, вызывавшую у Стрейнджа отвращение. Неважно, что его считали чертовски хорошим системным программистом, — уже не в первый раз за утро Стрейндж признался себе: Листер получил по заслугам.
Едва появившись в управлении, Листер сделался всеобщим кошмаром. Но теперь с его смертью все — характер, нытье, угрюмость — получили свое объяснение. Они оказались симптомами беспорядочной жизни, стремящейся к самоуничтожению. И все же сама трагедия и место ее свершения служили горьким упреком Стрейнджу, и он острее чувствовал его из-за своей неприязни к мертвому. Теперь управлению предстояло заниматься погребением.
— Вы организовали дознание? — спросил наконец Стрейндж.
— Сегодня днем, — отчеканил Прис, — представители штаба безопасности свяжутся с коронером. [3] Обычная при чрезвычайных обстоятельствах процедура.
— Ладно, — вздохнул Стрейндж, — придется рискнуть. Надеюсь, никто не станет задавать лишних вопросов. Улик недостаточно — копать не будут, одно дознание — в медзаключении, естественно, «психически уравновешен», — Стрейндж по привычке рассуждал вслух. — Не пойму, отчего — видимых причин нет — отказало сердце, а, впрочем, кто знает. — Он сосредоточился: — Ответственность за происходящее здесь пока еще лежит на мне, и я буду заниматься делом сам.
Прис обрадовался, что обвинения наконец уступили место чему-то конструктивному.
— Могу только повторить, Фрэнк, мы пытались…
— Да-да, вы уже третий раз твердите об этом. Прекрасно. — Он посмотрел на дверь. — Джеймс!
Привычный крик Стрейнджа выплеснулся за пределы кабинета. При виде выросшего на пороге Джеймса Квитмена пристальный взгляд Стрейнджа смягчился. Каждый в управлении знал, да Стрейндж и не скрывал, что питает симпатию к этому молодому человеку.
Квитмен был высокий, белокурый, с непринужденными манерами, на лице спокойное, слегка удивленное выражение, которое в минуты задумчивости становилось весьма серьезным. Для своих тридцати двух он выглядел молодо, что, впрочем, мало его волновало, скорей всего потому, что он испытывал легкое презрение к субординации, соблюдаемой коллегами.
Он был умницей, но не умником, ловкачом, но не нахалом. Его дружелюбие было неподдельным: он, казалось, странным образом отделял себя от деятельности управления, что в некоторых кругах министерства почиталось за добродетель. Для других, вроде Приса, уверенность в общенациональной важности их дела была святыней. Иного отношения к нему они не понимали и, следовательно, отказывали Квитмену в способности постичь значение управления и его функции. Немногие знали, что шесть лет тому назад Квитмен страстно стремился к университетской карьере. Стрейндж полностью ему доверял.
— Доброе утро, Джеймс.
Квитмен бесстрастно приветствовал старого и нового шефов. Голос нерешительный, произношение поставлено. Стрейндж махнул рукой на стул.
— Садитесь и слушайте.
Он в общих чертах изложил дело Листера, получая, как показалось Прису, удовольствие от проблем, возникающих в связи с убийством, и особых мер по безопасности.
— Дознание состоится сегодня днем, — закончил он.
— Теперь, — Стрейндж перешел к практическим делам, — если журналисты узнают, что Листер был специалистом по компьютерам, то весь этот переполох наведет их, естественно, на мысль, что покойник занимался сверхсекретной работой. Прежде чем мы сами разберемся, выйдет дюжина передовиц, и любой дотошный репортеришка выскажет все, на что способен. Поэтому, Джеймс, прошу вас связаться с прессой и навести журналистов на ложный след. Ознакомьтесь с делом Листера непосредственно в отделе личного состава — я выпишу вам пропуск, — приготовьте обтекаемые, уклончивые ответы на любые вопросы. Это не та позиция, которую мне хотелось бы занять, но… — Стрейндж сделал паузу, подчеркивая последнее, — в данных обстоятельствах у нас нет выбора.
