тоже применят? Но я всё-таки не рядовой человек из толпы, и теперь не сталинские времена». Мыслительный процесс в голове у Дениса необычайно ускорился.
– Сделайте всё, как я прошу, и риск будет минимальным, – мягко сказал Панин.
Дениса из холода бросило в жар.
– Выключите печку, пожалуйста, – попросил он.
Подполковник выполнил его просьбу.
– В общем, так, Виктор Васильевич. С корреспондентом Би-би-си я поговорю. Как он отнесется к этой информации, не знаю…
– Он обязательно сообщит резиденту. По нашим сведениям, парень дружит с МИ-6 1.
– Не перебивайте! – у Дениса пересохло в горле, и он едва не закашлялся. – Да, я поговорю, но только при одном условии.
– Каком?
– Вы покажете мне оригинал документа.
В глазах у Панина проскочило подобие искры.
– Считаете, его легко вынести из здания?
– Я вообще ничего не считаю. Он ведь не в единственном экземпляре существует?
– Их всего несколько.
– Вот и постарайтесь, – посоветовал Денис, давая понять, что повестка исчерпана.
Внутри него бушевало острое желание услышать от подполковника два слова: «Это невозможно». Тогда проблема, возможно, рассосалась бы сама собой. Одновременно, не переставая, зудел тонкий внутренний голосок, напоминавший о том, что сейчас нельзя устраняться от происходящего, что операция под кодовым названием «Журавли» – путь в общее никуда на долгие годы. Может, даже до конца его жизни.
– Мы можем этому помешать.
Денис вздрогнул. Ему на миг показалось, что подполковник читает его мысли.
– Вы не можете хотеть, чтобы это случилось, – продолжал Панин. – Вы даже в партию не вступили, хотя вам предлагали.
– Откуда знаете?
– Знаю.
– Я должен увидеть оригинал. Хотя бы на пять минут, – отрезал Денис.
Когда уже сворачивали на Верхнюю Радищевскую улицу, он внезапно спросил:
– Почему «Журавли»?
– Что почему? – не сразу понял Панин.
– Название откуда взялось?
– Здесь никакой тайны. Осень, листья с деревьев падают, птицы улетают в теплые края…
«Фиат» под управлением подполковника набирал ход. Чуть впереди, над проезжей частью, точь-в-точь между главным корпусом государственного заочного пединститута и двухэтажным особняком напротив, рабочие «Мосгорсвета» натягивали транспарант. Они уже крепили последний конец, и ярко-алое полотнище с надписью было видно вплоть до последней буквы:
«Да здравствует 90-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции!»
Глава первая
2 октября 2007 года, вторник
До конца трудового дня оставалось полтора часа. Алексей Гончаров пил кофе из кружки с надписью I love New York и вычитывал текст о пленуме Костромского обкома КПСС. Кружку притащил из загранкомандировки Денис Беляев, спецкор международного отдела «Известий». Это был его подарок Алексею на позапрошлый день рождения. Кое-какие идеологически выдержанные товарищи косились на такой сувенир, но вслух ничего не выражали.
Алексей числился на особом счету в отделе партийной жизни газеты «Правда». Ни для кого в редакции не являлось секретом, что ему покровительствуют в секретариате ЦК. О его близости к верхам говорил и тот факт, что довольно молодой (тридцати восьми лет от роду) журналист успел поработать в группе спичрайтеров, которые обслуживали главного идеолога Политбюро товарища Мироненко.
Порция кофе была уже пятой или шестой по счету, начиная с утра. От почетной и ответственной миссии Алексея неудержимо клонило в сон. Материал о пленуме, который принял решение о замене первого секретаря обкома за упущения в работе, он пропустил через такое мысленное сито, что никакая политически вредная инфузория не проползла бы. Любил ли он то, чем занимался? Для истинного коммуниста сама постановка вопроса была неуместной. А перспективный сотрудник, естественно, имел партбилет и аккуратно платил членские взносы. Другое дело, что на свою нынешнюю жизнь и производственную деятельность Гончаров всё чаще смотрел как на тягостную повинность…
– Тук-тук, – тихонько сказал Антон Лапочкин из соседнего кабинета, войдя сразу после стука в дверь.
– Стучим? – без энтузиазма в голосе отозвался Алексей.
От вкуса и запаха растворимого бразильского кофе его уже подташнивало. Более качественный молотый был выпит еще в пятницу.
– Лучше стучать, чем перестукиваться, – улыбнулся неунывающий Антон.
В отделе он слыл любителем расхожих банальностей и пересказчиком бородатых анекдотов.
– Воистину, – лаконично отреагировал Алексей.
– Про Кострому пишешь? – спросил Антон, хотя не далее, как сегодня на летучке Гончаров во всеуслышание озвучил тему и обязался сдать статью в номер.
– Как догадался?
– От меня ничто не скроется, – похвастался коллега.
– С таким видением текущего момента быть тебе скоро главным редактором нашей «Правды», – подначил его Алексей.
В действительности визит Лапочкина внес хоть какое-то разнообразие в течение творческого процесса.
– До главного мне в сороковник еще расти и расти, – с сожалением констатировал Антон. – Да и шеф у нас в самом соку. В пятьдесят один год – уже академик. Я слышал, ему скоро орден Ленина дадут.
– Здорово будет, – рассеянно сказал Алексей, поглаживая компьютерную мышь.
– Про орден ты небось раньше меня узнал, с твоими-то связями, – заметил Лапочкин.
– Как тебе объяснить…
Алексей замолчал, глядя на тот абзац, где были перечислены промахи, допущенные секретарем провинциального обкома. В вину развенчанному руководителю вменялись упадок дисциплины, потеря связи с первичными организациями и попустительство к отдельным фактам коррупции среди партийных и советских работников. Слово «коррупция» сейчас охотно использовали разные средства массовой информации, включая печатный орган ЦК. В то же время со Старой площади недавно стали поступать сигналы о том, что этот подход разделяют не все члены Политбюро. С упоминаниями о коррупции надо было не перебрать.
– Загадочный ты сегодня, – прервал его размышления Лапочкин.
– Видишь сам, тема какая скользкая, – Гончаров поводил мышью по синтетическому коврику с логотипом газеты.
– Ну, ты-то справишься, – уверенно заявил Лапочкин, располагаясь в гостевом кресле.
Про кресло, жесткое как доска, бытовала легенда, что сиживала в нем не кто иная, как Мария Ильинична Ульянова, младшая сестра вождя мирового пролетариата и член редколлегии «Правды» в 1917-1929 годах. О том, кому оно служило в последующие годы, история умалчивала. Алексей относился к легенде скептически, а кресло подогнал ему за бутылку «Пшеничной» 2 завхоз Волобуев.
«Теперь не скоро уберется», – подумал Алексей с тоской. На летучке Лапочкина похвалили за публикацию о коммунистах Краснопресненского района Москвы, и тот, судя по всему, решил расслабиться.
– У меня к тебе важный вопрос, – доверительно сказал Лапочкин.
– В дачный кооператив не пойду, – предупредил Алексей.
Ковыряться в земле, пусть даже символически, он был решительно против. Другие правдисты неоднократно подбивали его взять участок под Валентиновкой, но тщетно. «Я в армии лопатой намахался», – мотивировал Алексей свою позицию.
– Я не за этим. Хочу в «Спортпрогноз» поиграть.
Алексей выругался про себя. Лапочкин был не первым желающим использовать его как эксперта. О страсти Гончарова к футболу знал весь отдел, и едва только звучало слово «лотерея», ходоки направлялись
