В десять минут девятого зазвонил телефон. Майк поднял трубку и сказал «И-йе». Это был Поллукс.
— Наконец-то вы вернулись, — сказал он. — Вы не одни?
— Да. Вам ответил мой сын. Знаете, предпочитаю оказаться в пасти льва, чем бегать от него, пока он не поймает.
— Лев ранен. С этой стороны нет опасности. Я не знал, куда вам позвонить, чтобы сообщить об этом.
Что касается письма, там тоже все тихо. Она сказала, что пробудет в Париже дня три, а затем присоединится к друзьям в Греции и вернется к 1 сентября.
— Что нового у вас?
У Поллукса не было отпуска. Свой довольно длинный уик-энд он намеревался провести в Италии. Ему хотелось посмотреть картины Карпаччо, пока очередная мировая катастрофа не уничтожила их вовсе.
— Не хотите присоединиться? — спросил он.
— Нет, — ответила Клер, смеясь. — У меня в программе Эйфелева башня, могила Наполеона и Дворец открытий. Карпаччо хорош. Созвонимся по возвращении.
Она также пообещала Майку прогулку на катере по Сене. Клер ничего подобного никогда бы не пришло в голову, не будь Майка, который все это требовал по подсказке гофмановских детей.
Прислуга пришла проститься. И она уезжала в отпуск. Как мадам намерена в этом году поступить с Красавчиком, ведь консьержка тоже уезжает? Эта особа обладала умением четко формулировать свои мысли. Она говорила поставщикам о Клер: «Мадам — это машина, которая зарабатывает деньги, чтобы покупать машины», имея в виду оборудование кухни. Клер она заявляла: «Вы умеете делать то, что я умею, но я не умею делать то, что умеете вы».
Она сказала, что охотно взяла бы Красавчика, но тот вряд ли подружится с ее мужем, у которого собачий характер.
— Мы увезем его с собой, — сказал Майк, который больше не расставался с сиамским котом.
— Придется тогда купить специальный мешок для транспортировки животного — с окошечками для обозрения и воздуха, — сказала женщина.
Короче, всем вокруг предстоял трудный день.
Поллукс не был обременен обычными заботами. Он не очень рассчитывал на согласие Клер. Приятные особы, с которыми он проводил подчас, и даже весьма регулярно, свои вечера, были не из тех, кого могла бы увлечь живопись. К тому же там можно было напороться на знакомых. Он полистал блокнот, набрал два телефона — безуспешно! Хорошо. Жребий брошен, он едет один.
В 8.45 секретарша принесла почту. Это была заместительница его постоянной секретарши, которая находилась в отпуске. Ему требовалось досье по одному личному делу, и он с раздражением ждал, когда его принесут.
— Позвоните мадам Селль, — сказал он. — Она вам подскажет, где его найти. Надеюсь, вы знаете, где она?
— О, да, господин министр, — ответила молодая женщина. — Мадам Селль в Венеции. Она оставила свой номер телефона.
Поллукс любил мадам Селль. Он был бы в отчаянии, случись потерять ее. Ни одна женщина не могла похвастаться ни тем, что провела с ним столько часов, ни тем, что была ему столь необходима. Однако при мысли, что он может встретить ее где-нибудь на площади Святого Марка и ему придется разделить ее одиночество, он погрустнел. Часы пробили девять. Надо было думать о другом.
По окончании совещания он задержал начальника канцелярии.
— Когда вы уходите в отпуск? — спросил Поллукс.
— Когда угодно, господин министр. Я ведь холостяк…
Не хочется ли ему прокатиться в Венецию?
— В Венецию в августе? Откровенно говоря, господин министр, я предпочитаю Лозьер. Но могу я знать…
— Нет, нет, ничего…
Нельзя сказать, что он долго оплакивал жену, когда она его бросила, настолько жизнь его упростилась. Но два-три раза в год он понимал, почему люди женятся, даже жалея потом об этом.
В 12.30 он узнал, что министр сельского хозяйства был задержан студентами-демонстрантами и его самолет не вылетел в положенное время. Звонил префект департамента. Обедал Поллукс один, чего с ним никогда не случалось на неделе. Окончательно подавленным он почувствовал себя при виде семги под татарским соусом. Он ведь запретил подавать ему это блюдо, которым его так часто угощали на разных приемах. Но его обычный повар был, как все, в отпуске, а заместитель ничего не знал об этом распоряжении.
Он вызвал своего начальника канцелярии, чья машина уже выезжала из ворот, и тот поспешно поднялся к нему.
— Вы любите семгу под татарским соусом? — спросил Поллукс.
— Когда она хорошая, господин министр.
— Тогда садитесь и ешьте. Вы нужны мне.
Даже убежденные любители одиночества проявляют подчас желание поговорить с кем-нибудь, хотя бы с собственной тенью, умей она говорить.
Его подчиненный повиновался, отменив назначенную встречу. Он так и не понял, зачем министр в течение часа рассказывал о метаморфозах венецианского искусства, освобожденного от византийского влияния, о хроматических кристаллах и космическом построении сюжета карпаччской «Святой Урсулы», а также о волнении, которое вызывает «Буря». Но одно было ясно — министр явно не в своей тарелке и ему срочно необходим отдых.
2 августа розовощекий и похудевший Эрбер испытал живейшее удовольствие, обнаружив в оставленной ему секретаршей почте записку Пьера: «Я зайду за вами во вторник, чтобы вместе пообедать, если… вы найдете работающий ресторан».
Он сделал несколько звонков, и в конце концов нашел столик в достойном для такой встречи заведении.
— Вы превосходно выглядите, мой мальчик! Прекрасно! — сказал он, увидев входящего еще загорелого Пьера, действительно в отличной форме. — Как приятно вас увидеть снова!
Дверца его сейфа была открыта, и он как раз собирался положить туда одно досье и уже стал было его запирать, когда Пьер сказал:
— Отдайте мне письмо, ну, того типа.
— Пожалуйста. Но зачем оно вам?
— Нужно.
Эрбер вынул письмо из сейфа и отдал Пьеру, который положил его в карман.
— Смотрите, не потеряйте, — посоветовал толстяк. — Пошли? Было бы жаль. У меня есть идея, которая может вас позабавить.
— У меня тоже. Пошли. А то у меня сегодня еще одно свидание.
Эрбер пожелал взять такси — выбранный им ресторан находился довольно далеко.
— Садитесь-ка сзади, — сказал ему Пьер, показывая на свой мотоцикл. — Я сам вас отвезу. Только держитесь крепче. Куда нам ехать?
И они покатили.
— Все-таки помедленнее, — попросил Эрбер.
— Ладно уж, папаша, — смеясь, ответил Пьер. — Исключительно ради вас.
Только после выбора меню к Эрберу вернулся его обычный апломб.
— Я вижу, вы не изменились, — заметил Пьер. — Главное для вас — пожрать.
Пьеру хотелось поговорить о своей работе. Он принес несколько страниц перевода, чтобы посоветоваться с Эрбером, они ему никак не давались. Эрбер поднял на лоб очки, чтобы прочесть протянутый ему текст. Обнаружил смысловую ошибку, подчеркнул точный перевод фразы, из которой ушел, однако, ее язвительный смысл. Но помимо этих ошибок, работа была сделана отлично.
— Вы ухватили самое главное — музыку, движение немецкого текста.
Пьер забрал свои листки. Телятина с рисом, которую им принесли, на некоторое время целиком поглотила внимание Эрбера.
— Помните ту официантку? — спросил Пьер. — Ну, из кафе, откуда я звонил?.. Она умерла.
— Как вы об этом узнали?
— Я пошел туда… Мне захотелось ее отблагодарить. Хозяин был один. Он сказал: «Вы спрашиваете мадам Берту? Представьте себе, однажды утром ее нашли мертвой в собственной квартире. Виновники пока не обнаружены. С тех пор не могу найти ей замену».
— Ну и что?
— Ничего.
Эрбер вздохнул. Что делать с этим парнем, способным на всякие глупости?
— Вы думаете, было благоразумно туда ходить?
— Мне хотелось ее отблагодарить.
— Сколько вам лет, мой мальчик?
— Ровно двадцать.
— Я бы сказал — двенадцать. Да нет — одиннадцать.
— Вам неизвестно чувство благодарности. Есть люди, которым хочется сказать спасибо за их поступок.
Он взглянул на часы.
— Ах ты черт! Я опоздаю… Так я вас оставлю… Вы найдете такси. Спасибо! До скорого!
Клер и Майк вернулись с прогулки мертвые от усталости. Майк отмокал в ванне, когда около семи позвонили у входа. Набросив цепочку, Клер приоткрыла дверь и увидела Пьера.
— Не бойтесь, — сказал он. — Вы меня не узнаете? Я приходил в связи с опросом…
— Нет, нет… Этого достаточно!
И Клер захлопнула дверь.
— Кто это был? — крикнул Майк.
— Не знаю. Он ошибся дверью.
— А я думал, не сюрприз ли это? — сказал Майк.
— Какой еще сюрприз?
Он вышел из ванной, наследив как следует на полу.
— Иди, я тебя оботру.
Заворачивая его в полотенце, она увидела подсунутую под дверь бумажку.
— Пошли. Поставим пластинку.
И стала ему объяснять, какие у нее есть пластинки.
