Георгиевским крестом за храбрость, крепкого и работящего крестьянина, не выслали в Сибирь во время угара коллективизации. Кем-то из односельчан вовремя предупрежденный, он бросил всё добро, дом и, в чем был, вместе с женой и детьми навсегда бежал из родных мест. Начали обживаться заново, пока не грянула еще одна война.
Денис мало что еще понимал и, конечно, не знал о существовании западных радиоголосов. Однако тот рассказ бабушки впитал и воспринял необычайно близко к сердцу. От государства, не знавшего пощады к простым людям, а вернее, даже не желавшего знать что-нибудь об их судьбах, особой милости не жди – такой вывод он вынес пока на интуитивном уровне. И, хотя в дальнейшем карьеру делал рядом с властью, разумеется, подлаживаясь под нее, в глубине души сохранил это разделение на «мы – они». Потому и от высокой чести стать членом КПСС деликатно уклонился, благо известинские порядки позволяли…
Мимо дома № 14 по Аргуновской улице он, накинув капюшон на голову, и нарочно подволакивая ноги, как после бурной ночи, прошел ровно в восемь ноль-ноль. Шторы с подсолнухами на окне не было.
– Татьяна Андреевна, подождите, пожалуйста!
Она оглянулась. Две старшеклассницы, на вид очень развитые девушки, шатенка и блондинка, стоя у входа в учительскую, прямо-таки поедали ее глазами. Обоих, как видно, раздирало сильнейшее любопытство. Только что дали звонок на урок, и Татьяна спешила к своему третьему «Б». Что еще за визит на высшем уровне, подумала она.
– Жду. Говорите.
– Вам посылка, – сказала шатенка.
– Посылка? – Татьяна удивилась.
– Нас попросили передать, – блондинка протянула ей крест-накрест перевязанную золотистой ленточкой коробку конфет с эмблемой фабрики «Красный Октябрь».
– А вот письмо, – в руках у шатенки появился маленький подарочный конвертик с нарисованной розочкой.
– Откуда?
Девушки чуть потупились для приличия.
– От мужчины. Он сказал, что вы сами всё знаете, – сообщила шатенка.
Она явно была бойчее подруги.
– Какого мужчины? Где вы его откопали? – строго спросила Татьяна.
– Тут, недалеко. На улице. Вернее, на остановке. Очень просил…
Если бы не начинавшийся урок, она, возможно, расспросила бы их подробнее. Но третий «Б» не мог столько ждать.
– Больше так не делайте! – велела Татьяна, подхватывая коробку и набирая ход по направлению к спортзалу. У самой двери, за которой раздавались торжествующие вопли детворы, она всё-таки не выдержала, остановилась и вскрыла конверт.
Подписи не было, но почерк она не спутала бы ни с каким другим.
«Солнце мое, я люблю тебя! Этот подарок – твой.
Открой его обязательно!»
– Чтоб тебя…
Она чуть не выругалась в полный голос. Потянула на себя золотистую ленточку и сняла крышку. Конфет под ней не было. Почти всю внутренность коробки занимал пакет из писчей бумаги, явно самодельный. Сверху лежала записка.
«Танечка, это очень важно. Срочно передай всё Алексею, только осторожно!
Пакет не открывай и сожги обе записки. Я потом объясню.
Д.»
«Вот уж нет, – подумала Татьяна, – теперь не надейся». Под пакетом, как она успела выяснить, уместился еще и тонкий, как пачка дамских сигарет, мобильный телефон.
Борт № 1 авиаотряда особого назначения вырулил к терминалу «Внуково-2» без пяти четыре. Президента Союза ССР встречал министр обороны, кандидат в члены Политбюро Громов. Других официальных лиц в аэропорту не было.
– Борис Всеволодович, вы можете объяснить, что произошло?
Президент не повышал голос, но те, кто знали его, по глазам могли определить, что сейчас может раздаться взрыв.
– Товарищ верховный главнокомандующий, командарм шестой уже вылетел в Ригу. Сейчас направляем в Калининград комиссию с замом главкома ПВО Нечипоренко…
– Что мне отвечать Гору?
– Товарищ…
– Перестаньте. Мне только что передали шифровку из посольства. Маккейн сделал заявление, требует созвать Совет НАТО и ввести санкции. Вы понимаете, что ваши люди наворочали?
Министр кашлянул.
– По моей предварительной информации, действовали согласно приказу. Военная контрразведка сразу начала расследование, мы с ней работаем в полном контакте.
– Все материалы мне в восемь… нет, в семь вечера. Считайте приказом, – Рыжков, больше не говоря ни слова, сопровождаемый помощником и охраной, двинулся ко входу в аэровокзал.
Его отпуск закончился.
РЕТРО-4
29 августа 2003 года, пятница
Внеплановая планерка, как ее называл завотделом Никитин, была близка к своей кульминации. На самом деле это мероприятие, как всё или почти всё в стране социализма, тоже планировалось заранее и проводилось каждый раз накануне выходных. Сотрудники и сотрудницы экстренно дописывали тексты, гонцы тащили сумки из гастронома. Царила приподнятая атмосфера завершения трудовых будней, которое выливалось не в рядовую попойку, но в разговор творческих людей по душам.
Принимая участие в общей суете, Алексей всё не мог поверить, что это происходит с ним в последний раз. Четыре с лишним года в «Комсомольской правде», куда его сумел сосватать Олег, промчались, как скорый поезд мимо полустанка. В понедельник его ждет новая работа: по тому же адресу, но в другом издании.
– Пойдем, покурим, – предложил обозреватель Елисеев.
– Стараюсь не злоупотреблять, – сказал Алексей.
– Пойдем-пойдем, сегодня не грех.
Они вышли в коридор, к приоткрытому окну. Затянулись.
– Зачахнешь ты там, – на середине процесса вдруг сказал Елисеев.
Гончаров вопросительно поглядел на него.
– Не волнуйся, никто не слышит. Да и стукач у нас в отделе один, он только что в сортир ушел.
Алексей пожал плечами.
– Такой шанс один раз выпадает.
– Какой шанс, Лёша? Тебя что освещать зовут?
– Партийную жизнь.
– Съезды, пленумы, конференции? Отдельные недостатки на фоне новых побед?
«Он ведь прав по большому счету», – подумал Алексей, борясь с легкой дремотой, которую нагнало на него спиртное.
– У нас можно хоть что-то о реальной жизни писать, – продолжал Елисеев. – А там тебе еще и партбилет всучат.
Вступление в партию было непременным условием, и заявление (по словам Олега) надлежало подать не позднее седьмого ноября. Об этом Алексей сейчас говорить не стал. Он только невпопад буркнул:
– Меня и в журналистику случайно занесло, если честно.
– Случайно это как?
– Ну, собирался в аспирантуру, документы уже подготовил, а знакомые подкинули вакансию.
– Но ты ведь согласился? Почему? – Елисеев ткнул его пальцем в плечо.
– Живые люди показались интереснее архивов, – сознался Гончаров.
– Вот именно, и тебя еще не во все архивы пустили бы.
– А как быть?
– А на х… ее, эту «Правду». Хочешь, я с шефом пообщаюсь? На правах старшего товарища? Всё можно переиграть.
«Вечно со мной чёрт знает что. Предлагают, а я не могу отказать. Тридцать четыре года прожито. Что совершил? Зацепился за Москву? Год из Мытищ на работу ездил, да и теперь по чужим углам скитаюсь, разве что метро ко мне
