Тарас Покровский - Наказание и преступление. Люстрация судей по-Харьковски

Только недооценил тогда Куля, как выяснилось позже, этих провисаний в виде личностных качеств любого слабого человека, которые по сути являются благоприятной почвой для развития в душе любого слабака чувства сильного страха, который, как потом оказалось неожиданно поразительным для Кули, может делать чудеса в разных аспектах человеческого бытия, в том числе и в проявлении им губительной трусости.

В итоге, приняв положительное решение относительно предложения Ивана, Куля на следующий же день после похорон, возвращался домой уже с заготовленным претендентом на вакансию. Остальное было делом техники, тем более, что в отношениях Кули с центром образовались сильные противоречия в другом вопросе, уводя таким образом эпицентр внимания с вопроса утверждения Ташкова. И хотя все формальности по утверждению были соблюдены: заключения службы безопасности, начальника отдела по работе с персоналом, заключение психолога, финальное собеседование с первыми лицами — все это присутствовало в положенном порядке, Куле показалось, что центру совершенно безразлично, кто будет возглавлять Харьковский филиал, и что он преувеличивает в своих личных предположениях имеющиеся опасения относительно возникновения потенциальной опасности для него, именно с этой стороны, со стороны его партнеров из центра. Он еще раз вспомнил и проанализировал источник возникновения таких опасений, и ничего кроме оставшихся нескольких неотвеченных вопросов у него к центру, и тревожных звоночков собственной интуиции, не вспомнил. То самое минное поле чудес — вот что он вновь почувствовал своей спиной. Куля вспомнил, как он взбодрился в борьбе с непонятной тревогой, когда привлек к себе в соратники Гвоздика, а теперь все вернулось на прежнее положение. И присутствие теперь вместо Гвоздикова в Кулиных рядах Ташкова Ивана, ничего для Кули не меняло. Ташков был не боец, и когда нужен автомат, с лопатой долго не продержаться. Умиротворенное Кулино чувство спокойствия в условиях безоблачного неба и развитого социализма, похоже ушло в могилу вместе с Саней…

…"Стоп!" Зачем себя накручивать?! Небо как небо, все мирно и прилично, а страх от одиночества — не повод для беспокойства, и не доказательство наличия угрозы", — такие мысли, как продукт работы мозга, боролись в голове у Кули с тем, что исходило от души, откуда-то из груди…

Но очевидной видимости угрозы действительно не было. Была проблема, которая вызвала в душе у Кули бурю негодования, но это была ситуация не совсем рабочего характера. Причина негодования состояла в том, что Куля, вернувшись с похорон обратно в Киев, привезя нового кандидата, при личной беседе с первым лицом корпорации, поднял вопрос о финансовой помощи семье погибшего. Учитывая, что ДТП произошло по вине водителя предоставленного фирмой, то и ответственность за восполнение понесенного урона должна взять фирма, то есть вся корпорация. Но в ответ на свой вопрос он услышал категорический отказ с объяснением такой позиции с точки зрения законности. Фишка была в том, что и всей корпорации, и служебного транспорта, и кадрового водителя этого транспорта, официально не существовало. Официальным, настоящим документом в этом случае было только командировочное удостоверение Гвоздикова, ехавшего от имени своей организации в какое-то О.О.О. в Киеве. Центр предложил вдове Гвоздиковой воспользоваться государственной помощью, предусмотренной законом в таких случаях, а также подать в суд на возмещение ущербов с водителя бывшего за рулем частного авто, и причинившего ДТП. Даже теоретически и суммарно — это была мизерная сумму для семьи, где нет кормильца, а есть вдова и трое малолетних детей на иждивении.

Кулю возмутила такая сторонняя непартнерская позиция, казалось бы, партнеров. Получалось, что партнерами они являлись только тогда, когда речь шла о денежном потоке в Киев, а когда зашла речь о потоке из Киева, то партнеры пропадали, прячась за законность и официоз отношений, забывая о джентльменских договоренностях и о понятиях.

Возмущению Кули не было предела, он не мог бросить в таком положении вдову Гвоздикову и Саниных детей, но кроме того, что ему предстояло финансово как-то самому заботиться о сиротах, у него в голове не укладывалась такая односторонность их партнерских отношений с центром. И хотя вопрос об обеспечении сирот не входил в круг рабочих вопросов, такая позиция центра в этом случае, на фоне всех остальных уже имеющихся сомнений и неполученных ответов, почти окончательно убедила Кулю в том, что светлое будущее под флагами большой единой корпорации, как это задумывалось ранее концепцией ее создания — это иллюзия. Невозможно построить что-то крепкое, надежное и работоспособное, когда присутствует двойной стандарт, а выбор применения того или иного стандарта лежит в руках только одной стороны, которая действует только в своих интересах.

Утвердив Ташкова в должности, опять же формально, т. к. официально он никакого отношения к Киеву не имел, и не добившись помощи семье погибшего, Куля возвращался в Харьков в удрученном настроении. Он понимал, что мечта о большой охоте на буйвола откладывается, и по всей обозримой видимости на долго. На всем фоне происходящего терялся вообще смысл тех усилий, который Куля вкладывал в развитие дел на этой ниве. Попросту опускались руки и пропадало всякое настроение, а самое противное то, что пропадала вера. Куля терпеть не мог это ощущение в себе. В его вере была его сила и источник воодушевления. А в эти минуты или может часы, накатывала какая-то черная, мрачная волна, которая своей темной энергией губительно действовала на его сущность и веру, да так, что он даже реально ощущал действие этой энергии в виде угнетающего сдавливания где-то у себя в груди в области солнечного сплетения.

При других обстоятельствах бросить бы все это куда подальше, да уйти туда, где нет ни двойных стандартов, ни недомолвок, ни ощущения беспочвенной тревоги, как когда-то было на производстве у директора-сына Антона. Но нельзя, вернее невозможно, как говорят долги не пускают в виде кредитов, которые он брал еще в корпорации, а теперь еще и в своем, Харьковском филиале появились займы, когда они с Гвоздиком свой кредитный портфель открыли.

И всегда, когда на Кулю накатывала такая вражеская волна, а посягательство темных сил на его святыню, на его веру в свою звезду, ощущалось реально его внутренними органами, от чего у Кули слабели и опускались руки, он пытался не сорваться и не поддаться на провокационные позывы. Противостоять этой силе было не просто, и иногда он уступал этому натиску слетая с заданного курса во все тяжкие грехи. И если такое все-таки происходило, то наверное только после пребывания какого-то времени в таком ауте, очнувшись от забытия и почувствовав на себе образ морального урода, инстинктивно протестуя против него всем своим естеством, Куле давалась возможность отвлечься от насущных проблем, ослабить зажатые эмоциями коммуникации здравого смысла, и усмирив пыл, задуматься о проблемах и задачах уже с охлажденной головой. Так, через забытие, или все же устояв перед соблазнами от Лукавого на одной силе воли, успокоившись, Куля всегда находил резерв энергии, и включая мозг, находил если не сразу варианты решения проблемы в целом, то хотя бы определял место и направление для следующего шага вперед. А уже когда благодаря даже этому малому шагу появлялось хоть какое-то просветление, хоть слабое мерцание света в этом темном туннеле, то сила веры брала свое. Поднимались руки, запускалось настроение и работа легких прокачивала то гнетущее давление в груди. Так и сейчас, насмотревшись на убегающего от него огромного буйвола, о котором он так мечтал, Куля вспомнил, что он все-таки на охоте, и если буйвол ему не по зубам, то это не значит, что пришло время помирать с голоду. Спокойно поразмыслив и разогнав тоску, им было принято решение не рассчитывать больше на поддержку центра, и не мечтая о большой охоте в их компании, сосредоточиться на своем отдельном, самостоятельном секторе. Нужно было направить все силы на его разработку, расширение и усиление. Это будет не быстрый путь к всплытию до уровня нолевого баланса, когда нет долгов, но верный. Нужно ввязаться в бой, опять вспомнив принцип Суворова, подумал Куля, а там будет видно, в конце концов в его силах осталась и возможность внешнюю структуру организовать, и финансовый ресурс удешевить, и так далее.

Размышляя над данной проблемой, он вспомнил институтские лекции своего преподавателя по экономике. Это был колоритный мужчина пенсионного возраста, по внешнему виду явно еврейской национальности, в очках с очень сильной диоптрией, и что самое интересное — он носил одновременно двое часов на левой и правой руках, причем одни часы были со стрелочным циферблатом, а другие с электронным. Его лекции у всех студентов пользовались успехом, о чем красноречиво говорила их высокая посещаемость, хотя он даже не тратил времени на принятую всеми преподавателями перекличку, стимулирующую явку студентов. И вообще, его лекции отличались от остальных даже по манере их проведения. Он не стоял постоянно за кафедрой выдавая с нее тонны заученных и заумных нудных умозаключений. Все происходило как в беседе: он что-то рассказывал, иногда даже просто стоя среди парт, опершись на одну из них, а в это время можно было что-то спросить у него, уточнить, и даже оспорить, выдвигая свою версию. И сейчас Куля вспомнил, как тот рассказывал о том, что не смотря на былые общепринятые понятия о преимуществах коммунистической экономики перед капиталистической, состоящие, якобы, в том, что коммунистическая модель имела плановую структуру, а капиталистическая нет, так как регулировалась законами рынка, и поэтому называлась рыночной, принципы капитализма построение планов на будущее, предусматривали в обязательном порядке всегда. Как оказалось, там, у капиталистов все начиналось с постановки цели, и соответственно всегда под нее разрабатывался план мероприятий по пути ее достижения. Цели при этом, а соответственно и планы, могли быть краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные. Так, по рассказам преподавателя, например, такой японский концерн как "Тойота" имеет план развития на сто пятьдесят лет — это то, что запомнилось Куле до сегодняшнего дня.