- Свободно?- спросил мужской голос. Ищенко, привольно развалившийся на легком стульчике с бокалом пива в руке, кивнул - "Свободно" и покосился на человека, подсевшего к его столику. Выпитое с похмелья пиво настроило капитана на чисто созерцательный лад - в таком состоянии приятно отмечать только внешние черты наблюдаемых предметов, не вдумываясь в суть и значение этих черт. Незнакомец, опустив голову, сосредоточенно открывал бутылку "пепси" с помощью перочинного ножичка, и под длинным козырьком бейсбольного кепи Ищенко смог рассмотреть лишь нижнюю часть его лица - с жесткими очертаниями губ и подбородка и всю в бугристых шрамах, словно после жестокого фурункулеза. "Вот каторга, должно быть, брить такую морду,- отворачиваясь, подумал Ищенко. - Уж лучше бы ему отпустить бороду - и закрыл бы все эти наросты, и не мучился бы с бритьем". Еще несколько секунд капитан созерцал текущую мимо толпу, но затем в его мозгу молниеносно связались бородатое лицо на милицейском снимке и покрытое шрамами лицо его соседа по столу. Совпадение было невероятным, однако капитан знал, что оно произошло, еще до того, как в упор посмотрел в лицо человека в кепи. Привычное к составлению фотороботов сознание Ищенко мгновенно подрисовало короткую густую бороду к жестким чертам незнакомца, и капитан увидел перед собой как бы увеличенную цветную копию фотографии с милицейского стенда. Особенно запоминались глаза, которые незнакомец с усмешкой поднял на Ищенко - ярко-голубые и прозрачные, как пронизанная светом толща льда. Даже находясь в разводе с женой, капитан всегда одевался опрятно и со вкусом, но в этот день ему было суждено нарушить опрятность своего туалета - рука его непроизвольно дрогнула, и добрых полстакана пива пролилось на его светлые летние брюки. Мозг Ищенко лихорадочно работал: увидев выражение лица незнакомца, капитан понял, что их встреча не случайна, а кроме того, он готов был поклясться, что не так давно видел эти ледяные глаза, и не на фотографии, а в реальной жизни,- никакое фото не могло бы передать своеобразия этих глаз. Бешено роясь в памяти, капитан попытался было одновременно что-то сказать, но поперхнулся пивом и отчаянно закашлялся. Незнакомец продолжал, усмехаясь, смотреть ему в глаза своим холодным взглядом, и это не добавляло капитану спокойствия. Память Ищенко вновь оказалась на высоте - он вспомнил! Он вспомнил, но продолжал делать вид, будто заходится в кашле, пытаясь решить, как ему следует себя вести. Однако принять решение капитан не успел - незнакомец отхлебнул "пепси" и негромко спросил:
- Ну что, капитан, поговорим?
Генерал стоял у окна и смотрел на раскаленную Лубянскую площадь. В мареве выхлопных газов тускло поблескивала эмаль бесчисленных автомобилей, обтекавших со всех сторон простой деревянный крест, воздвигнутый на пьедестале памятника Дзержинскому. К отсутствию "Железного Феликса" генерал уже успел привыкнуть, однако растущая доля иномарок в автомобильном потоке не переставала его неприятно поражать, как поражало и кипение толпы возле непрерывно растущих стеклянных кристаллов торговых рядов на противоположной стороне площади. К этим и подобным явлениям новой российской действительности генерал относился с отвращением, корни которого находились не в разуме, а в душе. Генерал с легкой завистью вспомнил своего предшественника, прежнего хозяина этого кабинета. Тот много лет видел в окно одну и ту же, практически не менявшуюся площадь Дзержинского, годами имел перед собой одного и того же противника, а за своей спиной - всю мощь громадного государства. А разве сравнить нынешние возможности спецслужб с возможностями прежнего КГБ? Даже само сравнение кажется нелепым, и не столько из-за недостатка людей и материальных средств, сколько из-за разброда, безволия и грызни в высшем эшелоне власти, который всюду и во все времена руководил действиями спецслужб. Прежние верхи можно было упрекнуть в чем угодно, но только не в недостатке воли и единства, и потому старому генералу, прежнему хозяину кабинета, работать было значительно легче: он знал линию партии, знал над собой одного могучего начальника, указания которого выражали эту линию, и мог спокойно работать, не думая о том, как бы угодить всем расплодившимся в недрах нынешней власти фракциям и группировкам. А ведь каждая из этих группировок могла доставить очень серьезные неприятности его преемнику, и перечень неприятностей вовсе не завершался простым снятием с работы...
- Сергей Николаевич, согласно вашему распоряжению я подготовил выписку из досье Корсакова,- раздался за спиной генерала голос заместителя. Генерал повернулся. Его заместитель сидел за кофейным столиком, закинув ногу на ногу и положив на бедро раскрытую папку с документами. Не отводя глаз от бумаг, правой рукой заместитель тянулся к стоявшей на столике чашке с дымящимся кофе. Сергей Николаевич всегда недолюбливал своего предшественника - не за что-то конкретное, а за его вальяжность, барственность, граничившую с хамством, за его несокрушимую самоуверенность. Однако непринужденность, которую старый генерал соблюдал в общении с ближайшими подчиненными, безусловно, шла на пользу делу. Главное же состояло в том, что Сергей Николаевич неосознанно стремился походить на своего прежнего начальника, стремился стать таким же самоуверенным и снисходительным аристократом, как этот вышедший из простых крестьян грозный полководец тайной армии. А в спокойном доверительном обсуждении служебных вопросов за чашкой кофе аристократизма было, разумеется, гораздо больше, чем в чопорных совещаниях за длиннющим полированным столом с приставленными к нему и наводящими уныние шеренгами стульев.
- Давайте кратенько, но с самого начала,- распорядился генерал. Он называл такой способ изложения дела "вживанием в проблему".
- Та-ак...- протянул его заместитель и затем зачастил: - Корсаков Виктор Федорович, родился в семье русских эмигрантов дворянского происхождения в Нью-Йорке, США, участвовал во вьетнамской войне, удостоен ряда американских правительственных наград... После демобилизации стал наемником, участвовал во многих конфликтах в Африке, Латинской Америке, странах Ближнего и Среднего Востока. Военную карьеру сочетал с углубленным изучением истории и культуры мусульманских стран, а также иностранных языков. К языкам имеет необычайные способности и знает их до полутора десятков. Сейчас, может, и больше,- поднял глаза на генерала заместитель. - Был связан с итало-американской мафией, в ходе выполнения одного из ее заданий убил четверых полицейских и скрылся. Однако в дальнейшем между ним и верхушкой мафии возникли трения. Сделав себе пластическую операцию, Корсаков внедрился в составе наемной охраны на контролируемое мафией предприятие по производству наркотиков в Северном Иране и уничтожил его. К тому времени через нашего агента в Бельгии ван Эффена, державшего бюро по вербовке наемников, мы сумели вычислить Корсакова и его планы по срыву работы наркофабрики. Внедрив своих людей в ее охрану, мы сумели перебросить Корсакова из Ирана в Россию... то есть тогда еще СССР. Ну, дальше вы знаете: когда Корсакова везли из аэропорта на Лубянку, он сумел в самом центре Москвы нейтрализовать троих сопровождающих и уйти.
- Ты давай излагай дальше,- приказал Сергей Николаевич. - Я по этому делу все знаю, иначе не приглашал бы тебя на разговор. Мое правило - быть полностью в курсе дела, а не сидеть и хлопать глазами, как некоторые, когда им что-то докладывают. К тому же я этого Корсакова когда-то сам вел. Однако полезно прослушать все с самого начала: та информация, которая есть в голове, должна прийти в систему. Ну, поехали дальше, Анатолий Петрович.
- Оперативно-розыскные мероприятия, предпринятые после ухода Корсакова, не дали результата,- продолжал заместитель. - По-видимому, Корсаков, привыкший по роду своей деятельности работать с картами, хорошо изучил по картам центр Москвы, и хотя сам ранее в Москве никогда не бывал, но сумел сориентироваться в городе. Розыскная ориентировка была распространена и в системе МВД, однако проверки притонов и мест скопления лиц без определенного места жительства, усиление контроля в аэропортах, на вокзалах и на постах ГАИ ничего не дали. Лечь в Москве на дно совсем не просто - удивляюсь, как Корсакову это удалось. Пускай он знает, где расположены Кремль или, скажем, Петровский пассаж, но жизни города как таковой не знает абсолютно,- точнее, тогда не знал. Правда, у него имелись документы, оружие и деньги выведенных им из строя оперативников, но документы он использовать не мог, потому что понимал: эти документы мы сразу же включим в розыскную ориентировку. От оружия в таком деле проку мало - он должен был привлекать к себе как можно меньше внимания, а не махать пистолетами. Деньги, конечно, облегчили его положение, но полностью решить все его проблемы они не могли, особенно тогда. Тогда ведь не все покупалось и продавалось, как сейчас. Его успели сфотографировать, так что и наши оперативники, и опера МВД имели его фотографию. Без знакомых, без документов, без знания города он сначала залег где-то на дно, а потом выехал туда, куда захотел. Просто мистика какая-то!
