Я услышал на улице выстрелы и выскочил из управления. Дежуривший у подъезда солдат что-то объяснял окружившим его сотрудникам, указывая на пустырь. Я только разобрал его слова:
— В том направлении…
Несколько человек побежали через пустырь, к ближайшим домам. Я кинулся за ними, догнал и понял, что случилось самое неприятное: сбежал Крюгер!
Осмотрели подворотни и лестничные клетки ближайших домов. Преследовать не было смысла. Узкие улочки пересекались здесь и там, темнота работала на беглеца. Когда я возвратился в управление, сотрудники обсуждали случившееся.
— Жольдас не новичок. Как он мог допустить?
— Слишком понадеялся на свои силы.
— Но ведь это не умно: посадить преступника почти рядом с собой!
— Он, бедняга, кажется, еще не пришел в себя.
— Да, не повезло парню! За это могут отдать под суд.
— Теперь Крюгер всех предупредит. Ищи-свищи!
Как мне удалось понять из отрывочного разговора, дело было вот в чем: Крюгера доставили из тюрьмы на допрос. Жольдас пытался вести с ним беседу на житейские темы, и Крюгер охотно поддерживал разговор о доме, о полевых работах… Когда Жольдас наклонился к ящику стола, Крюгер метнулся, схватил мраморное пресс-папье и ударил Жольдаса по затылку. Потом взял пистолет, ногой вышиб раму и был таков!
Дальнейшее я уже знал: дежуривший возле здания вооруженный солдат, заметив беглеца, выстрелил сначала вверх, затем стал целиться в убегавшего человека. Промахнулся. Было уже довольно темно, и беглец быстро растаял в сумраке. Еще два выстрела прозвучали впустую.
Я вошел в кабинет следователя. Жольдас с забинтованной головой лежал на диване. На полу — осколки стекла. Ветер дул в открытое окно, наполняя комнату холодом. Картина случившегося была ясна: бандит подкараулил следователя.
На ноги было поднято все управление. Назначили секретные посты, усилили наблюдение за кварталами, где мог найти пристанище Крюгер. Подключили милицию. Все было тщетно…
Когда острота немного сгладилась, Крылов вызвал меня и поручил прочитать архивные материалы.
— Посмотрите еще раз, — сказал он, перелистывая бумаги, подшитые в три довольно потрепанные папки. — Вдруг за что-нибудь зацепитесь. Пусть Жольдас поможет вам, как переводчик.
После бегства Крюгера Жольдаса отстранили от дел, и он слонялся из кабинета в кабинет, ожидая решения своей участи. Лицо его осунулось, глаза потускнели. Товарищи сочувствовали ему, но ничем помочь не могли.
Получив задание, Жольдас оживился. Хоть и не сложное, но все-таки дело.
Документов много. Пожелтевшие листы тонкой бумаги, кое-где пробитые шрифтом насквозь. Жольдас читал и переводил страницу за страницей. Было утомительно и скучно. Подробные описания, где и когда состоялись собрания, какие вопросы обсуждались. Упоминались и руководители организации, но вместо фамилий были клички. Вот речь идет о Старике. Кто он? Самый старший? Фюрер? Возможно. А возможно, и нет…
Раньше я представлял себе работу в контрразведке боевым, горячим делом, когда сталкиваешься с врагом лоб в лоб. А тут пыльные страницы, сухая канцелярщина!
На другой день, однако, наше внимание привлек некий Лукас. «Эге, еще одна кличка. Входил в руководящее ядро организации. Потом взбунтовался… Почему же? Не ясно… Ага, вот. Лукас возмущался жестокостью гитлеровцев, члены организации обвиняли его в симпатиях к Советскому Союзу… Чем же закончилась ссора главарей? Это важно, очень важно!» Лихорадочно листаем потрепанные страницы, но все неожиданно обрывается…
А время шло. С юга потянул теплый весенний ветер. Пошел дождь и начисто растопил снег.
Однажды уже дойдя до гостиницы, я усомнился, стоит ли идти в душную комнату, повернул назад и, распахнув пальто, долго шагал по пустынным улицам, слушая звонкий стук своих собственных каблуков о мостовую. Стояла глубокая ночь.
Вдруг я заметил, что оказался в переулке, куда провожал больного человека. Вот и знакомый дом. Старый, выдержанный в традиционном стиле: с башенками и шпилями, которые вырисовывались на фоне светлеющего неба. Окна темны.
Я прошел по переулку и, думая о своей тяжелой, вовсе не романтической работе, вспомнил, с каким нетерпением ожидал окончания спецшколы, чтобы как можно скорей приступить к делу. Но в жизни все оказалось гораздо обыденнее и суровее. Я хотел было повернуть назад, но услышал взволнованный голос. Вскрикнула женщина. Было похоже, что крик выражал досаду. А может быть, это просьба о помощи? Я замер. Нет, теперь все тихо. Неужели почудилось? Не похоже…
Тишина. Глубокая, вязкая тишина. И внезапно осторожный стук в оконное стекло. Тук-тук! Тук-тук!
«Во дворе, возле пристройки с башенками, кто-то есть!» Мягко ступая, пригнувшись, я подошел поближе, стараясь хоть что-нибудь разглядеть. Нет, ничего не видно. Омытые дождем стены черны. Зато слышны голоса: со двора — мужской, грубый, сиплый, с угрозами, ему отвечает женщина из дома. Я уже знал некоторые обиходные слова, но все равно понять ничего не мог. Мужчина, по-видимому, был чем-то раздражен и говорил все громче.
Вдруг в разговор вмешался второй мужской голос, он показался мне знакомым.
— Чего тебе от меня надо? Убирайся! Мы — враги! — фраза была сказана так четко, что я мог понять ее смысл. — Я не хочу тебя видеть. Прощай! — форточку резко захлопнули.
Я прижался к забору. Вот скрипнула калитка. Шагов не слышно, но чувствуется, что человек совсем рядом. Я взвел курок… А человек будто растаял. Полуночник ничем себя не проявлял. Насторожился и притаился! Или заметил меня и ждет, когда я пойду, чтобы выстрелить наверняка!»
Заморосило. Набежал ветер, пронесся вдоль забора, зашумел голыми ветвями деревьев. Затем хлынул ливень.
Чтобы обнаружить полуночника, я ударил ногой по забору и метнулся к ступеням парадного. Прижался к водосточной трубе. Расчет был прост: заставить затаившегося человека выдать себя. Ждал, слушал. Вероятно, десять минут прошло, я все стоял под ливнем, прижавшись к стене. Тихо. Я вышел из укрытия и, понимая, что делаю глупость, осмотрел тротуар, забор… Никого!
В гостиницу вернулся промокший до нитки, грязный и злой. Крылов спал. Я развесил одежду, забрался в постель под теплое одеяло, надеясь спокойно все обдумать, и не заметил, как уснул.
Утром, едва проснувшись, торопливо рассказал Крылову о ночном приключении. Теперь я был убежден в причастности незнакомца к одной из групп. Крылов, в белой рубашке с засученными рукавами, какой-то домашний, «гражданский», выслушал мой рассказ и рассмеялся:
— У тебя, Володя, как у Дон-Жуана, главные события происходят ночью!.. Ну, хорошо, хорошо, не обижайся. Надо будет за этим человеком понаблюдать. Слишком часто он попадается нам на глаза…
Прошла неделя. Больной мужчина оказался известным в городе адвокатом по фамилии Варпа. Ранее служил в частной адвокатской конторе. После установления Советской власти иногда выступал в суде, нигде постоянно не работал. Часто болел. Жил на старые сбережения. Он регулярно, в одно и то же время посещал маленький, находившийся неподалеку от его дома кабачок Сидел там недолго, всего несколько минут. Заказывал рюмку полынной водки, закусывал сыром и возвращался домой. По всей вероятности, это была привычка «любителя абсента», так в шутку я прозвал его. Бросалось в глаза, что он часто раскланивался на улице. В городе его многие знали. Больше никаких сведений о нем получить не удалось. Наблюдения за его домом оказались безрезультатными.
— Мне нужно еще раз с ним встретиться! — убеждал я Крылова. — Он, по-видимому, очень информированный человек и может кое-что рассказать о закулисных сторонах жизни в городе. У него масса знакомых!
Майор мог бы вызвать этого человека к себе и снять обычный допрос. Но гораздо разумнее в данной ситуации мне казался другой вариант: склонить этого человека на свою сторону не силой принуждения, не силой власти, а доверием. Крылов прикинул все возможные, желательные и нежелательные последствия и согласился:
— Действуй! Только подготовься к разговору как следует!
Вечером, около семи часов, я был возле кабачка. На мне было серое демисезонное пальто, серая шляпа. Ничем особенным от прохожих я не отличался. Разве только тем, что все были спокойны, а я взволнован.
Самое трудное — неопределенность. Даже набросав десяток вариантов, нельзя предугадать, с какой фразы начнется разговор и удастся ли вообще поговорить.
«С чего начать?» — мучительно гадал я, когда вдали показалась знакомая, чуть сгорбленная фигура… Между тем мужчина прошел мимо и торопливо спустился по лесенке в кабачок, расположенный в подвале двухэтажного дома.
Немного помедлив, вошел в зал и я. Постоял, осмотрелся, отыскал глазами любителя абсента и направился в его сторону. Абсент, маленькая рюмка полынной водки, был уже подан. Здесь знали его привычки. Я попросил разрешение занять место за его столиком и заказал кружку пива. Он встретился глазами со мной, кивнул головой, видимо, не узнавая, скорее по привычке, и выпил. Сильно сморщившись, подышал в сторону.
