Документ, который сэр Марк дал своим заместителям, был образцом четкости стиля и безупречной логики. В нем отмечалось, что Восточная Германия, некогда могущественное и наиболее активное государство восточноевропейского коммунистического блока, к третьему октября в полном смысле слова прекратит свое существование. В Восточном Берлине не будет посольства, знаменитая стена уже не разделяет город, грозная секретная полиция, Штази, разбегается, а советские войска постепенно выводятся. Целый регион, в котором когда-то проводились крупнейшие операции, разрабатывавшиеся в Лондоне, превратится в сцену для интермедий или вообще перестанет представлять интерес для разведслужб.
Кроме того, говорилось далее в документе, в Чехословакии приходит к власти симпатичный мистер Вацлав Гавел, а агенты спецслужб этой страны скоро будут учить детишек в воскресных церковных школах. Добавьте к этому крушение коммунистического режима в Польше, Венгрии и Румынии, неминуемый крах его в Болгарии – и вы получите примерное представление о расстановке сил в ближайшем будущем.
– Что ж, – вздохнул Тимоти Эдуардз, – приходится признать, что впредь в Восточной Европе у нас не будет таких операций, какие мы привыкли там проводить, не будет и необходимости в агентах. Они правы.
– Как благородно с вашей стороны, – улыбнулся директор.
Безила Грея он выдвинул сам, это первое, что он сделал, став директором в январе. Тимоти Эдуардз достался ему в наследство от предшественника. Сэр Марк понимал, что Эдуардз мечтает через три года занять его место; понимал он и то, что не имеет ни малейшего желания рекомендовать его на место директора. Не то чтобы Эдуардз был глуп. Напротив, он очень умен, но…
– Здесь совсем не упомянуты другие опасности, – проворчал Грей. – Ни слова о международном терроризме, о росте наркобизнеса, о незаконных военных формированиях – и ни слова о распространении оружия.
В докладе «Интеллидженс Сервис в девяностые годы», который сэр Роберт Инглис прочитал и, очевидно, одобрил, сэр Марк подчеркивал, что угрозы глобального характера будут скорее смещаться, чем ослабевать. Наиболее серьезной опасностью станет распространение огромного количества вооружения – не избытков оружия, произведенного во время войны, а высокотехнологичного современного вооружения, ракет с химическими, бактериологическими и даже ядерными боеголовками. Все это постоянно накапливали диктаторские режимы, в том числе чрезвычайно нестабильные. Лежавший перед ним документ предательски замалчивал эти проблемы.
– Так что теперь будет? – спросил Тимоти Эдуардз.
– Теперь, – спокойно ответил директор, – нам предстоит переселение наших сотрудников. Из Восточной Европы в родные пенаты.
Он имел в виду, что теперь ветераны времен холодной войны, которые, работая в посольствах к востоку от железного занавеса, проводили свои операции, создавали сети местных агентов, вернутся домой – туда, где для них нет работы. Конечно, их место на Востоке займут другие, более молодые агенты, истинная профессия которых никому не будет известна, которые сольются со штатом посольства и не станут оскорблять одним своим присутствием демократии, рождающиеся за «Берлинской стеной». Разумеется, разведывательная служба будет пополнять свои ряды, у директора хватит забот. Но проблема ветеранов оставалась. Куда их девать? Был только один ответ – уволить из Интеллидженс Сервис.
– Нам придется организовать прецедент, – сказал сэр Марк. – Один прецедент, который расчистит путь к досрочному увольнению других.
– Вы кого-то имеете в виду? – спросил Грей.
– Сэр Роберт Инглис имеет. Сэма Маккриди.
Безил Грей в изумлении раскрыл рот.
– Шеф, Сэма нельзя выгонять.
– Никто и не собирается выгонять Сэма, – возразил сэр Марк и повторил слова Роберта Инглиса: – Досрочную щедрую пенсию едва ли можно назвать жертвоприношением.
«Должно быть, – подумал он, – те тридцать сребреников, которые заплатили римляне, были очень тяжелы».
– Печально, конечно, потому что все мы любим Сэма – сказал Эдуардз. – Но решать такие вопросы должен шеф.
– Вот именно. Благодарю вас, – сказал сэр Марк.
Сейчас он впервые понял, почему не стал бы рекомендовать Тимоти Эдуардза на пост директора. Он, сэр Марк, сделает то, что вынужден сделать, но только потому что у него нет другого выхода, и потом будет презирать себя. Эдуардз сделал бы то же самое, но по другой причине; это способствовало бы его карьере.
– Нам придется предложить ему три места, – заметил Грей. – Может, он на что-то согласится.
Грей очень надеялся, что так оно и будет.
– Возможно, – проворчал сэр Марк.
– Что вы имеете в виду, шеф? – спросил Эдуардз.
Сэр Марк раскрыл папку, в которой были результаты его совещаний с начальником отдела кадров.
– Мы можем предложить ему должности начальника тренировочного центра, руководителя административно-финансового отдела или центральной регистратуры.
Эдуардз чуть заметно улыбнулся. «Все будет отлично», – подумал он.
* * *
Две недели спустя виновник всех этих дискуссий беспокойно кружил по своему кабинету, а его заместитель Денис Гонт мрачно изучал лежавшую перед ним бумагу.
– Все не так плохо, Сэм, – говорил он. – Вас не выгоняют. Речь идет просто о другой должности.
– Кто-то хочет от меня избавиться, – убежденно сказал Маккриди.
В то лето лондонцы мучились от жары. Мужчины открыли окно и сняли пиджаки. Гонт был в модной бледно-голубой сорочке, а Маккриди – в неопределенного цвета дешевой рубашке, потерявшей вид от бесчисленных стирок. Кроме того, он так застегнул пуговицы, что рубашка перекосилась. «К ленчу, – подумал Гонт, – какая-нибудь секретарша заметит ошибку и исправит ее с многочисленными ахами и охами». Кажется, все девушки Сенчери-хауса были не против оказать какую-нибудь услугу Сэму Маккриди.
Женщины и Маккриди – эта проблема сбивала с толку Гонта. Впрочем, она сбивала с толку всех. Он, Денис Гонт, при своих шести футах был выше шефа на два дюйма, к тому же он был блондин, не лишен привлекательности и холост. Если дело доходило до женщин, то Гонт никогда не краснел.
Его шеф был среднего роста, обычного телосложения, с редеющими каштановыми волосами, обычно растрепанными. Его одежда всегда выглядела так, словно он в ней спал. Гонт знал, что Маккриди овдовел несколько лет назад, второй раз так и не женился, предпочитая, очевидно, жить в одиночестве в своей маленькой квартире в Кенсингтоне.
Должен же кто-то, размышлял Гонт, убирать его квартиру, стирать белье, мыть посуду? Наверное, у него есть приходящая домработница. Но об этом никто никогда Маккриди не спрашивал, а сам он ничего не рассказывал.
– Вы смело можете соглашаться на любую из этих должностей, – сказал Гонт. – Это сразу выбьет почву у них из-под ног.
– Денис, – тихо возразил Маккриди, – я не школьный учитель. Не бухгалтер и не какой-то чертов библиотекарь. Я намерен заставить этих ублюдков выслушать меня.
– Из этого что-то может получиться, – согласился Гонт. – Совсем не обязательно, что комиссия примет их сторону.
* * *
Как обычно, слушание в Сенчери-хаусе началось в понедельник утром. Комиссия собралась в конференц-зале этажом ниже кабинета директора.
В кресле председателя комиссии сидел, как всегда, безупречно одетый, в темном костюме и университетском галстуке, заместитель директора Тимоти Эдуардз. Место слева от него занял инспектор внутренних операций, а справа – инспектор западного полушария. Несколько в стороне расположились начальник отдела кадров и молодой человек из канцелярии, перед которым лежала груда папок.
Сэм Маккриди вошел последним и сел перед комиссией. В пятьдесят один год он не пополнел и был в хорошей форме. Во всем остальном он казался человеком незаметным. В свое время это качество сослужило ему хорошую службу, чертовски хорошую. Это, и еще то, что он держал в голове.
Правила знали все. Если Маккриди отклонит все три предложенные ему должности, то комиссия может потребовать досрочного увольнения его на пенсию. Но право на слушание, чтобы изменить решение, оставалось за ним.
Маккриди привел с собой Дениса Гонта, который за пять лет стал вторым человеком в отделе. Денис, на десять лет моложе Маккриди, с неотразимой улыбкой и в галстуке выпускника частной школы, сможет, полагал Маккриди, договориться с членами комиссии.
В этой комнате все хорошо знали друг друга и обращались по имени, даже клерк из канцелярии. Это было традицией Сенчери-хауса, возможно, потому, что общество Интеллидженс Сервис было очень замкнутым. Здесь только обращаясь к директору, говорили «сэр» или «господин директор», а за глаза называли его «шефом» или «хозяином». Дверь закрыли, и Эдуардз покашлял, призывая к тишине. Все замолчали.
– Итак, мы собрались здесь, чтобы по возможности беспристрастно обсудить заявление Сэма о его несогласии с решением министерства. Нет возражений?
