Убедить Сталина, что гитлеровская тактика блицкрига хороша в странах без тыла, но не в такой гигантской стране, как СССР, было невозможно.
Удивительная метаморфоза произошла у советских маршалов и генералов в оценке поведения Сталина в начале войны. При Хрущеве они единодушно писали о дутом военном гении Сталина и его паническом поведении. Эти же маршалы и генералы, однако, возносят Сталина до небес при Брежневе. Но иногда и при новом генсеке сквозь густой дым фимиама, который курят Верховному, все же сверкают искры правды. Вот сцена из «Блокады» А. Чаковского, большого приверженца Сталина:
«Сдавленным голосом Молотов произнес:
— Германское правительство объявило нам войну.
Эти слова застали Сталина на его пути в дальний угол комнаты. Услышав их, он круто повернулся. И именно в этот момент все увидели, что в нем произошла какая-то неуловимая, но несомненная перемена. Казалось, что Сталин сбился с пути, заблудился, потерял зрение… Наконец Сталин сказал (военным):
— Дайте директивы, чтобы наши войска отбили атаки врага, прикажите пока не переходить границу.
Все (члены Политбюро. — А.А.) с горечью и даже со страхом ощутили, что на этот раз его голос прозвучал как-то ненатурально. Сталин был подавлен, угнетен, и это поняли все» («Знамя», 1968, № 11, с. 48).
По рассказу Чаковского, когда накануне нападения Гитлера нарком обороны маршал Тимошенко и начальник Генерального штаба генерал Жуков явились к Сталину с докладом и доложили ему, что, по всем данным, предстоит нападение Германии, Сталин обвинил их, что они поддаются провокационным донесениям и сеют панику. После этого он их не очень вежливо выставил из своего кабинета и запретил им перевод армии на «оперативную готовность № 1» (это означало перевод армии в состояние высшей боевой готовности). Но вот теперь, когда подтвердилось то, что предсказывали Тимошенко и Жуков, «…поздним вечером Сталин и несколько членов Политбюро неожиданно появились в здании Наркомата обороны… Обычно внешне спокойный, медлительный в разговорах и движениях Сталин на этот раз не смог сдержаться. Он обрушился гневными, обидными упреками на руководителей Наркомата обороны и Генштаба. Потом, поникший, ссутулившийся, вышел из здания и уехал в свой кунцевский дом… Никто его не видел. Он не появлялся в Кремле. Никто не слышал его голоса в телефонных трубках. Он никого не звал. И никто из тех, кто в эти дни ежечасно ожидал его вызова, не решался ехать к нему незваным. На членов Политбюро, наркомов, руководителей Наркомата обороны, Генштаба и Политуправления армии сразу же обрушились тысячи дел больших и малых, связанных с осуществлением военных мероприятий в стране и на фронтах. Однако, с утра и до глубокой ночи занятые этими делами, они не раз спрашивали себя: где же Сталин?» (там же, с. 51).
Сталин бежал с поста, оставив страну и армию без руководства, на произвол Гитлера. Однако, если бы Чаковский был до конца верен исторической правде, он добавил бы: единственный человек, который осмелился поехать к Сталину и предложил ему вернуться из своего кошмарного состояния к реальной жизни, а значит, и к руководству войной, был Берия. Если даже Берия это не удалось, то можно себе представить глубину ужаса, который овладел Сталиным. Хрущев сообщил, что ему рассказал Берия после визита к Сталину. На настойчивый призыв Берия взять руль войны в свои руки Сталин ответил: «Все потеряно. Я сдаюсь» («Khrushchev Remembers», vol. II, p. 7).
Настолько Сталин потерял голову. Если Сталин не потерял ее и физически, то лишь потому, что во главе армии не оказалось людей, ставивших интересы страны выше своей карьеры. Молодые же командиры, как Жуков, Говоров, Еременко, Чуйков, и даже те, которые были направлены в действующую армию прямо из концлагерей, как Горбатов, Мерецков, Рокоссовский, были настолько загипнотизированы мифом о величии Сталина, что в их головы не приходила мысль о наказании первого дезертира страны. К тому же они мало знали о том, как функционирует преступная машина власти Сталина, и отгораживались от «высокой политики» традиционной формулой: «Мы — солдаты, а не политики».
Бои, битвы, сражения и войну выиграли они, а не Сталин, но обратите внимание: сразу же после победы все успехи своего стратегического и даже оперативного искусства они приписывают Верховному (легенда о «десяти сталинских ударах»). Однако сам начальник Генерального штаба времен войны маршал Василевский засвидетельствовал (уже при Брежневе), что более или менее квалифицированно руководить войной Сталин стал только с весны 1943 года, в ходе сражения под Курском. Стало быть, его руководство Сталинградской битвой — легенда кинорежиссеров. Вот это свидетельство: «Пожалуй, в полной мере владеть методами и формами руководства вооруженной борьбой по-новому Сталин стал лишь в ходе сражения на Курской дуге» («Комсомольская правда», 17.9.74, статья доцента В. Барабанова).
Народы СССР, несмотря на Сталина, войну выиграли, но какой ценой! К семидесятилетию Сталина Микоян писал: «Руководство т. Сталина обеспечило народам нашей страны завоевание великих побед с наименьшими потерями» («Правда», 21.12.49). «Наименьшие потери» свелись к тому, что Россия потеряла в этой войне 20 миллионов человек только одними убитыми, а инвалидами вернулось еще столько же.
Сталин понимал, что, принеся такие жертвы, народ захочет жить по-человечески, будет ждать перемен. Сталин понимал, что война отучила людей бояться смерти. В течение четырех лет каждый советский солдат много раз встречался с нею лицом к лицу. 20 миллионов не вернулось с этой встречи, а те, кто уцелел, вернулись с физическими и духовными травмами. И вернувшиеся были грозны в своем молчаливом ожидании. Собственных солдат Сталин боялся не меньше, чем солдат Гитлера в начале войны. «Эти люди взяли Берлин, они могут взять и Москву» — эта мысль не покидала его до последнего вздоха в Кунцеве.
Во время войны неимоверно выросло влияние на Сталина и на судьбу страны двух (из пяти) членов Государственного Комитета Обороны — Маленкова и Берия. Они стали фактическими руководителями Политбюро, хотя формально и не входили в его состав. (ГКО был создан 30 июня 1941 года и поставлен над Политбюро, Советом Министров и Президиумом Верховного Совета СССР. Первоначально в него входили: Сталин, Молотов, Маленков, Берия, Ворошилов). Не только судьба войны, но и судьба самого Сталина оказалась в их руках.
Да это и понятно. Когда под влиянием катастрофы на всех фронтах против немцев паника Сталина переросла в безнадежное отчаяние и он прямо признался, что гибель СССР уже предрешена, эти два человека проявили не только присутствие духа, но и колоссальные организаторские способности. Они восстановили оборону при помощи политической полиции (Берия) и партаппарата (Маленков). По их предложению была создана Ставка Верховного Главнокомандования.
Формально Верховным Главнокомандующим был Сталин, фактически — его первые заместители: по армии — Жуков, по войскам НКВД — Берия. Политически Ставка находилась в руках Берия и Маленкова. Без их разрешения не только главнокомандующие фронтов, но и члены Политбюро, входившие в состав военных советов фронтов (Хрущев, Жданов, Булганин), не имели права непосредственно связываться со Сталиным.
Надо хорошо знать психологию Сталина, чтобы понять, почему после победоносного окончания войны свои первые удары он нанес как раз этим трем организаторам победы — Берия (освобожден от непосредственного руководства НКВД), Маленкову (отправлен в Туркестан), Жукову (отправлен командовать округом). Их присутствие около Сталина после того, что они видели и узнали о нем во время войны, было постоянным вызовом его нечистой совести.
Были, однако, соображения и более веские: судьба Сталина и в послевоенное время находилась бы в руках триумвирата (Берия — Маленков — Жуков) времен войны, если бы он их не отстранил от непосредственного оперативного руководства полицией, партией, армией. Разматывать весь сложный клубок последующих событий мы можем только при учете этого обстоятельства.
Глава вторая
«ВНУТРЕННИЙ КАБИНЕТ» СТАЛИНА
Одной из основ тирании Сталина был его необыкновенный инстинкт самосохранения, выражавшийся в безошибочном подборе личных сотрудников и личной охраны. Если Сталину рекомендовали со стороны кого-нибудь в сотрудники, то Сталин никогда этой рекомендации не следовал, даже если за ней стояли органы политической полиции или аппарата ЦК. Сталин самолично комплектовал свой штаб. Работник, подобранный по признакам, только одному Сталину ведомым, проходил свой испытательный стаж по заданиям Сталина и под его непосредственным наблюдением. Тот, кто выдерживал это испытание, навсегда входил в «живой инвентарь» внутреннего кабинета» Сталина. Опираясь на этот «кабинет», Сталин и захватил «необъятную власть», о которой Ленин пишет в своем «Завещании».
