После тренировки рыжие волосы Сэма прилипли ко лбу, а кожа блестела от пота. Он молчал, и по всему было видно, что крепко задумался. Или старался избежать следующего вопроса Пинка.
— Ты ее знаешь, не так ли? Эту Джулию Остриан... — сказал Пинк.
— Пару раз слышал, как она играет, — признался Сэм, у которого были все ее записи на компакт-дисках. — Высокий класс. Одна из самых лучших. В ее игре такая мощь и целостность. Трудно поверить, что она приходится внучкой королю недвижимости. Скорее можно было бы ожидать, что она займется бизнесом или предпочтет просто оставаться в обществе богатеев.
— Ты хорошо знаешь эту женщину?
— Совсем немного. Но ее игра в самом деле берет за живое.
Пока они принимали душ и одевались, Сэм думал, почему пакет из Армонка отправили ему. Похоже, ему придется бросить все это. Поднимаясь по лестнице в свой кабинет, Сэм решил поработать над отчетами и слегка прибрать на столе. Это могло бы успокоить совесть. Но сердце не лежало к подобному времяпрепровождению.
Он посмотрел на своего друга-великана:
— Пообедаем?
— Отличная идея. — Пинк похлопал себя по твердому, плоскому животу. — Я умираю от голода.
* * *
МАКЛИН (ШТАТ ВИРДЖИНИЯ)
Сэм и Пинк остановили свой выбор на итальянском ресторанчике в близлежащем Маклине. Они сели у бара и заказали пиво и пиццу с поджаренными дольками помидоров и анчоусами. Воздух пропах пивом, орешками и субботней послеполуденной леностью. По телевизору шел бесконечный цикл последних новостей Си-эн-эн, и посетители просто выжидали, когда можно будет переключиться на очередной футбольный матч университетских команд.
— Думаешь, мы когда-нибудь выйдем на пенсию? — Пинк взял пригоршню соленых орешков.
— По-моему, мы еще слишком молоды, чтобы говорить о пенсии, не так ли? — Сэм знал, что Пинк обеспокоен ситуацией. Он провалил операцию в Брюсселе, и Лэнгли отозвал его домой в неопределенный «отпуск». Но Пинк был прирожденный полевой агент и не хотел заниматься ничем иным.
— Может быть. Но некий брокер связался со мной и хочет, чтобы я обратился в инвестиционные фонды за облигациями и ценными бумагами. Он все говорил мне, что я плохо выгляжу. — Широкое лицо Пинка резко помрачнело. — Боже, если бы он был доктором, я подумал бы, что он готовит меня к фатальному диагнозу. Вроде того, что через пару месяцев я умру. И моя бедная сестра и племянницы не получат ни гроша, потому что я транжира и за всю жизнь не заработал больше одного и двух десятых процента на все, что умудрился сберечь, причем эти проценты не растут год от года.
Пинк любил семью своей сестры и всегда чувствовал некоторую вину за то, что редко с ними виделся. Сэм сдержал улыбку.
— Думаю, у тебя еще есть время, чтобы исправить ситуацию.
Пинк сидел, склонившись над своим темным пивом «Нью-касл». Затем выпрямился:
— Я никогда не чувствовал себя лучше. Здоровье у меня в порядке. Боже мой, пенсия! Государственное вспомоществование. Социальное обеспечение. Ферма на севере штата Нью-Йорк, где зимой мерзнут яйца, а летом тебя заживо сжирают комары.
— Тебе бы лучше отправиться на задание в Сахару. Или в Сибирь.
— Ты, черт подери, прав.
— Там те же климатические проблемы, Пинк. Испепеляющая жара. Холодные зимы.
Пинк бросил на него раздраженный взгляд:
— Ты меня понял.
Сэм пил пиво и присматривался к другу. Он заметил едва уловимую искру отчаяния в его взгляде.
— Тебе нужно вернуться к оперативной работе. К какому-то заданию. Ты сходишь с ума. Очень скоро ты станешь ходить в зоопарки и говорить о переезде на станцию метро «Кристал-сити», где бы ты мог изображать какую-нибудь экзотическую деятельность.
Пинк кивнул:
— Кошмар. Чувствую себя как в чистилище.
Сэм понимал, в какую переделку попал друг. Пинк был без работы уже почти шесть месяцев, и по Лэнгли ходили слухи, что на последнем задании он совершил такую грубую ошибку, что едва ли его теперь куда-то пошлют. Нужно разузнать об этом, может, он сумеет помочь Пинку.
— Угу, — сказал ему Сэм. — Слово «чистилище» лучше всего описывает твое положение. Согласно католической теологии, оно находится прямо на границе ада и предназначено для тех, кто не осужден на вечные страдания, но и не допущен в рай.
— Это я и есть, — вздохнул Пинк и сделал большой глоток. Его лицо постепенно опускалось все ниже к кружке. Вдруг он застыл, а взгляд уперся в экран телевизора над стойкой бара.
Сэм повернулся. Он услышал, как журналист Си-эн-эн Вулф Блитцер сказал: «... Джулия Остриан...»
Сэм спрыгнул со стула, обежал стойку бара и прибавил звук. Блитцер вел репортаж с пресс-конференции кандидата в президенты Крейтона Редмонда, чья сестра была застрелена на днях в Лондоне. Дочь убитой, Джулия Остриан, как и все остальные Редмонды, стояла рядом с кандидатом, словно защищая его, перед воротами роскошного семейного имения в Остер-Бэй.
Сэм видел, как Крейтон Редмонд изливал свои чувства Америке и делился семейным горем, а также благодарил за все открытки и цветы.
Как только лицо молодой женщины появилось на экране. Сэм стал пристально разглядывать его. Обращали на себя внимание глаза — голубые и ясные. По каким-то причинам она не надела темные очки.
Она была красива и стройна и выглядела особенно хрупкой в длинном пальто. Золотистые волосы растрепал ветер. Казалось, она достаточно хорошо переносила публичные проявления благородного страдания, но красивые черты лица оставались неподвижными, словно она железным усилием воли держала себя в руках. Но несмотря ни на что, она была привлекательна, обладая тем классическим изяществом, которое может украсить любой журнал высокой моды. В образ не вписывался только рот. Губы у нее были пухлые, соблазнительные, очаровательно сексуальные.
Сэма поразил очевидный факт — она была не только внучкой Дэниэла Остриана, но и членом семейства Редмондов, двоюродной сестрой Винса, который изъял пакет, содержавший многообещающие сведения о Янтарной комнате.
Сэм внимательнее посмотрел на молодую женщину. Может быть, она слышала рассказ своего деда о Янтарной комнате. Будучи по сути единственным живым потомком Дэниэла Остриана, она могла унаследовать все его бумаги. Существовала также вероятность, что в этой прелестной головке с маленькими ушками могли содержаться нужные Сэму сведения. Его пульс участился. Джулия могла дать ему информации больше, чем кто-либо, если не считать самого отправителя пакета.
* * *
Сэм спешил покончить с обедом. Пинк пытался протестовать, но Сэм не стал его слушать. Так как платил Сэм, Пинк все-таки проворчал:
— Думаю, это означает, что ты всерьез собрался потратить уик-энд на то, чтобы вплотную заняться Джулией Остриан.
— Может быть, не сразу. В конце концов, она вернулась в страну.
— Угу. И она будет безумно счастлива встретиться с тобой. Разве ты не слышал об уважении к частной жизни, особенно если в семье случилась смерть?
Сэма охватило мучительное сознание собственной вины. Он направился к двери.
— Я проявлю деликатность.
— Ну да. Конечно. — Пинк заспешил следом. — Слушай, я надеялся уговорить тебя поужинать сегодня. А завтра пойти на баскетбол. Может быть, в кино. Что-нибудь динамичное, приключенческое...
Он на ходу остановился и опять воззрился на телевизор.
— А эта Джулия Остриан ничего! — прищурился он. — Ты ведь не позволишь своим половым инстинктам влиять на принятие решений в этом деле, а? Тебе нужна Янтарная комната или еще одна смазливая девчонка?
— Не опускайся до сливной канавы, Пинк.
— Дело не в канаве, тупица. Дело в настоящем и в прошлом. Думаешь, я не знаю, в чем проблема? Я тоже помню Ирини Баум. Перестань притворяться, будто ничего не случилось. — Его голос смягчился. — Знаешь, когда-нибудь ты примиришься с мыслью о ее смерти. В конце концов, ты в этом не виноват.
— Ну конечно, не виноват! — Сэм выскочил из ресторанчика.
И тут угрызения совести и вины волной накрыли его, вызвав мучительную боль...
Прелестная Ирини... Ее кудрявые рыжие волосы и веселое лицо, запах ее тела и яркий румянец на щеках во время секса. У нее были мягкие манеры, но жесткий разум, и он отчаянно любил ее.
В 1988 году он «обратил» ее — убедил шпионить для ЦРУ против своих хозяев — страшной восточногерманской тайной полиции Штази. Год спустя, в 1989 году, когда Берлинская стена стала рушиться, чиновники Штази заперлись в своей похожей на крепость штаб-квартире в Восточном Берлине и стали уничтожать документы, которые могли свидетельствовать против них... и были крайне важными для Запада. В конце концов, коммунисты еще были очень сильны в Советском Союзе, и никто тогда не знал, что весь советский блок всего лишь несколько месяцев спустя распадется на множество маленьких и слабых стран, а холодная война так быстро закончится.
