должен еще человечек подъехать. Полегче будет.
Придя к себе, Русаков позвонил Оксане. Набирая короткий внутренний номер, чувствовал себя как-то неудобно: звонил только, когда что-нибудь было надо. И вроде никаких обязательств они друг другу не давали, но чувство смущения и непонятности последующего поведения Ростислава не оставляли.
– Добрый день, – сказал он, когда она ответила на звонок. – Как дела?
– Добрый. Нормально. А с чего такой вопрос?
Русаков немного стушевался, сделал паузу, но потом все же собрался и продолжил:
– Хотелось бы с местной журналистской элитой познакомиться, пообщаться. Как бы это можно было сделать?
– Собрать как Воланд, москвичей в одном месте? – она засмеялась, но потом посерьезнела. – Не вопрос. Сегодня открытие выставки нашего модного художника – Старикова-младшего. Многие придут. В пять часов в Доме художника. Не совсем мое мероприятие, но, я думаю, вырвусь.
– А почему младший?
– Есть еще старший, его папа Алексей Иванович, а это его сын – Никифор.
– Договорились. Заберешь меня и вместе поедем. Хорошо?
– Слушаюсь, ваше величество, – она засмеялась и повесила трубку.
Время до конца дня тянулось медленно. Пару раз звонил Шкадов. Сначала попросил помочь с машиной, потом сообщил, что договорился о встрече с официантом, который был в день гибели Цветкова в коттедже у Данилова. Оба раза после этого Ростислав связывался с Катиным. Сначала насчет транспорта, потом сообщил о том, куда и к кому поехал Дмитрий. Русаков считал, что такую информацию нужно доводить до сведения каждого члена их маленькой команды. Про себя он стал называть их «второе тайное общество».
Открыл «Честный Ясноборск». Там было тихо, никаких новых сообщений. После обеда зашел снова. Так, на всякий случай. Теперь здесь появился новый пост. Назывался он громко «Пляски у гроба». Но написан был весьма скучно и уныло. Речь шла о том, что Цветкова с помпой похоронили, а никто даже не задается вопросом, почему он умер, и кому это было выгодно. Текст совершенно не цеплял. Русаков пожал плечами и нажал на крестик. Тут же раздался звонок. Звонил Катин.
– Читал? Зайди, если не трудно.
Ростиславу было нетрудно.
– Ну что скажешь? – Сергей Сергеевич удобно откинулся в офисном кресле.
– Тухло как-то. Без задора. Другой автор, что ли?
Катин кивнул:
– В корень глядишь. Стиль другой. И фактов мало. Ничего, кроме общеизвестного. Наспех лепили. И какие выводы можно сделать?
– Может быть, у них разные авторы, может сменить решили перо, так сказать.
– Может, – Сергей Сергеевич опять кивнул. – А может у них форс-мажор какой. Ну, а мы даже не знаем, кто они.
– Ага. Точнее, я не знаю.
– Мы, – Катин поправил его. – Надо как-то двигаться. Понимаю, что времени мало прошло, но его и вообще не так уж много.
Он с хрустом потянулся и посмотрел в окно.
– Я сегодня иду на открытие выставки, хочу с журналистами пообщаться местными. Возможно, из этого болота ноги растут, – сообщил Ростислав.
– Из болота, скорее, ласты, – хмыкнул Катин. – Давай, держи в курсе.
Ростислав вернулся к себе. По пути задумался: вот, он Катину обо всех своих ходах докладывает, а тот не особо распространяется. Почему так? Может здесь совсем никому нельзя доверять? Но тут же и внутренне одернул себя: «хватит видеть везде врагов, так недолго и настоящим параноиком стать».
Время приближалось к пяти, он позвонил Оксане.
– Да, спускаюсь, – сказала она.
– Едем на моей, – уточнил Ростислав.
– А если выпивать придется? Они ж так просто разговаривать не будут, – засмеялась Оксана.
– Разберемся. Не самая большая проблема, – ответил Русаков.
Он оделся, зашел в приемную, поинтересовался, не вернулся ли Тонковидов. Оказалось, нет. Ростислав предупредил секретаря, что уехал и сбежал вниз.
Оксана уже ждала его у выхода. Короткая светлая куртка с капюшоном, юбка чуть выше колен, тщательно уложенная прическа. Ростислав почувствовал, что на него накатывает теплая волна и даже рассердился на себя: что за мальчишество?
– Ну, вперед, – сказал он. – Командуйте, мой капитан.
Она только засмеялась. Они дошли до машины. На улице стало холодать, поднялся неприятный ветер. Русаков инстинктивно съежился, пряча голову в воротник пальто. Но потом все же смог усилием воли снова принять гордую осанку. Впрочем, идти до машины было недалеко.
– Куда едем? – спросил он, заводя мотор.
– Совсем недалеко. Тут в центре все близко. Провинция.
Они выехали на центральный проспект, проехали квартала три и свернули по команде Оксаны к небольшому трехэтажному особняку с колоннами.
– Вот, – она показала рукой на здание, стоящее в маленьком скверике, чуть в глубине проспекта – Место сбора нашей, простите за выражение, творческой интеллигенции.
Машин возле Дома художника было немного, поэтому припарковались они без труда. Впрочем, на одну машину Оксана обратила его внимание.
– Видишь серую «Тойоту». Мельник – наш начальник управления культуры, самый культурный человек в городе и области, – хмыкнула она. – Приехал.
– И что это значит?
– То, что тусовке придается некое значение. И то, что будут разные журналисты. Но, в основном не очень интересные.
Они разделись в гардеробе на первом этаже и по широкой лестнице поднялись наверх в зал. Русаков обратил внимание на то, с каким радушием, непонятно искренним или показным, встречают их разные люди. От простых технических служащих до солидных теть в красивых платьях. Ростислав также не слишком представлял, кто это такие, вероятно, действительно, какая-то местная творческая и около творческая интеллигенция. В зале было уже немало людей. Не сказать, чтобы битком, но возле небольшой трибуны с микрофоном было тесновато. Оксана подвела его Русакова к плотному улыбчивому мужчине в очках. При виде нее он расцвел:
– О, Оксаночка, безумно рад вас видеть! – сказал он, склоняясь к ее руке.
– Познакомьтесь, – она только улыбнулась, вытаскивая пальцы из руки мужчины, явно не желавшего с ними расставаться. – Русаков Ростислав Романович, советник господина Тонковидова. А это самый культурный человек нашей области – Борис Борисович Мельник.
– Очень приятно, – сказал Мельник, пожимая Ростиславу руку. – А Оксаночка у нас все шутит. Я – чиновник, хотя естественно ничто прекрасное мне не чуждо.
– А это виновник сегодняшнего вечера – художник Никифор Стариков. – Оксана протянула руку к вертевшемуся рядом худощавому пареньку с прямыми русыми длинными волосами, не испорченными влиянием шампуня.
– Здравствуйте, – несколько смущенно произнес художник. – Рад вас видеть.
– А где же папа с мамой? – поинтересовалась Оксана.
– В зале, в зале, смотрят. Хотя что, им тут смотреть, – немного сморщился Никифор. – Сейчас начнется, куда уж без них.
И, действительно, открытие выставки началось буквально через минуту. Больше никого представить Русакову Оксана не успела.
Открытие было самым обычным и протокольным. Выступил «самый культурный человек области», потом отец художника, какая-то дама, сам виновник торжества. Затем
