Они спустились вниз по лестнице. Комиссар уже достал свою трубку, намереваясь направиться в зал для курящих, когда Дронго вдруг спешно повернул к стойке портье и попросил телефонный аппарат. Он набрал номер, послушал в трубку и улыбнулся. Затем еще раз набрал и улыбнулся еще шире.
— Никакой он не робот, — крикнул Дронго, — железный старик! Сделал вид, что ему не интересны наши сообщения, а у самого телефон занят. Думаю, как только мы вышли, он сразу бросился к аппарату.
— Боюсь, что Карнейро не оплатит мне даже мои завтраки, — улыбнулся комиссар.
Чтобы пообедать в спокойной обстановке, они прошли в гриль-ресторан, где днем бывало относительно немноголюдно. Сейчас здесь обедала только семья из Швейцарии, расположившаяся в самом центре зала. Отец рассказывал детям какую-то забавную историю. Всем было весело. Даже строгая и молчаливая мама улыбалась, глядя на своих задорно смеющихся детей.
— Что вы обо всем этом думаете? — спросил Дронго.
— Неприятная история, — признался комиссар, — с одной стороны — аферист Шокальский, с другой — мошенник Карнейро. Не слишком ли много проходимцев на одно убийство?
— Они слетелись не на убийство, а на большие деньги, — напомнил Дронго. — Кажется, еще Маркс говорил, что, если обеспечить пятьсот процентов прибыли капиталу, он не остановится ни перед какими преступлениями. У меня такое ощущение, что эти слова актуальны и сегодня.
— Только не надо Маркса! — взмолился Брюлей. — Меня и так обвиняют, что я слишком часто высказываю левые взгляды, хотя я всегда голосовал за республиканцев. Даже подлец Карнейро сказал, что у меня левые взгляды.
— А у меня действительно левые, — отозвался Дронго, — и я никогда этого не стеснялся. Мне кажется, что социальная справедливость необходима не в меньшей мере, чем свобода. Дикая свобода без справедливости превращается в пародию свободы. А желание обеспечить относительную справедливость без свободы делает из государства казарму. Еще никому не удалось сочетать свободу и справедливость, хотя — ради справедливости — отмечу, что ваша страна, комиссар, наиболее приблизилась к этому идеалу. Может быть, только скандинавские страны продвинулись чуть дальше.
— Потом поговорим о разнице в наших взглядах, — предложил Брюлей, — давай вернемся к Фармеру. Он нам не понравился. Но на этом основании его нельзя считать убийцей.
— Муж, убивающий свою жену, это классический сюжет, — заметил Дронго, — но мотивы, мотивы… Какие могут быть мотивы у холодного старика, которого интересует в жизни только его бизнес? Вы видели, как он ожил, когда разговор зашел о подписании контракта? Больше ему ничего в жизни не нужно. Только деньги. Интересно, сколько у него денег? Если тратить по миллиону в день, то, наверное, хватит на весь остаток его жизни.
— Они не способны остановиться, — проворчал Брюлей. — Думаешь, только из-за денег? Им важно чувствовать себя в форме, постоянно побеждать, доказывая, что ты еще хищник с зубами и когтями. Итак, он мог убить Сильвию?
— Конечно, мог.
— А подбросить патрон в номер своей племянницы?
— Мог, — кивнул Дронго. — Ночью она пришла к нему и сообщила про отъезд Энрико Вилари. Потом снова пошла к себе, взяла бутылку и спустилась вниз на террасу. У него было достаточно времени, чтобы проникнуть в ее номер и оставить там патрон.
— Тогда он остается у нас главным подозреваемым, — нахмурился Брюлей. — Однако давай рассмотрим и другую версию. Такой человек не станет стрелять из ревности или из-за обычного семейного скандала. А вот если он узнал, что жена помогала конкурентам… Например, выложила Карнейро все об Илоне, при помощи которой хотели сорвать подписание контракта?
— Можно поспорить. Я не верю, что Фармер сам рассказал своей жене об Илоне. Он замкнутый человек, никого не пускающий в свое сердце. Зачем ему посвящать в такие подробности молодую жену? Хотя… погодите. Я вспомнил. В первый день, когда я стоял у бассейна, эти женщины, не замечая меня, громко спорили рядом. Кэтрин и Сильвия. И тогда Кэтрин сказала, что лет двадцать назад в Лондоне ее дядя хотел отписать часть денег какой-то топ-модели. Кэтрин еще добавила, что уже рассказывала об этом своей подруге.
— Становится интересно, — комиссар оглянулся по сторонам, — Фармер тоже сказал нам, что об этом случае могла помнить Кэтрин. Ей тогда было чуть больше тридцати. Ты не знаешь, здесь можно курить?
— Рядом сидят дети, — показал Дронго, — значит, нельзя.
— Единственно, кому я завидую, — признался Брюлей, — это некурящим людям. Скажи честно, ты никогда не пытался закурить?
— Ни разу в жизни не выкурил ни одной сигареты, — улыбнулся Дронго, — у меня и отец никогда не курил, и даже дед.
— Какие счастливые люди, — вздохнул комиссар, — а мой отец любил трубку и меня к ней приучил. Я уже полвека курю трубку, и меня невозможно от нее оторвать. Значит, ты слышал, как Кэтрин говорила об этом Сильвии?
— Они вспоминали Лондон, но тогда я еще не знал, что именно случилось в Англии, хотя подсознательно отметил их диалог. Они ругались, и эта фраза была не самой важной.
— Нужно поднять Кэтрин и еще раз с ней поговорить, — предложил Брюлей.
— Если ее сейчас разбудить, она будет в таком состоянии, что ничего нам не скажет, — заметил Дронго, — надо подождать, пока она сама не проснется. Между прочим, меня тоже в сон клонит. Я почти не спал этой ночью, а после упражнений с пани Илоной оставаться без здорового сна особенно тяжело.
— Неужели ты жалуешься?
— Пока нет. Но еще одна такая ночь, и я просто свалюсь. Учтите, что и прошлой ночью я не особенно много спал.
— Давай с самого начала. Кто у нас есть среди подозреваемых? Первый — это Энрико Вилари. Второй — Джеймс Фармер. Третья — Илона Томашевская, что бы ты ни говорил. И четвертый — наш адвокат. Или можно еще кого-то включить в этот список?
— У меня получалось десять, — признался Дронго, — хотя ясно, что Кэтрин и ее визажистка могут быть включены лишь условно, а против остальных четверых мужчин у нас ничего нет. Мурашенков, Сарычев, Мануэль Сильва и Шокальский. Последнего я бы включил в ваш список, поменяв его местами с Илоной. Она всего лишь орудие в руках негодяев.
— Ты уверен, что она не могла выстрелить в Сильвию?
— У нее, возможно, могли быть какие-то мотивы, но их недостаточно для убийства.
— Десять человек в качестве подозреваемых — это слишком много, — покачал головой комиссар. — Сколько времени тебе нужно, чтобы отдохнуть?
— Два-три часа.
— Отправляйся спать, а я подожду, когда проснется Кэтрин Фармер. Хочу задать ей несколько вопросов.
— Вы меня отпускаете?
— Пока не вернется ее муж и не проснется она сама, ты мне не нужен. Какой толк в наших разговорах, если мы все равно топчемся на месте.
— Мне кажется, что вам нужно еще раз поговорить с адвокатом.
— И сказать ему, что он мерзавец? Предположим, что все рассказанное Шокальским правда. Ну и что? Я полицейский комиссар, хотя и бывший. И должен опираться только на конкретные факты. В чем вина Карнейро? Пригласил сюда поляков, которые должны сбивать русским цену? На любой бирже так поступает большинство брокеров. Либо сбивают цену, либо поднимают ее. Ничего наказуемого здесь нет. Свободная страна, свободная цена, можете торговаться. Попросил привезти с собой Илону? Тоже не очень страшное преступление. Он мог не знать, что она двадцать лет назад встречалась с Фармером. И даже если знал… Объяснит, что хотел вызвать чувство ностальгии у Фармера, сделать ему приятный сюрприз. Что мы конкретно скажем адвокату? Что он мерзавец? Это и так понятно, без фактов. А вот какие обвинения мы ему предъявим? Не хочет заключения контракта между Фармером и Мурашенковым? Я правильно произношу его фамилию? Это нормально. Я думаю, многие не хотят такого контракта.
— Если вас послушать, то виноватых вообще нет. Кто-то приехал на машине, вошел в здание отеля, убил Сильвию Фармер и уехал. Вы верите в такой вариант?
— Нет, не верю. На выезде стоят камеры, которые фиксируют появление любой незнакомой машины. Ни один случайный гость не смог бы войти в здание отеля просто так. Значит, незнакомцев просто не было. А были только наши подозреваемые. Десять человек. Один из которых — убийца. И нам нужно его найти. Лучше ты не ходи спать, а найди этих русских. И поговори с ними. Может, они знают какие-то подробности контракта, которые выведут нас на тех, кто противится его заключению. А может, они сами пытались найти посредников и выходили на Сильвию. Или на Илону. Я не знаю, что еще можно предположить. У нас нет возможного виновника преступления. Никого конкретно, кроме Энрико Вилари, у которого был очень важный мотив и с которого мы пока не снимаем подозрений.
— Вчера он делал все, чтобы они вернулись из поездки как можно позже, — вспомнил Дронго. — Кэтрин рассказала мне, что он неожиданно попросил купить ему часы. И сам предложил свернуть с трассы, чтобы заехать в Албуфейру. Если он знал про смерть Сильвии, почему он сознательно тянул время и не возвращался в отель?
