Громов связал руки неподвижных мужчин брючными ремнями, собрал пистолеты и мобильные телефоны, выбросив их кучей в соседнюю комнату. Достал деньги из сейфа, встроенного в книжный шкаф. Бросил в сумку пару белья и теплый свитер. Подхватив Марику под руку, он спокойно вышел на улицу. Автобус с затемненными окнами, куда вороновские планировали погрузить Марику, стоял напротив подъезда.
Петр как ни в чем не бывало посадил Марику в свой автомобиль, припаркованный почти рядом с автобусом. Он спиной чувствовал каждый шорох и в случае нападения был готов вступить в схватку. Однако интуиция подсказывала, что все обойдется.
— А где наши? — спросил водитель.
— Не знаю, — безрадостно заметил сотрудник, оставшийся в автобусе. Он уже понял, что случилось непредвиденное.
«Может, задержать этих двоих? Попробуй задержи. Если матерые опера во главе с Мартыновым не справились, то лучше не нарываться».
В машине раздалось пиликанье радиотелефона.
— Где Мартынов?
«Всем сразу понадобился, — раздраженно подумал мрачный оперативник. — Вам лучше знать. Вы его сюда посылали».
Не скрывая недовольства, коротко доложил:
— Мартынов и двое наших остались в доме. О них ничего не известно. Объекты только что вышли, спешат уехать. Может, их задержать?
— Ни в коем случае.
— Забрать наших?
— Не успеешь. Сейчас на месте будут менты из УВД. Линяйте оттуда быстро.
— Понял, — уже с большим энтузиазмом отозвался оперативник и кивнул водителю.
Автобус резко рванул с места и скрылся во дворах, подальше от места разборки. За окном мелькнул автомобиль Громова. Он спешил совершенно в другом направлении.
* * *
Ратов не случайно обратился за помощью к Громову. Причиной послужило доверие, которое внушал этот умный и всегда спокойный человек, а также рассказы Бровина, что в прошлом Петр работал в научно-технической разведке. Несмотря на относительную молодость, он раздобыл для России технологические секреты, стоившие не менее полумиллиарда долларов. Потом Громов принял решение, что с него хватит испытывать судьбу, и решил полностью посвятить себя научным исследованиям, не исключая, что они будут иметь еще большую ценность.
— Наша замечательная страна нашпигована людьми, которые воевали, занимались разведкой или по меньшей мере участвовали в силовых разборках, — делился Бровин своими наблюдениями. — Невероятно, как много мужчин получили ранения, увечья, тяжелейшие травмы. Такие следы остаются после войн или стихийных бедствий. Это я знаю как хирург.
Ратов легкомысленно воспринимал сетования дяди, пока на собственном опыте не столкнулся с экстремальными ситуациями.
Ему казалось, что должны пройти десятилетия, а возможно, и века спокойной жизни, чтобы общество избавилось от шрамов, глубоко въевшейся агрессии, жестокости, паталогической подозрительности. Хотелось верить, что в принципе это возможно. Но потом случалось очередное неприятное открытие, и становилось ясно, что с этими особенностями больного общества как-то нужно уживаться, а не надеяться на излечение — даже в отдаленном будущем.
Количество войн и конфликтов то уменьшалось, то увеличивалось. Они меняли свои формы, становились более изощренными и жестокими — в общем, никакого выхода не было и не могло быть. И за каждым участником этой общенациональной трагедии стояли судьбы, друзья, пострадавшие от несправедливости родственники или возлюбленные. Они приходили на помощь друг другу, не очень-то рассчитывая на государство, которое состояло из таких же озлобленных людей, не брезгующих жестокостью.
Громов, пройдя богатую событиями жизненную школу, давно понял подобную логику, и это придавало ему спокойствия, житейской мудрости и гарантировало трезвость решений.
Отъехав от дома, Громов не обнаружил ничего подозрительного. Он оставил автомобиль в тихом переулке — пусть ищут, — а затем вышел с Марикой на шумную улицу, где без труда поймал машину до аэропорта.
Не доезжая до аэровокзала, Петр отпустил «бомбилу» и пересел с Марикой на попутный микроавтобус, направляющийся в сторону грузового терминала. Там он нашел проходную, охранявшуюся военными, и вызвал по телефону своего друга Дмитрия, служившего в военно-транспортной авиации. Накануне он уже встретился с ним и предупредил, что, возможно, ему и еще одному «гражданскому лицу» потребуется срочно покинуть город.
— Что за «лицо», красивое? — с понимающей усмешкой спросил Дмитрий.
— Да, очень. Молодая девушка, — признался Петр.
— Ну не «втирай» мне, что по служебной необходимости. Хочешь сэкономить. Имей в виду, на курорт наши транспортники сейчас не летают. Может, только в Абхазию. Тебя это устроит?
— А по другим маршрутам?
Услышав, куда планируются ближайшие полеты, Громов неожиданно обрадовался.
— Вот этот рейс подойдет. Поможешь? В случае острой необходимости.
— Не вопрос. Двоих я пристрою. Особенно если «гражданское лицо» симпатичное.
— Не сомневайся, — заверил Громов.
Появившись у проходной, Дмитрий первым делом посмотрел на Марику и кивнул. Громов не обманул: «гражданское лицо» было весьма привлекательным, хотя и несколько растрепанным, если не сказать испуганным.
— Не волнуйтесь, — успокоил он Марику. — Несколько часов полета, и вы на месте.
«На каком таком месте я окажусь через несколько часов, очень бы хотелось знать, — размышляла девушка. — Но как об этом спросишь? „Простите, а куда мы, собственно, летим?“ Так, что ли? Нет уж, спасибо».
Громов сделал вид, будто не заметил вопросительных взглядов Марики, и удовлетворенно вздохнул:
— Хорошо, что успели. Вылет через час.
— Минут через сорок, — поправил Дмитрий. — Садитесь в «газик», подъедем к самолету.
Загудели запущенные двигатели. На взлетной полосе остался Дмитрий, который меланхолично разглядывал разворачивающийся для разбега «транспортник». Поднявшийся ветер бросал в лицо хлопья снега. Щеки раскраснелись. Он последний раз махнул рукой и, не дожидаясь взлета, сел в микроавтобус.
Громов налил Марике кофе из оставленного заботливым Дмитрием термоса и предложил бутерброды.
— Как я в роли стюарта?
— Международный стандарт. Чувствуется хорошая школа, — пошутила Марика. Только сейчас она почувствовала, как проголодалась. Позавтракать в квартире Громова не успели. Помешали нежданные гости.
Отхлебнув горячий кофе, Марика пришла в себя и наконец спросила:
— Я понимаю, что секрет. Но куда мы все-таки летим?
— На Сахалин, — ответил Петр. — Еще кофе?
Вся команда относилась к нему с уважением и даже подчинялась его приказаниям.
Совещание у премьера началось традиционно — с жалоб на министра финансов Кудрявцева.
— Совсем распоясался. Заявляет, что у России пятьдесят лет не будет благоприятных внешних условий. А зачем тогда работать? Для собственного удовольствия? Люди руки опускают, — возмущался вице-премьер Сазонов.
— Вообще-то нам этого не надо. Мы ни от кого не зависим. У нас достаточно ресурсов, — абсолютно спокойно заметил премьер.
— Президент, кстати, возмутился этим заявлением. Посоветовал коллегам по правительству языки поумерить. А если не можешь сдержаться, иди работать в другом месте, — дополнил картину Сазонов.
— Кому и где работать, совместно будем решать, — раздраженно заметил премьер.
* * *
Сазонов знал, кому пожаловаться. В правительстве сложилось твердое мнение, что министр финансов держится на плаву только благодаря личной поддержке премьера. Основания для постоянных жалоб и стенаний, конечно же, были веские. Россия оказалась единственной страной в мире, где финансы отделили от производства. Денег не допросишься. Бизнес в открытую требовал отставки «главного счетовода».
Все напрасно. Потом случилось безобразие с «медленной и плавной девальвацией». Выдали банкам огромные деньги, а они ушли на спекулятивные операции. Зачем тогда экономили? За эти фокусы потребовали отставки председателя Центрального банка. Но премьер и его взял под защиту и тем самым фактически освободил от ответственности. А это выгодно министру финансов. «Банкир-профессор» — его человек.
Можно сколько угодно возмущаться, но если премьер не даст отмашки, то эти «счетоводы» и дальше будут рулить финансами, создавая для всех невыносимые условия. А теперь еще и пугать вздумали.
— Когда я поступал в разведшколу, меня один добрый человек и опытный профессионал предупредил: «Будешь чувствовать себя как слепой, которому сделали операцию на глаза и вернули зрение. Не всякий выдерживает», — поделился воспоминаниями премьер. — К Министерству финансов есть конкретные претензии?
