Всё, что мы видим на поверхности нынешней политической жизни, — это на 90 % плоды искусственного бытия ослабевших народов. Клики, теряющие самостоятельное этническое значение, сознают великую силу общественного мнения и уже покорили его, пользуясь самыми грязными методами. Они всячески препятствуют просвещению суеверных толп, внушая им совершенно превратные понятия… Марксизм, — и это говорит марксист Сталин, — одно из таких превратных понятий, обслуживающих агрессию мертвецов против живых… С помощью этого компилятивного учения пока ещё можно обезоруживать правящие круги и устанавливать диктатуру заговорщиков, опирающихся на энергию и энтузиазм черни, но честно управлять и строить с помощью марксизма сегодня нельзя. Марксизм не предназначен для созидания, его содержание и суть — агрессия и разрушение… Пока я использую марксизм, но не в целях созидания, а для сопротивления новым агрессорам. Отбрасывать его чуть-чуть рановато: в истории, и это известно со времён Древнего Египта, самое бесперспективное — пытаться обойти Время. Время — это скорость протекания естественных реакций. Неандертальца вы никогда не смогли бы выдрессировать в респектабельного буржуа, а Троцкого — преобразовать бы в бескорыстного старца Оптиной пустыни… Так что на очереди у нас укрепление строя, его принципиальное обновление и постоянная модернизация. Чуть только «лагерь социализма» превратится в серьёзного носителя новой цивилизации, мы полностью уйдём с империалистического рынка. Этот рынок грабительский, и мы оставим грабителей: живите, как хотите. Мы приступим широким фронтом к обновлению общественной философии и созиданию, разумеется, добровольному, подлинно социалистических форм бытовой культуры, предлагая тем самым всем кризисным государствам единственную альтернативу. Но не навязывая. Параллельное существование любой иной формации будет только укреплять наши созидательные силы. Мы будем видеть не фасады, как теперь, а изнанку всех режимов.
В социалистической общине человек впервые обретёт сам себя и обратит всю мощь своего духа не на псевдокультурный мусор повседневья, а на сущностные проблемы бытия. Для этого он должен быть полностью свободен и полностью равноправен в своих фактических возможностях.
Как бы ни прогрессировала техника и технология, человек останется сердцевиной созидательного процесса, богом, нарождающим новые хлебы, новые одежды и новые идеалы. И поскольку паразитам и злодеям нестерпим контроль со стороны коллектива, они будут выступать против коллектива, за «свободу индивидуального развития». Победа лжи им нужна только для того, чтобы сосать силы и мозги беспомощных, введённых в заблуждение миллионов. Поэтому, если мы и допустим индивидуальные, частные хозяйства в секторе, не охваченном общинами, мы не оставим их бесконтрольными, будем наблюдать за тем, чтобы они не эксплуатировали других, безразлично, в какой форме, наёмного труда или взятки, или вымогательства, или прямого обмана и сговора с внешними силами вторжения. Человек имеет право на свою личную свободу, но не имеет права строить её за счёт рабства другого или других. Свобода терроризировать и убивать — нельзя признавать такой свободы. Это и есть фашизм, который был до Гитлера и остаётся, к сожалению, и после него…
Многонациональный состав мира — не проклятие его, это его богатство, его сила и красота. Создавая беспорядки, интригуя среди народов, шайки негодяев взращивают на возникающих сложностях систему террора, которую якобы способен преодолеть только интернационализм. Мы должны размежеваться с ними, но размежеваться без потерь и без насилия. И это: коммуна или община, которая в состоянии разрешить любые проблемы так, как их уже не может разрешить даже наша Советская власть…»
Старый вождь говорил о том, что непреложные связи жизни разорвать не под силу никакому стратегу. Если в обществе есть те, которые грезят о сверхбогатстве, всегда будут нищие. Если в обществе процветает разврат и насилие, оно не сможет сделать ни единого шага в своём духовном развитии. Если при организации каких-либо процессов растёт бюрократия, значит, правитель выбрал совершенно ложные цели…
Он пришёл к выводу, что народы останутся пешками на мировой шахматной доске, пока не сумеют создать новую традицию, при которой лучшие мудрецы нации станут фиксировать свой опыт и передавать его претендентам на правление… Он считал, что самую большую и важную тайну сегодня представляет не численность армий или их оснащённость, не новейшие типы самолётов и танков, а разработки по естественному приспособлению народов к самому эффективному быту. «Главное богатство и высшую гордость наций составляет их потенциал к духовному совершенству, основанный на эффективном быте».
«Но что же плакать и рвать на себе волосы? В жизни обратного хода не бывает. Я думаю, решение реально переменить судьбу народов к лучшему явится мировым признанием нового героического подвига советского человека, испившего всю горечь мировых гнусностей, но нашедшего в себе силы для гармонии…»
Сталин напоминал, что учесть надо всё: и то, что страны народной демократии будут держаться до тех пор, пока будет сильна и непобедима советская армия, пока СССР сможет оказывать колоссальную помощь элите этих стран. «Их будут перекупать наши противники и, конечно же, перекупят: высокие идеалы не могут пустить глубоких корней в этих странах, они изъедены торгашеством и эгоизмом, они вряд ли примут с первой попытки жертвенность и терпение советских народов…»
Сталин предвидел, что движение к подлинной свободе оживит вражеское подполье у нас в стране. «Вот отчего нужна община: только она убережёт от разрушительных махинаций неисчислимых фокусников и «учителей жизни. Только община сделает необратимой нашу удивительную и уникальную историю…»
«А встают ещё другие сложные вопросы — мировая валюта, мировой рынок. В принципе, мы устоим только тогда, когда сумеем обойтись и без мировой валюты, и без мирового рынка — он уничтожает здоровые экономические отношения в любой стране в угоду финансовым акулам и их стремлению к мировой власти.»
«Мы должны быть устойчивы в каждой клетке своего организма. Это — община как вершина демократии и вместе с тем вершина порядка и организации индивидов. Решит не мера труда сама по себе, а мера нравственности снизу доверху, включая нравственность власти…»
Она сползла с высокой кровати, ощущая тошноту, изжогу и слабость во всём теле. Её вырвало на ковёр, который Борух привёз неделю назад из-за границы. Ковер выткали в Италии — чёрные перекрещивающиеся треугольники на голубом фоне…
Шатаясь, добралась до ванной, сбросив по пути испачканные слизью бикини и кружевной лифчик. Ещё раз блеванула возле белоснежной двери с золотыми разводами вдоль ромбов рифлёного стекла.
Открыла горячую и холодную воду до отказа — с рёвом хлынула вода в ванную-бассейн. Вылила в бурлящие потоки все содержимое флакона шампуни, которую нашла в шкафчике. И мылилась, долго мылилась — тёрла лицо, голову, тело и те части тела, которые лапал Штенкель, выдававший себя за американского немца.
Горел анус, кровоточила прямая кишка, рези были невыносимы.
«Сволочи, сволочи», — возмущённо шептала она, пытаясь смыть следы насилия, а потом долго стояла под горячим душем: «Господи, господи, как же ты терпишь всю эту грязь? Как же ты это допускаешь, отделываясь ловкими отговорками своих полусонных наместников?..»
Утром Борух привёз её в свой главный коттедж, который почему-то не сдавал даже за большие деньги, и уже в прихожей понудил Мару к совокуплению — прямо на полу, на шкуре медведя, которую он называл «Россия». Шкуру Борух выменял у какого-то бича за четыре бутылки водки в Красноярске, где останавливался по дороге на знаменитый никелевый комбинат, — он и там имел свой гешефт.
Потом они готовили пиццу, и он заставил её выпить два бокала крепкого вина. Она чувствовала, что Борух совершает какой-то ритуал.
Когда она захмелела, Борух сказал, стуча волосатым пальцем по золотым часам:
— Через полчаса здесь будут мои друзья. Если ты угодишь им, мы заработаем три тысячи баксов. Пятьсот твои сразу и пятьсот потом, если у меня выгорит дельце. Ребята — похлеще Оси Бендера. Тот знал тысячу способов изъятия денег у совков, они знают в два раза больше. Ни Россия-сука, ощенившаяся сегодня ельцинами и примаковыми, ни засраный Запад перед ними не устоят: они орудуют руками и ногами. Только не рыпайся напрасно…
Борух, взявший её клятвенными обещаниями если не руки и сердца, то пятидесяти тысяч долларов отступного, использовал её как приходящую по звонку блядь и теперь продавал своему будущему компаньону. О женитьбе или о пятидесяти тысячах «зелёных» речь уже совершенно не заходила.
