– Нравится она тебе? – счастливо спросила Элис.
– Прости?
– Флоренс.
– Ах, Флоренс. Неплохо, неплохо. Очень даже неплохо.
Вообще-то, она показалась ему шумной и тесной, да и ехала рывками, как это нередко случается с автомобилями с низким клиренсом и маленьким диаметром колес на деревенских дорогах.
– Хорошо, когда люк открыт, правда? В жаркие дни прохладно.
Через этот же люк выветривались и выхлопные газы, просачивающиеся сквозь пол из поврежденной выхлопной трубы.
Часам к двум они нашли уединенное место вдали от дороги и припарковали Флоренс в тени старого дерева.
– Разве здесь не чудесно? И так спокойно. Можно подумать, что мы вдали от цивилизации, правда? В сотнях километров отовсюду.
Элис покраснела от удовольствия.
Влюбленные пообедали сваренными вкрутую яйцами, заедая их черным хлебом с маслом, паштетом, сервелатом и сыром дольчелатте, и выпили литр красного вина.
Затем, держась за руки, они гуляли по лесу.
– Запах лабазника во влажном лесу, – произнес он.
– Что?
– Я всегда буду его помнить.
– А как он пахнет?
– Очень сильный аромат, маленькие кремовые цветы.
– Я не чувствую запаха. Я даже его не вижу.
Он показал:
– Вон там. Но для цветов еще слишком рано. Как и для запаха. Он появится не раньше июня.
– Почему ты всегда будешь его помнить?
– Это связано с детством, я думаю. Тогда все казалось ярче.
Они прошли еще немного, но начало нестерпимо палить солнце, и, почувствовав себя сонными, легли в тени деревьев, обнимаясь и целуясь, скорее, не охваченные страстью, а ища спокойствия и утешения, спокойствия и утешения от присутствия друг друга. Вскоре они погрузились в сон, а точнее, в полусон, они дремали, просыпались, прикасались друг к другу, снова засыпали, постепенно придвигаясь все ближе и ближе друг к другу.
Около четырех они проснулись, улыбнулись друг другу, поцеловались и побрели обратно к машине, держась друг за друга. Выпили кофе из термоса, полюбовались загородной зеленью и шевелящим траву ветром, ни о чем конкретном не думая, а просто наслаждаясь умиротворенностью сельской местности и тем, что были вместе.
Влюбленные опирались на машину, солнце грело их тела, они смотрели на зелень, не видя ее, общаясь физически и мысленно, не соприкасаясь и не разговаривая. Это был момент идиллии, окончание дня несбыточной надежды.
* * *
Тем временем в Лондоне происходило нечто ужасное, но они узнали об этом много позже.
Переговоры в Лейфилд Холле шли неплохо – неплохо для Нжала, поскольку главе Министерства торговли и его помощникам даны были четкие инструкции, основывающиеся на том, что скорость в настоящий момент важнее выгоды.
Нжала был сосредоточен и внимателен, но тем не менее, вполуха слушал радио.
Вскоре после четырех передали сообщение, что во время митинга бывших военнослужащих-евреев на Трафальгарской площади взорвалась бомба, убив шестерых и ранив еще нескольких участников. Диктор не был уверен относительно числа пострадавших, поскольку сообщения еще продолжали поступать.
Бомба, находившаяся в тонком черном кейсе, была брошена в толпу из машины, вылетевшей на большой скорости со Стрэнда, пересекшей площадь и исчезнувшей на Пэл Мэл. Позже машину нашли брошенной на площади Сент-Джеймс, где ее пассажиры, двое мужчин, по-видимому, пересели в другой автомобиль и скрылись.
Нжала выключил радио и сказал:
– Как вы знаете, я антисемит, но всей душой ненавижу терроризм и беспорядочные убийства. Я предлагаю встать и почтить их память минутой молчания, а переговоры продолжить завтра.
Так они и сделали, все выглядели мрачно и серьезно, особенно Нжала, периодически теребивший свой тяжелый золотой браслет.
* * *
Эббот привез Элис в маленький деревенский паб неподалеку от Окли, где подавали простую и вкусную еду, и они съели пирог с мясом и почками, запив его бутылкой бургундского.
– Что хочешь делать вечером?
– Хочу, как простой обыватель, валяться на диване весь вечер и смотреть дурацкие передачи по телевизору. И засыпать. А потом отправиться в постель с моим красавцем мужчиной. Ты знаешь, что ты красивый?
– Держу пари, ты говорить это всем своим парням.
На обратном пути они включили радио и услышали в новостях про взрыв. Ответственность за него взял на себя "Черный Сентябрь".
Остаток пути они проехали молча. Элис стало холодно, и она надела свитер.
* * *
Остатки кейса и бомбы были аккуратно сложены на столе начальника Департамента.
Вместе с ним в кабинете были Смит, два эксперта по взрывным устройствам из Ярда, Шеппард и министр.
– Это бомба нового типа, – начал один из экспертов, – а точнее, улучшенная модификация старого. Они сумели сделать так, что разрывная часть сначала подбрасывается первым зарядом бризантной взрывчатки на высоту шестьдесят – девяносто сантиметров над землей, а затем при подрыве основного заряда и вторичной детонации ее осколки разлетаются в разные стороны, что, разумеется, сделало эту бомбу крайне эффективным орудием убийства.
Он еще долго рассказывал про структуру бомбы, ее механизм, взрывное устройство, фугасное и осколочное воздействие, но его объяснения были понятны только второму специалисту, тогда как остальные не поняли ни слова.
Начальник Департамента тепло их поблагодарил, и эксперты ушли.
– Что мне непонятно, – начал начальник Департамента, – так это, как они протащили этот чертов кейс в страну. Со всем нашим изощренным оборудованием в аэропортах мы, казалось бы, должны были его в два счета унюхать.
– Может быть, ИРА протянула им руку помощи? – предположил Смит.
– Я бы сказал, что у ИРА и так хватает забот со своей контрабандой, им не до помощи посторонним.
– В любом случае, – сказал министр, – между ИРА и "Черным Сентябрем" нет никакой связи, ведь так?
– То, что нам неизвестно об этой связи, – ответил начальник Департамента, – совершенно не означает, что ее не существует.
После недолгой паузы заговорил Шеппард:
– Есть связь между Нжала и "Черным Сентябрем".
– Нам об этом известно, – ответил начальник Департамента. – У них в Бейруте состоялась секретная встреча, по крайней мере, он думал, что она секретная, предполагалось, что он поехал туда отдохнуть.
– Он мог привезти им кейс. Никто ведь не проверяет багаж главы государства, приехавшего с визитом.
– Да ну, что вы, – сказал министр. – Вы же не думаете, что Президент стал бы...
– Именно так я и думаю, – ответил Шеппард.
– На каком основании?
Шеппард вздохнул.
– Не очень-то убедительном, боюсь. Просто пара странных моментов, ничего не означающих по отдельности, но, взятые вместе, да в свете прошлых событий, они уже о чем-то говорят.
– Ваши рассуждения меня завораживают, – сухо произнес министр. – Пожалуйста, продолжайте.
– Я бы предпочел, чтобы вам рассказал сержант Робертс, если вы не возражаете. Он вчера дежурил в отеле, к тому же, он довольно сообразительный парень, действительно сообразительный, и ждет в коридоре.
Вошел сержант Робертс, и Шеппард отрывисто сказал:
– Ты знаешь некоторых из этих джентльменов, остальных тебе знать необязательно. Расскажи им то, что рассказал мне.
Робертс был молод и выглядел смышленым. Он прочистил горло и, нервничая поначалу, довольно скоро обрел уверенность в себе.
– Так, – сказал он, – вчера вечером президент Нжала и его секретарь спустились поужинать в холл. Само по себе это уже было довольно странно. Насколько я помню, до этого они делали это всего лишь однажды, когда внизу проходил показ мод, и они пришли поглазеть на девочек. Я имел в виду...
– Все в порядке, сержант, – перебил начальник Департамента, – мы поняли, что вы имели в виду. Продолжайте.
– Его вообще обычно не бывает в это время в отеле, но если он и в гостинице, то всегда ужинает у себя в номере.
– И, тем не менее, – сказал Шеппард, – если ему захотелось для разнообразия выпить чашечку чая в холле отеля, в этом ведь нет ничего странного, не так ли?
– Конечно, сэр. Так я себе и сказал. Но было еще кое-что: у него с собой был один из этих дешевых деловых кейсов. Ну, вы знаете, вроде тех, что по десять центов за дюжину, как говорится.
Начальник Департамента указал на остатки кейса на столе.
– Вроде этого? Или того, что от него осталось.
– Трудно сказать, но... Я бы сказал, что да. Еще одна вещь мне показалась странной: почему он нес его сам? То есть, почему не поручил это своему секретарю? Конечно, я не думал об этом тогда, это просто вроде тех дурацких праздных мыслей, которые заполняют голову, когда нечем больше заняться.
– Мне ваши мысли не кажутся ни дурацкими, ни праздными, – сказал начальник Департамента. – Наоборот, они свидетельствуют о вашей своего рода инстинктивной проницательности, благодаря которой вы можете очень далеко пойти в вашей профессии.
