— Вы позволите, сэр? — низким приятным голосом произнесла она, поднося к его сигарете сложенную чашечкой ладонь с горящей спичкой. Арчи прикурил и удивленно поднял глаза.
— Где это вы научились так складывать ладонь? — спросил он. — Совсем по-мужски.
Она улыбнулась.
— У своего отца. Когда я начала курить, он заявил, что, раз уж мне неймется гробить свое здоровье, надо по крайней мере делать это по всем правилам.
— Но такой жест должен казаться вам, женщинам, не Очень изящным.
— Ничего страшного, — возразила она. — Я и без того достаточно изысканна в манерах.
— Господи, уж не припомню, когда я в последний раз вел такую глупую беседу, — с улыбкой сказал Арчи. — Может, лучше потанцуем?
В танце она держалась прекрасно, не млела, но и не отпихивала стыдливо партнера, не старалась подтащить его поближе к оркестру, не мычала мелодию и не пялила глаза на соседние пары. Когда музыка смолкла, Арчи подвел девушку к бару. Она заказала виски и промолчала, когда ее партнер попросил стакан содовой.
— Как вас зовут? — спросил Арчи.
— Кей Оркотт, — ответила она. — Из Далласа. А вас?
— Арчи дю Пейдж, из Рочестера. Гну спину на министра финансов. Как вы знаете, он сейчас здесь и домогается президентства.
— А я — за Робертса. Точнее, моя матушка, ну да, стало быть, и я тоже. Она у меня важная шишка в техасской делегации.
— Неужели Грейс Оркотт, член национального женского комитета?
— Да. Она вам нравится?
— Вы — больше.
— Ну, это потому, что я моложе и тоже одинока.
— Что значит «тоже»?
— Вы ведь не женаты?
— Как вы догадались?
— Сразу видно. Женатики обычно все такие напыщенные…
— Скажите, вы всегда такая, или это из-за бала?
— Просто вы мне нравитесь.
Они присели и принялись болтать, потом снова потанцевали и опять болтали обо всем на свете, избегая затрагивать политику. Когда Арчи взглянул наконец на часы, было без двадцати пяти одиннадцать!
— В одиннадцать я должен быть на собрании, — сказал он. — Но к половине двенадцатого освобожусь. Вы не хотели бы пойти сегодня куда-нибудь? В Чикаго все открыто до утра.
— С удовольствием, — просто ответила она. — Мы остановились в «Восточном Амбассадоре». Можете заехать за мной, как управитесь с делами.
— В одиннадцать сорок пять, ладно?
Она кивнула, и Арчи побежал на стоянку такси.
На пятом этаже здания, в котором разместился клуб «Чикаго», Арчи вышел из лифта и зашагал по коридору к комнате под номером 100. Стэнтон Колби, чикагский биржевой маклер, возглавлявший национальный финансовый комитет республиканцев, приветливо встретил его в дверях. Номер был полон гостей, облаченных в вечерние костюмы, гул голосов мягко сливался со звоном бокалов. Внезапно наступила тишина, и все пятьдесят членов клуба «5000», куда допускались только те, кто внес в фонд кампании республиканцев пять тысяч долларов и больше, как по команде, повернулись к двери. Министр финансов Чарлз Манчестер вступил в комнату в сопровождении Оби О’Коннела, с сияющей улыбкой приветствовал Стэнтона Колби, после чего поздоровался с остальными присутствующими, обращаясь к каждому просто по имени. Держался он непринужденно, уверенно и спокойно. Наконец Колби поднял руки, требуя внимания.
— Господа, — объявил он, — сегодня у нас вечер встреч с кандидатами. Министр финансов любезно согласился уделить нам полчаса своего времени… Прошу вас, Чарли.
Манчестер развернул стул, оседлал его и сложил руки на спинке.
— Я не собираюсь держать речь, — сказал он. — До четверга еще много времени, успеете наслушаться риторики. Хочу повторить лишь то, что вам уже известно: если меня выдвинут кандидатом и. изберут в президенты, страна получит осторожную и бережливую администрацию. Обещаю не допускать бюджетных дефицитов, насколько это будет зависеть от меня. Однако и золотого века не ждите. Как человек, который четыре года помогал Стюарту сводить концы с концами, уверяю вас, что это занятие требует ежедневных отчаянных усилий. Я все же намерен как-то поправить дело, ибо теперь мне известно, за какие веревочки тянуть. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать, джентльмены. Можете начинать обстрел.
Первый вопрос прозвучал прежде, чем кандидат умолк, и задал его человек, сосредоточенно изучавший пепел на своей сигаре.
— Чарли, — произнес он, — нас всех интересует одно: по своей ли воле вы заговорили сегодня утром о ракетах, или же вас спровоцировали на это?
— Если честно, то я не собирался высказываться на пресс-конференции, — отвечал Манчестер, — хотя уже давно намеревался сделать этот вопрос частью своей программы, поскольку разбираюсь в его тонкостях. Поэтому и не отрекаюсь от тех слов.
— Значит, контракт «Дафна» будет расторгнут, как только вас изберут в президенты?
— Я попрошу лучших специалистов тщательно изучить его, но уже сейчас считаю, что Пентагон должен представить убедительные доказательства целесообразности проекта. Если же таких данных не будет, я расторгну контракт.
— Если вам так нужны деньги, почему бы не снять средства с социальных программ? — спросил какой-то господин с физиономией, похожей на полную луну. — Зачем непременно надо грабить Пентагон?
— Дело в том, что, даже разорив бюджет социальных программ, мы не сможем и неделю прокормить на освободившиеся средства министерство обороны.
— Мы восхищены вашей прямотой, Чарли, — сказал Колби. — Позвольте же и нам говорить с вами откровенно. Еще до вашего прихода мы обсуждали этот вопрос, и большинство здесь присутствующих сошлись на том, что ваша программа может разрушить или по меньшей мере серьезно расшатать экономику страны, если вы не проявите крайнюю осторожность.
Несколько секунд Манчестер молчал. Лицо его медленно наливалось краской. Кандидат достал серебряный портсигар, и Арчи понял, что босс пытается выиграть время, чтобы взять себя в руки. Манчестер закурил тонкую сигару, выпустил колечко дыма и стал смотреть, как оно лениво тает в воздухе. Наконец он встал, оттолкнул стул и повернулся к Колби. От непринужденной дружеской улыбки, минуту назад сиявшей на лице кандидата, не осталось и следа.
— Так вот, оказывается, й чем дело, Стэн, — проговорил он. — Оборона, национальная безопасность, способность обогнать Россию — все это лишь ширма, так? В действительности же речь идет о рабочих местах, окладах и, если уж быть до конца честным, о ваших прибылях, господа! Все ясно. Знайте же, джентльмены, что для меня эти материи вторичны. Иначе и быть не может. Поймите, господа, мы все сидим на пороховой бочке, и надо предотвратить взрыв, пока еще не поздно!
— У нас сорок подводных лодок, — продолжал Манчестер, — каждая из которых несет шестнадцать ракет типа «Поларис». Всего этих ракет Шестьсот сорок, и боеголовки их во много раз мощнее той бомбы, что сгубила тысячи человеческих жизней в Хиросиме. Далее, мы имеем восемьсот ракет «Минитмен» в специально оборудованных шахтах. Каждая такая ракета по мощности равноценна «Поларису». А теперь сопоставьте всю эту силу с тем обстоятельством, что в СССР всего сто пятьдесят городов с населением, превышающим сто тысяч человек. Что получится? Как я уже говорил сегодня утром, объединенная комиссия по атомной энергии утверждает, что у нас есть девяносто тысяч — тысяч! — боеголовок мощностью от двадцати килотонн до ста мегатонн. Кроме того, мы располагаем достаточным количеством ракет-носителей, способных обрушить всю эту массу бомб на любую цель[1]. Честное слово, джентльмены, над этим стоит задуматься. То, о чем я говорил, представляет собой наиважнейшую моральную дилемму, стоящую сегодня перед человечеством и требующую немедленного разрешения!
Колби нервно вскочил на ноги и поспешил нарушить гробовое молчание, воцарившееся в комнате после выступления Манчестера.
— Спасибо, Чарли, — пробормотал он. — Мы все очень благодарны вам за приход сюда и… — он умолк, подбирая слова, — восхищены вашей прямотой. То, что такой человек, как вы, стремится стать президентом страны, не может не преисполнить гордостью наши сердца. Уверен, что каждый из здесь присутствующих желает вам удачи, — торопливо закончил он свою речь.
Манчестер обменялся рукопожатием с двумя-тремя финансистами, повернулся и вышел из комнаты, сопровождаемый членами своего штаба. На полпути к лифтам они встретили неприятеля.
— Чарли! — вскричал Робертс, протягивая руку. — Как ты думаешь, не опасно ли мне, деревенскому парню с Запада, соваться в это волчье логово?
— Не съедят, — ответил Манчестер. Его совсем не маленькая ладонь полностью исчезла в огромной лапе Робертса.
— Ой ли? — усомнился калифорниец. — Они же, как-никак, твоего поля ягоды, все больше банкиры да маклеры…
Манчестер улыбнулся. Кандидаты немного постояли, оценивающе оглядывая друг друга, потом разошлись. Любезности кончились. Подойдя к лифту, министр финансов услышал аплодисменты, доносившиеся из только что покинутой им комнаты, и остановился.
