на высокие должности? Генералы растаскивают армейское имущество. Судьи принимают решения по указке сверху. О Думе и вовсе ничего хорошего не скажешь — чем они только думают, принимая абсурдные законы?»
Стало грустно. Маша налила себе рюмку водки, выпила… И тут вернулось к ней то самое чувство, от которого вроде бы избавилась: «А может, я была права, когда ругала? Может, он не заслуживает доброго отношения к себе? Одно дело, когда мы с ним в постели, и совсем другое, если страна катится в тартарары. Есть искушение сказать всю правду, а там… Там будь, что будет! Хоть Колыма, хоть Соловки… Впрочем, у нас сейчас не 37-й год. И на том спасибо!»
Глава 5. На войне, как на войне
Уром настроение не изменилось, стало только хуже. И вот решилась высказать всё начистоту, не взирая на возможные последствия:
— А тебе не кажется, что вы открыли ящик Пандоры? Я имею в виду последние события.
— Да вовсе нет! Наша война справедливая, освободительная.
— С этим никто не спорит. Но какой ценой вы сможете добиться поставленных целей?
— На войне, как на войне. Потери неизбежны.
— А кто вернёт матерям их сыновей? Нашего согласия на то, чтобы начать войну, никто не спрашивал.
— Ты посмотри на рейтинг, на уровень поддержки. Он зашкаливает!
— Потому что одурачили народ.
Таких слов никто и никогда ему не говорил. Был бы на месте Маши мужик, мог огрести по полной, но тут приходится сдерживать себя. И тем не менее, чуть ли не кричит:
— Ну, это уже ни в какие ворота не влезает! — и немного успокоившись: — Неужели у нас все такие глупые, тупые?
— Да они просто не знают, что и как. От них скрывают информацию, только всё время пугают угрозой с загнивающего Запада. Ну и что с того, что нас окружают страны НАТО? Напасть на ядерную державу никто не решится. Тогда какие опасения могут быть?
— Маша, ты не понимаешь!
— Ну так объясни.
— Ведь ясно было сказано, что для ракет подлётное время до Москвы может составить несколько минут.
— И что? Наши ракеты размещены и за Уралом, и на подводных лодках в Тихом океане. Ответ будет сокрушительным! Ни один политик, даже полный идиот не решился бы ни с того и ни с сего нанести удар по нашей территории.
Аргументы серьёзные — тут криком делу не поможешь, приходится в кои-то веки признать, что оппонент прав или хотя бы недалёк от истины. Поэтому ответил так:
— Допустим. Ну и зачем тогда, по-твоему, всё это началось?
— А дело в том, что кое-кто хочет переформатировать реальность, избавившись от навязанного нам гегемона.
— Но это же уникальная возможность сделать мир более справедливым!
— И ты не в силах устоять перед этим искушением.
Удар в самую точку! Это приходится признать. В качестве оправдания можно сослаться на заботу о судьбах всех людей, населяющих планету, и прочие гуманистические идеи, высказанные в трудах философов, от Эвклида до Сенеки. Впрочем, на этот раз обошлось без упоминания «великих»:
— А кто смог бы устоять, окажись он на моём месте? Это благородная задача!
— Не спорю. Однако совершенно неподъёмная.
— Ты не права! Наша армия оснащена самым современным оружием, такого ни у кого больше нет.
— Ага, дорогущих гиперзвуковых ракет понаделали, а про грошовые беспилотники забыли. Именно они теперь диктуют тактику военных действий.
Опять удар — теперь уже под дых! В иных обстоятельствах он мог бы использовать радикальные методы — лишить квартальной премии, снять с должности, обвинить в пособничестве врагам, но с Машей не мог так поступить. Причины достаточно понятны, но дело даже не в том, что он испытывает к ней нежные чувства — ведь Маша в какой-то степени права. Поэтому самое время высказать сомнения:
— Это и впрямь довольно странно… Не могу понять, куда смотрели наши генералы.
— Кто в рот начальству, кто в собственный карман!
Маша привыкла высказывать свои мысли без оглядки на Уголовный кодекс, но он не может себе этого позволить:
— Ну, ладно. С беспилотниками мы вляпались.
— А как быть с поставками нашему противнику западных ракет большой дальности? Они же могут достать и до Москвы, и до Урала.
— Тут уж аналитики наши лоханулись.
— Всё потому, что не каждому дано предвидеть последствия принятых решений.
Опять права, хотя не хотелось бы в этом признаваться:
— И что же теперь делать, Маша?
— Не знаю. На мой взгляд, ситуация почти что безнадёжная.
Здесь тот самый случай, когда можно забыть о своей должности, о своём предназначении и хотя бы на время стать обычным человеком со всеми его комплексами, сомнениями и прочими заморочкам, которые одному из руководителей государства вовсе не к лицу:
— У меня иногда тоже возникают такие опасения. Может, всё бросим, Маша, и вместе уедем за границу?
— Нас там теперь никто не ждёт. Разве что в Северной Корее.
— Нет уж… Тогда биться до конца?
— Проблема в том, что никто не может предсказать, чем всё это закончится. Но даже если мы победим, даже если добьёмся поставленных задач, даже если гегемон будет повержен и юань станет мировой валютой… Пусть даже кому-то при жизни поставят памятник, для меня это ничего не изменит. А потому, что жертвы не оправданы! И это граничит с преступлением.
Он побледнел — никто не осмелился бы предъявить ему такое обвинение. С большим трудом удержался от того, чтобы послать её куда подальше:
— Какое ещё преступление? С тобой всё в порядке? Ты головой ударилась, что ли?
— Одно дело, когда враг напал на нашу страну, а сейчас совсем другое. Ведь гибнут ни в чём неповинные люди. Ну не могу я этого простить!
— Господь прощал и нам велел…
