роль отводится самому объекту, то есть вам.
– По себе не судите, да и парней с того берега здесь не видать. Или я что-то пропустил? – включился в обмен колкостями Алекс.
Инкогнито забарабанил пальцами по поручням кресла, казалось, собираясь с силами. Остановившись, полез в боковой карман пиджака, откуда извлек небольшой планшет. Но тут вновь задумался, будто на перепутье. Так и не задействовав его, глухо изрек:
– Вам передавали привет.
– Сын? – Алекс вскинул голову.
– Ваш недавний партнер…
– Партнеров у меня быть не может, я безнадежный одиночка. Разве что по загулу… Алкоголь возбуждает центр социализации. Человек животное стадное, ничего не попишешь – зов пещер.
– Женского пола… из Берлина… – уточнила «маска».
Если бы Алекс мог взглянуть на себя со стороны, то был обречен свой лик навечно запомнить. Не то чтобы он был шокирован или изумлен. Могло показаться, что весть о Марине прогнозировалась им с меньшей вероятностью, чем избрание Депардье в Российскую Думу.
Алекс не понимал, почему перестал себе принадлежать, то краснея аки отрок, то часто моргая, при этом фиксировал: огромное откровение ломится в его дверь. Имя ему Марина, явившаяся из ниоткуда и канувшая в неизвестность. Так стремительно, что словно вырезала себя из мироздания. Чтобы в ином из миров, нет, не объявится – послужить звездой, влекущей в вечность. Женщина из одних заглавных букв, разглядевшая в нем фигуру, достойную ее королевского внимания. Уникальный приз судьбы, делающий ее осмысленной. Женщина, подарившая физическую близость, памятью куда-то задвинутую, но причудливо воскресшую и осязаемую сей момент живьем. И только ради этого, преодолев полсвета, стоило к раненому зверю в клетку соваться.
– Я пока выйду. А вы смотрите… – инкогнито указал на экран, куда был поднят для просмотра ролик.
Алекс Марину едва узнал, хотя и понимал, что ролик пришельца, так или иначе, о ней. Она словно отяжелела и – не поверить – поглупела. Ее изящная осанка и мудрый, чуть надменный взгляд, будто примяты или затушеваны. Собственно, с такой он и расстался – женщиной, развинченной превратностями судьбы и взбунтовавшимся разумом. Женщиной, которая, он не сомневался, его любит и отдалась ему от большого чувства, пусть, скорее, завладела им…
Резкая перемена ее образа мешала вникать в смысл послания. Алекс собрался лишь, когда Марина всплакнула, укорив его в толстокожести и скудости воображения.
Оказывается, стайкой берлинских бомжей, доставившей ему в Берлине куртку с телефоном, руководила она, да, закамуфлированная до неузнаваемости. Он же, бестолочь, ее не узнал, что на его безучастном лице аршинными буквами проступало. Какие же мужчины чурбаны, не способные ни на чувство, ни на жертву и дальше своего носа не видящие. Пусть тот маскарад не только немцев, но и его должен был сбить с толку, поначалу… Но не пойди она на этот безумного риска шаг, где бы он в одних портках в Берлине притулился. Ведь ни родственников, ни знакомых. И, конечно же, получив от нее свое, не вспоминал о ней ни разу…
Прелюдия зацепила болью мысли и эмоций, пробудив сочувствие. Оттого ударного смысла пассаж – все им рассказать – будто преднамеренно «зареванный», отторжения у Алекса не вызвал. Наверное, сделала свое и ремарка: «Собаки, спущенные на тебя, пока рвут на части меня одну как возможную соучастницу. Если я, твой единственный друг, что-либо да значу, то придумай, как их задобрить. Ведь тебе, особи эпической, это по силам…»
– Вот, что господин Куратор, коль о знаках препинания моего приключения вы заговорили… – едва гасил эмоции Алекс, когда «маска» после краткой отлучки вернулась. – Согласен полностью: профилакторий пора с баланса списывать, уж не знаю чьего… Готов… как этот у большевиков?.. а, вспомнил, разоружиться! И выложить все до последней запятой…
– Вот и прекрасно, слушаю! – каталогизированный, наконец, инкогнито торопливо уселся. При этом, по возвращении с антракта, не то чтобы струил опаску – дескать, не переборщил ли с сюжетом Марининой исповеди? – медлил возвращать бразды правления, прислонившись к стене у входа со скрещенными руками на груди.
– Как раз этого – слушать – делать не надо, я вам не враг. Не могу не признать – ваша это заслуга или бенефициара – пожаловаться на отношение к себе не могу. Разумеется, оставив за скобками всю гниль шпионского ремесла, – извлек свой любимый снаряд – обух – Алекс.
– Вы в порядке, как вас понимать? – ужаснулся Куратор.
– Не только вам, – не повел и ухом Алекс, – но Нарышкину и Бондареву тоже. Более того, настоятельно рекомендую – держаться от разработки, насколько это возможно, подальше…
– Легко сказать… – казалось, вырвалось у Куратора.
– И тем более втягивать в историю случайных исполнителей, – продолжал расставлять акценты Алекс. – Хоть ваш ролик и постановочный или сделан под давлением, нет сомнений в одном: Марина – первая жертва, поплатившаяся за должностное соприкосновение со мной. Это ровно то, что рано или поздно ждет всю связку без исключений. Мотайте на ус…
– Стоп! – Куратор вскочил на ноги. – Красная карточка!
– Какая такая? Из ток-шоу Соловьева-Михеева? – последовав примеру Куратора, Алекс принял горизонтальное положение, только хладнокровно. Столь же спокойно… потопал к «маске», откровенно растерявшейся. Сто десять кило – не до шуток…
– Вот что, господин Куратор, – остановившись вдруг на полпути, заговорил Алекс, – меня самого раздражает, когда со своим уставом лезут в чужой монастырь. Как и понимаю, что я нелегкий пассажир, доставляющий жуткую головную боль. Но кроме как приноровиться друг к другу, иных альтернатив у нас нет. Поскольку в вашем аллюзивном ряду сплошные «ролики», а в моем – крайне токсичная тайна, то давайте отделим зерна от плевел, столь вас интригующих, но, поверьте, функционально ничтожных. Итак. Оба моих контакта – с Бондаревым и с вами – выявили грустную, но, к счастью, работающую на вашу безопасность истину: каков побудительный мотив бенефициара, стоящего за моей разработкой, вы не знаете. Побудитель этот из-за известного зевка подрядчика стал частично известен тому берегу, который, как и вы, живет сегодняшним днем, тупо следуя сиюминутным интересам. Но, начни я вас о том тщании просвещать, подпишу себе и главное – всем посвященным, включая вас, приговор. Ведь у моего признания может быть только один пользователь. То есть до тех пор, пока мой рот на замке, ваше будущее в рамках прогноза. Кому-нибудь другому объяснять это я бы не стал, поскольку мой потенциал, при всей приблизительности посыла, в полной мере одному куратору известен…
Куратор, новообретенный псевдоним полковника Селиванова, будто в подтверждение последней фразы, едва заметно кивнул. После чего, чуть подавшись назад, вновь уселся. Спросил:
– Если я вас правильно понял, вы готовы все
