Израилю карму полноценной демократии западного типа. И столь же подобающе отбыл отмерянный правосудием срок.
Справедливости ради ослиное неприятие Нетаньяху обвинений в мздоимстве имело под собой основания, поскольку в общепринятом смысле коррупционером он не был. Ни свалившихся с небес нулей на счету, ни имений на подставных лиц, ни прозрачных подразумеваемых партнерств. Всего лишь упаковки шампанского и коробки сигар, пусть достоинством во многие тысячи долларов. По сравнению со своими коллегами – главами Южной Кореи и Бразилии, уличенными в мега-коррупции, Нетаньяху казался милым птенцом, который попал под раздачу зарождающейся формации – атлантического извода большевизма.
Угодив в частокол превратностей правосудия, премьер странным образом зачастил в Москву. Было то совпадением или нет, но аналогия напрашивалась: не тянет ли подспудно жертву западного правового всесилия в вотчину нигилизма права?
Разумеется, все было куда сложнее хотя бы потому, что, пробив окно в Москву, Нетаньяху стал первым израильским лидером, вступившим в плотное взаимодействие с Россией, правопреемницей СССР, некогда злейшего врага Израиля. С чего стриг пусть тактические, но зримые купоны, формально сохраняя имидж регионального жандарма. Но, поскольку люки тех сношений были для общественности наглухо задраены, то никто не представлял, что в действительности в этом приватном боксе происходит. Нет-нет да напрашивалось: не прорабатывается в той герметике причаливание Нетаньяху в российский правовой офшор, когда ресурс отсрочек и крючкотворства в его противлении приговору иссякнет?
Глубокое знание пристрастий Нетаньяху подсказывало Йоси Коэну, что одно упоминание российской тематики с пометкой «Сегодня!», переданное через секретариат, пусть не залог, так предпосылка экстренного приема главой правительства, и резолюция на выходе, скорее всего, ОК. Другое дело, насколько занят премьер, не мастерит ли заплату на одну из прорех своего уголовного дела? Тогда ничего не попишешь – конфликт приоритетов.
Как бы то ни было, Йоси Коэн не ошибся: аудиенция согласована, хоть и время из ряда вон – 23.00. Место встречи: резиденция премьера.
Время хоть и не лунатиков, но первых сновидений. Между тем премьер достаточно собран, хоть и перечитывает справку «Моссада», притом что, судя по мимике, суть темы изначально ухватил.
– Слушай, Йоси, – вдруг обращается к гостю премьер, остановившись при новом прочтении на середине. – Такое впечатление, ты у нас только на полставки: не нашел времени о необычном, если не исключительном событии, да еще двухмесячной давности, главе правительства, своему работодателю, сообщить. Или не нашел нужным, отрабатывая по второму месту занятости – в Лэнгли? Почему-то кажется, это не перехлест…
– Так сразу с налету не объяснишь… – смутился директор.
– Зайдем, давай, с другой стороны, – предложил Нетаньяху. – Твоя должность, она какая: управленческая, распорядителя сметы, зав по кадрам? Для экономии времени отвечу за тебя: она политическая. В первую голову ты политик, оценивающий события и процессы, в которые Израиль вовлечен. От твоей и моей прозорливости, политического нюха и аналитики зависят судьбы страны. Скажи теперь, как можно было столь нестандартное дело, от которого за километр тянет интригой большой политики, отдать на откуп исполнителям? Да и был ли ты в курсе, когда Лэнгли стал напрягать низовые звенья Конторы?..
– Был, – буркнул Йоси Коэн.
– Тогда, где были твои мозги и цеховая квалификация, обошедшаяся Конторе уйму денег, чтобы, во-первых, не навязать американцам равноправное партнерство, во-вторых, прохлопать главное: Кремль, которому по предварительной оценке Лэнгли понадобился наш парень, это не бюро переводов и не группа референтов, и не подразделение охраны, а один-единственный человек, с той инстанцией ассоциируемый. Имя ему российский президент. В этой институции никого с правом голоса больше нет, не считая совещательного! То есть, иностранный поданный в качестве техперсонала Кремля, это оксюморон! А прорва кэша, стравленная на разработку Куршина, почему не отозвалась сиреной в твоей голове?!
– Да сами американцы до конца не понимали, о чем речь, сплошные предположения. Или, скорее всего, преднамеренно путали… – принялся отбиваться директор.
– Когда разведчик небезуспешно дурит своего коллегу, да еще в статусе союзника, из них кто-то лишний. Однозначно! – поставил диагноз премьер.
– Подожди, Биби, из разряда непоправимого – что произошло? – структурировал проблему директор. – В чем трагедия? Пока одни плюсы, а если поторговаться, то улов можно удвоить!
– Согласен, в общем, проблемы нет, – откликнулся Нетаньяху после паузы снисходительного созерцания. – Если не считать потерянных месяцев и лишних уступок, которых я мог русским не делать. По крайней мере, в той расфасовке, которую я допустил.
– Хорошо, как быть? – призвал перейти от нотаций к делу главный разведчик страны.
– Что еще, поверх этой выжимки из дела? – ушел от ответа премьер.
– Хватает, – поторопился заверить директор. – Справка писалась утром, с тех пор высветилось многое. Главное открытие: похоже, янки предвидели такой поворот дела – запрос русских о Куршине, приняв в расчет наше плотное сотрудничество с СВР последних лет. Потому и скрыли от нас слежку за его сыном и подругой, наняв наших частников, которые, установлено, ни сном ни духом не ведали, кто истинный заказчик. Мы же денежные переводы отследили… Спросишь: «Близкие-то им зачем?» Отвечу: они пусть гипотетическая, но единственная ниточка к объекту. Он же растворился – ни одного контакта за полтора месяца.
– Не понял. Он, вообще, где? – потребовал разъяснений Нетаньяху.
– Видишь ли, – вводил в курс дела директор, – с кейсом Куршина мы разобрались только сегодня, пусть в самых общих чертах. В немалой степени благодаря тебе, Биби. Прежде – только на подхвате у Лэнгли, особо не вникая в суть. Первый звонок – запрос немецкой контрразведки в нашу прокуратуру, автоматически переадресованный в ШАБАК. Те же, скорее для порядка, снеслись с нами. Мы, в свою очередь, с Лэнгли, инициаторами разработки, как оказалось, об аресте узнавшие от нас. После чего американцы замолчали, будто потеряв к мероприятию интерес. Что в Берлине с Куршиным на самом деле произошло – поле для домыслов и спекуляций. Жаль времени… Интереснее итог. Спустя пять суток Алекс Куршин и трое его подельников на свободе, выпущены за недостаточностью улик. Те же, что изложены в запросе к нам, судом при апелляции чудодейственно отвергнуты как юридически ничтожные. Спустя сутки Куршин в аэропорту «Шонефельд», где за наличные приобретает билет в один конец в Москву. Ближайшим рейсом вылетает. Просмотрев записи немецкой видеосъемки, мы немало удивились: вылетел без всякого сопровождения в полном согласии с самим с собой. Дальше – больше. В «Шереметьево» Куршина стопорят, ссылаясь на запрет трехлетней давности, наложенный их департаментом цензуры. Перед высылкой сутки в камере. Препровожден к точке посадки на берлинский рейс, минует ворота и в кишке растворяется. В Москве регистрировались 243 пассажира, тютелька в тютельку минули границу в «Шонефельд». Только Алекса Куршина среди прибывших не
